Задумавшись, Голутвин не обращал ни на кого внимания. Поэтому на чей-то голос: «Здравствуйте, дядя!» — повернул голову машинально, не принимая приветствия в свой адрес. Но, узнав Юру, сразу вернулся к действительности и подошел к мальчику.
— А, это ты, Юра! Здравствуй! Пришел? — Голутвин посмотрел на яркий красный галстук, четко выделявшийся на белом воротничке, и затем, что-то вспомнив, быстро спросил: — А ты сможешь узнать тех дяденек, которые прятали ворованный пиджак?
— Конечно, смогу! — в голосе мальчика послышалось удивление, отчего Голутвин невольно улыбнулся.
— Ты не удивляйся!
— А я пришел к вам с Марией Николаевной.
Только теперь Голутвин обратил внимание на молодую женщину с миловидным лицом. На ней было белое платье с вышивкой на низеньком стоячем воротнике, рукавах и груди.
— Прошу меня извинить, — сказала Мария Николаевна, и легкий румянец появился на ее смуглых щеках. — Я классный руководитель. Вчера целый день Юра настойчиво требовал, чтобы я пошла вместе с ним в милицию, и говорил, что так нужно. Я его спрашивала, может быть, он не так понял, может быть, нужно с мамой или папой, но он твердо заявляет, что нужно только с учительницей. И вот я… Вообще я пришла узнать, в чем дело. Юра дисциплинированный мальчик, отличник учебы и один из организаторов тимуровской команды в школе. Я просто затрудняюсь что-либо предположить.
— Ничего страшного! Юра действительно прекрасный мальчик. Да что мы остановились посреди улицы? Пройдемте ко мне в кабинет!
Они вошли в отделение милиции.
— Дежурный! — крикнул Голутвин. — Приготовьте опознание Камина в кабинете Миронова. Скажите, что я его прошу об этом! Заходите сюда! — обратился он к Марии Николаевне и Юре, открывая свой кабинет.
— Дело в том, Мария Николаевна, что Юра был очевидцем некоторых событий. И вот он нам сейчас все, что видел, расскажет. А поскольку он еще мал, то его допрос полагается проводить в присутствии педагога. Ну, Юра, рассказывай! Только с самого начала, по порядку!
Показав жестом Марии Николаевне на диван, а Юре на стул около дивана, Голутвин сел за стол.
— Мы с Вовиком, моим братом, играли около дома, который строится рядом с нашей школой, — быстро начал он, усевшись на стул. — Вдруг видим, двое дяденек заходят на стройку и несут с собой пиджак. Один из них еще прятал этот пиджак под свой. На нас заругались и развалили кирпичи, которые мы складывали. Зашли в дом, потом вышли оттуда уже без пиджака.
— Так, Юра, хорошо. Скажи, как были одеты они и у кого из них был этот пиджак?
— Один был в черном костюме, а другой в коричневом. А пиджак нес тот, который был в черном костюме.
— Очень хорошо. Так ты говоришь, что узнаешь их?
— Конечно, узнаю! Я их хорошо запомнил. А знаете, что рассказывал Никифор Пантелеевич? Он говорил, что в тот день, перед тем, как мы с вами нашли пиджак, во дворе нашей школы какие-то двое дяденек разбили голову одному пьяному до крови!
Голутвин, который в это время записывал показания Юры в протокол, рассеянно произнес:
— Да? Пьяные, говоришь, подрались?
Дверь кабинета открылась.
— Товарищ лейтенант! Для опознания все готово! — произнес вошедший милиционер.
— Пойдемте, Мария Николаевна! Ну, Юра, сейчас мы тебе покажем несколько человек, и ты скажешь, есть ли среди них кто-нибудь из тех, кто прятал пиджак на стройке!
В небольшом кабинете, куда они зашли, было людно. Миронов, плотный мужчина с редкими волосами на голове и большими залысинами, и еще двое граждан, сидевших около его стола, закуривали. Напротив них, вдоль стены, лицом к ней, стояли три человека.
— Всем повернуться ко мне! — приказал Голутвин, обращаясь к стоящим у стены.
Они повернулись.
— Юра, узнаешь кого-нибудь из этих дяденек?
— Узнаю вот этого, который в середине стоит, — сказал Юра, показывая на Камина.
Камин передернул плечами. Презрительная улыбка скользнула по его тонким губам.
— Где ты его видел?
— На стройке около нашей школы. Он и еще один дяденька спрятали пиджак в подвале дома, который строится. Только пиджак нес не этот, а другой, в черном костюме! А этот был в коричневом костюме!
— А почему ты думаешь, что был именно этот дяденька? Как ты его запомнил?
— Очень просто. У него нет ногтя на большом пальце и зуб золотой. Когда он развалил кирпичи и заругался, я заметил, что у него зуб золотой.
— Цыпленок! Замолчи сейчас же, а то я тебе уши пообрываю! Кого ты узнаешь? Ты меня ни разу не видел! — закричал Камин, кривя губы.
— И правда, зуб золотой, — голос одного из понятых, который сидел ближе к Миронову, прозвучал радостно-изумленно, когда он увидел во рту Камина коронку.
Камин повернул голову в его сторону и что-то хотел сказать.
— Фикса, — не давая Камину говорить, флегматично произнес Миронов.
Камин вновь посмотрел на Юру.
— Щенок! Драть тебя некому! — несколько остыв, прошипел он, подавленный репликами о зубе.
— Я не щенок и не цыпленок, а тимуровец! — гневно сказал Юра. — А вы вор! Вот вы кто! И вас в тюрьму посадить надо!
