Голутвин вывел Акшинцева и, вернувшись обратно, допросил Никифора Пантелеевича Сапрыкина. Никифор Пантелеевич рассказал следующее: за несколько минут до того, как Юра сообщил о краже, во дворе школы двое парней избили сильно пьяного человека. Били гитарой, да так, что она сломалась. А сейчас в коридоре он встретил того парня, который бил пьяного гитарой.
После допроса Сапрыкина Голутвин привел в порядок материалы дела, ожидая Серикову. Наконец она пришла. Это была худенькая девушка с большими глазами, в которых было тревожное ожидание. Слегка подкрашенные губы девушки напоминали безжизненные губы куклы. Ворот платья скрепляла маленькая брошка.
Девушка, развернув носовой платок, положила на стол пачку свернутых пополам десятирублевых бумажек и осторожно села на диван напротив.
Яркая краска залила лицо Голутвина, он хотел закричать на Серикову, но, увидев написанное зеленым карандашом на белом поле верхней купюры — «Смолкину», — облегченно вздохнул.
— Эти деньги дал мне Камин и попросил спрятать их, — быстро заговорила она. — Он похвастался, что украл пиджак в поликлинике, а что это за деньги, не сказал. Я хотела еще вчера прийти, но как-то не решалась. Я здесь ни при чем. Я раньше один раз заходила в милицию и говорила дежурному, что Камин, наверно, ворует. Но дежурный сказал, что нужны факты, а не предположения…
После окончания допроса Голутвин доложил начальнику отделения милиции о собранных по делу доказательствах.
— Закрепляйте признания Акшинцева и Камина. Теперь давайте решим, стоит ли брать под арест Акшинцева до суда. Потерянный ли он человек?..
— Я думаю, что не стоит, — быстро отозвался Голутвин. — Быть участником кражи его, по сути дела, принудил Камин. Но теперь чувствуется, в Акшинцеве наступил перелом, и он никогда больше не допустит подобных поступков. Но наказать Акшинцева, разумеется, нужно!
— Правильно, Голутвин! — моложавое лицо Лукашева просветлело и стало еще моложе. — Возьмите с Акшинцева подписку о невыезде и освободите до суда. Но обязательно вначале приведите его ко мне, я поговорю с ним.
— Слушаюсь!
Лукашев невольно улыбнулся, глядя на стройную фигуру лейтенанта, выходившего из кабинета.
На следующий день, когда Голутвин подшивал все бумаги уголовного дела, раздался телефонный звонок.
— Слушаю! А-а-а! Мария Николаевна? Очень приятно! Сразу узнал. Что? Завтра пионерский сбор? И главный «виновник» — Юра?! Правильно! Он меня тоже кое-чему научил! Одобряю очень! Мне? Хорошо! Обязательно приду! Я же, Мария Николаевна, сам старый тимуровец! Да, был в свое время! Еще бы! Буду у вас на пионерском сборе обязательно!
И если бы на другой день»вечером начальник отделения милиции зашел в школу, то увидел бы сидящих в физкультурном зале пионеров, которые, затаив дыхание, с горящими глазами слушали лейтенанта.
Г. ФИЛИМОНОВ
Отцовский подарок
Жил Володька, как все мальчишки. После школы играл в футбол, ходил в кино, читал книжки про войну и втайне мечтал стать моряком.
Только отцу мог он открыть свой секрет. Разве мать поймет? Начнет ворчать: «У всех дети, как дети, а этот что-нибудь да придумает… Море ему надо!» Нет, тут нужен мужской совет, настоящий разговор. Но отца нет. После фронта не вернулся домой, уехал во Львов.
Мать хранила его портрет, а по ночам, думая, что сын спит, плакала. Володька не плакал. Он по-своему тосковал об отце: во сне ходил с ним на охоту, сидел у костра, переплывал реку.
Отец платил алименты, иногда присылал поздравительные телеграммы, А однажды проездом попал в Челябинск, побывал у сына и подарил ему привезенный с фронта немецкий пистолет.
— Не забывай, сынок, береги отцовский подарок!
О подарке отца на второй день узнали все соседские мальчишки. Один из них, Юровин, попросил показать пистолет своему приятелю.
— Выдумал тоже! — возразил Володька.
