За это, Лука Федотович и Лукерья Спиридоновна, вам надлежит сегодня держать ответ. Ответственность бывает разной, вплоть до уголовной…
На ходу поправляя кожаную куртку, на трибуну вышел Евгений Степанович Балашов, секретарь партийной организации автоколонны, где работал Иван Карташев. Он приехал на суд сразу после работы. Как и другие выступающие, он сказал, что поступок Лукерьи Спиридоновны и Луки Федотовича Карташевых вызывает презрение и гнев.
— Мы сурово осуждаем всякое проявление старорежимных порядков. И молодую семью мы в обиду не дадим. Семья — это наше государственное дело. И тот, кто пытается разрушить семью, должен отвечать по законам нашего Советского государства.
Многие выступили в тот вечер. Но ни один человек не стал защищать Лукерью Спиридоновну и Луку Федотовича. Сами они, понурив головы, ничего не могли сказать в свое оправдание.
Товарищеский суд решил предупредить Карташевых об уголовной ответственности, если они еще позволят самоуправные действия и будут продолжать гнусные попытки выселить семью сына.
Перед окончанием заседания Николай Павлович сказал:
— Лукерья Спиридоновна и Лука Федотович! Товарищеский суд предупредил вас не только потому, что вы отравляли жизнь семьи сына и окружающих людей, но и ради вас самих. Наше решение преследует одну цель — помочь вам. Трудно будет, приходите за советом и поддержкой. Но никто не поддержит вас, если вы будете провоцировать в семье скандалы и мешать нормально работать и жить семье сына.
Мне пришлось присутствовать на этом суде. Суд был суровый, нелицеприятный. Трудно было сначала представить, как он пройдет, достигнет ли своей цели. Но все сомнения рассеялись, когда мы увидели удалявшуюся с общественного суда семью Карташевых.
Сначала все шли молча. Каждый из них нес в себе свою тяжелую думку.
Марии вспомнились слова мужа: «Народ у нас на Урале хороший!» Да, он прав. Люди, действительно, хорошие, в обиду не дадут. Но ей было ужасно стыдно и неловко за стариков, за Ивана, за себя. Она хотела побороть в себе это чувство и не могла найти повод, как заговорить с родителями мужа, не подать вида, что сердится на них.
Иван, понимая ее состояние, взял ее под руку и вслух проговорил:
— Маша, у тебя ведь завтра день рождения! Давай отпразднуем его в парке. Как раз воскресенье, молодежное гулянье…
Родители молча шли рядом. Они поглядывали на младшего внука, которого крепко прижала к себе и поцеловала Мария.
Смышленый Саша, услышав разговор отца с матерью, тут же подбежал к деду с бабкой. Он обхватил их на ходу руками:
— Бабуся, деда! И мы ведь тоже с ними пойдем вместе, правда? Ну пойдем, ладно? — теребил их Саша.
— Ну пойдем, пойдем, успокойся, — улыбнувшись, дал слово дедушка. Он был рад, что внук отвлек его от гнетущих мыслей. Ему было стыдно перед снохой и сыном за все происшедшее. — Только сами себя опозорили, — проговорил он тихо, обращаясь к Лукерье.
— Ну ладно, хватит об этом, — прервала она. — Думаешь, я не понимаю, что мы с тобой, два старых дурака, наделали?! Теперь вот и гадай, как от худой славы избавиться.
— Бабуся! Мы пойдем с мамой, и с папой, и с дедой? Пойдем ведь? Ведь вы хорошие… Я тоже хороший. Я всегда буду слушаться, — не унимался внук.
Лукерья Спиридоновна с Лукой Федотовичем взяли белокурого Сашу за руки. Затем, уступив дорогу Ивану с Марией, последовали за ними в дом.
Зайдя в дом, Лукерья тут же распахнула окна. Свежий весенний воздух, раздувая оконные шторы, сквознячком обдал всю квартиру. Ароматно запахло распустившейся сиренью.
Охваченный чувством радости, Иван подошел к Марии, обнял ее за плечи. Счастливые, они улыбались, прислушиваясь к звукам полюбившейся им обоим песни о Челябинске.
К. НИКИТИН