— Хорошо, Юра! Хватит! Камин, покажите левую руку!
— Нету ногтя. Все правильно, — раздраженно произнес Камин, нехотя протягивая руку.
— Подтверждаете ли вы показания свидетеля?
— Подтверждаю частично. Был пиджак, но взял его не я, а Акшинцев, но когда, я не видел. И нес его он, а я никакого отношения к краже не имею.
— Где деньги, которые были в кармане пиджака?
— Какие еще деньги? Не пришьете невиновному, гражданин начальник.
— Обыкновенные. Сорок два рубля.
— Не знаю, не видел.
— Миронов, уведи его. Пусть подумает хорошенько. Подготовь там у меня опознание Акшинцева.
— Пошли! — Миронов встал, положил недокуренную папироску в пепельницу и показал Камину на дверь.
— Вы уж извините нас, товарищи, — обратился Голутвин к двум парням, между которыми до этого стоял Камин, — если мы вам доставили несколько неприятных минут.
— Ничего, ничего, бывает. Если нужно, то нужно, — спокойно отозвался один из них. — Мы можем идти?
— Пожалуйста!
Они пошли к выходу и, пропустив в кабинет стройную девушку в милицейской форме, вышли. Это была секретарь отделения милиции. Бегло взглянув на выходивших из кабинета парней, она направилась к Голутвину.
— Получите справки на Камина и Акшинцева, — сказала она, подавая Голутвину несколько листков бумаги.
— Что и надо было ожидать! — воскликнул Голутвин, читая один из листков. — Недаром он назвал меня «гражданином начальником». — Миронов! — обратился Голутвин к вошедшему. — Ты смотри! Камин уже имеет две судимости за кражи!
Миронов кивнул.
— А ты знаешь, что сейчас произошло? — спросил он Голутвина, потирая ладонью залысину. — Веду я Камина по коридору, а навстречу усатый старик в широкой кепке с толстым козырьком и с палкой в руках. Вначале спросил тебя, а потом глянул на Камина, усами задвигал, заволновался, палкой начал преграждать ему путь и говорит мне: «Вот он! Не отпускайте его! Он в кровь разбил голову одному парню на моих глазах, да притом гитарой, аж только щепы от нее остались!» Я успокоил старика, а Камин закрыл лицо рукой, согнулся и трусцой побежал в камеру.
— Ясно, это Никифор Пантелеевич. Итак, звенья одной цепи соединяются воедино. Пошли, товарищи, в мой кабинет. Сейчас проведем опознание Акшинцев а, и будет еще одно звено общей цепи. А потом старик, я чувствую, замкнет эту цепь.
«Похоже, я опять недооценил слова Юры о драке пьяных. Поторопился, не обратил на них внимания», — подумал он, опустив голову и выходя вслед за всеми.
— А среди вот этих дяденек не узнаешь, Юра, никого? — обратился Голутвин к Юре, показывая на стоящих около окна мужчин, с любопытством смотревших на входящих.
— Узнаю вот этого, который ближе всех к окну стоит. Это он заходил с тем вором на стройку и нес пиджак.
— Назовите свою фамилию! — обратился Голутвин к тому гражданину, на которого показал Юра, — чтобы вас знали понятые!
— Акшинцев.
— Спасибо, Юра. И вам спасибо, Мария Николаевна. Вы с Юрой можете идти!
Учительница и школьник вышли.
— Ничего я не знаю, не помню, — голос Акшинцева задрожал. Он опустил голову и сделался еще щуплее.
— А ваш дружок Камин в присутствии этих же понятых заявил, что вы украли пиджак!
— Совершенно верно! — отозвался понятой, который все изумлялся при опознании Камина.
Акшинцев поднял голову и недоверчиво посмотрел на него.
— Дежурный! Приведите Камина! — крикнул Голутвин, открыв дверь в коридор.
— Так кто же украл пиджак с деньгами? Вы или Акшинцев или, может быть, сообща? — обратился он к вошедшему Камину.
Камин был хмур. Он уже не бросал презрительных взглядов на окружающих. Длиннополый, широкий пиджак его висел на нем, как на вешалке.
— Он украл, а когда, я не видел.
— Врешь! — закричал Акшинцев. — Я не воровал! Ты сам открыл шкаф и достал пиджак! Я в это время на улицу выходил! Ты догнал меня и стал совать пиджак в руки! Я не брал его у тебя! Это подло — воровать! Ты еще облаял меня! Я никогда не воровал, это ты замутил мне голову! Мне теперь стыдно людям в глаза смотреть! Теперь я понял, кто ты! Дурак я был! Меня топишь, а сам хочешь выйти сухим! Не выйдет!
— Я говорю правду. Украл Акшинцев, а я никакого отношения к краже не имею, — перебивая Акшинцева, произнес Камин.
— Неправда! Неправда! Не верьте ему! Любка подтвердит, что он украл! — исступленно закричал Акшинцев, делая шаг вперед и поднимая к груди дрожащие руки.
Он, очевидно, понял, что вот сейчас в этом кабинете решается его судьба. Действительно, осознав всю мерзость происшедшего, он уже не мог молчать.
— Спокойно, Акшинцев! Какая Любка? — подходя к нему, спросил Голутвин, чувствуя, что развязка уже наступила.
— Серикова Любка! Живет в том же бараке, что и Камин!
— Дежурный! — Голутвин выглянул в коридор. — Уведите Камина. А ты, Миронов, будь другом, сходи за Сериковой! Я тебе тоже помогу по любому делу!