— Так он же взрослый, заслуженный человек! Он настоящий капитан! У него два ордена, а медалей сколько, если бы ты видел! Он не важничает, как все взрослые, а дает закурить. Меня даже в ресторан водил. Пирожными я обожрался! Три дня живот болел! А денег у капитана — куры не клюют. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?
Володьке очень хотелось познакомиться с таким человеком, но он стеснялся. Капитан же, узнав, что у него есть настоящий пистолет, сам предложил дружбу, назвав Володьку «настоящим парнем». Так мальчишку еще никто не называл. «Лучше бы, конечно, если бы отец услышал, что такой заслуженный герой считает меня «настоящим парнем», — подумал он. Правда, есть выход — можно отцу написать об этом. И целый вечер он сочинял письмо, то и дело заглядывая в орфографический словарь.
Отправить письмо не удалось, так как отец забыл, видно, оставить адрес. Это возмутило парнишку:
— Ну ладно, сменял нас с тобой на какую-то Фыру Ивановну рыжую! А адрес-то мог оставить?! — жаловался он матери.
— Да ты, сынок, не огорчайся! Идем ужинать! А завтра запросим адресный стол и узнаем адрес.
— Так когда он получит?
— Недели через две, — прикинула мать.
…Однажды летом, когда Володя, лежа в кровати, перечитывал Жюля Верна, в дом ввалилась целая ватага ребят — все они проживали по соседству.
— Через час отправляется поезд на Дальний Восток. Раздумывать некогда. Хочешь поступить в морское училище, собирайся! Только на всякий случай возьми пистолет и аккордеон! — скомандовал Юровин.
Володька растерялся.
— Пошли, ребята! — сказал кто-то из компании. — Это же маменькин сынок! Разве он поедет? Его же мамочка не пустит!
Все захохотали и направились к двери. Кровь бросилась Володьке в лицо. Это он-то маменькин сынок?! Да его сам капитан назвал «настоящим парнем»! Нет, он еще докажет им всем, какой он на самом деле смелый и решительный, и смеяться над собой не позволит.
Он положил пистолет в карман, достал со шкафа аккордеон, разбил копилку, набив мелочью полные карманы, и побежал догонять ребят.
Его вопрос, сколько стоит билет на Дальний Восток, вновь рассмешил всех.
— На что нам такая роскошь? Залезем в товарняк — доберемся, не спеша, — пояснил Юровин.
В товарный поезд вскочили почти на ходу. Пока Володька старался поудобней улечься на уголь, кто-то из ребят успел в одном из вагонов выкрасть пять меховых телогреек.
Мелькали станции, озера, реки. Неожиданно на маленьком полустанке раздался голос:
— Эй, кто там, слезайте!
Все притихли.
— Ваши документы! — настаивал милиционер.
Юровин огрызнулся:
— Паспортов мы еще не получили.
— А ну, слезай! Все, все слезайте! Ишь вы, путешественники беспаспортные! Телогреечки захватите с собой! Как инкубаторные, у всех одинаковые.
— А они не наши. Здесь они лежали, в вагоне, — соврал старший из парней.
— Там разберемся, кто их вам под бочок положил…
Все потом произошло, как во сне. Когда их вели в милицию, двое набросились на сотрудника милиции, отобрали пистолет, выстрелом ранили его в ногу, а сами кинулись в лес. За ними побежали остальные.
Три дня скрывались они в лесу, питаясь, чем придется, а потом решили добираться пешком до Челябинска. Шли по путям. На разъезде их ждала засада. Троих задержали, а Юровин и Володька, отстреливаясь, снова убежали в лес.
Костра не зажигали, боялись, что их могут обнаружить. Спали ночью в шалаше, прижавшись друг к другу. Вот тогда и рассказал ему Юровин под большим секретом, что капитан вовсе не капитан и никакой он не заслуженный, что ордена и медали у него краденые, что с ним не один грабеж совершили ребята. Тогда же сообщил он, что есть такая статья в уголовном кодексе, когда все бандиты отвечают в банде друг за друга.
— Вот ты и я были с бандитами, спали на краденой телогрейке, отстреливались, бежали от милиции. Мы с тобой тоже бандитами стали. И никуда теперь не деться. Нам с тобой, как и капитану, грозит расстрел, — объяснил дружок.
Володьке хотелось кричать, что он не такой, что он не бандит. Но кричать было бесполезно. Здесь, в лесу, его мог услышать только Юровин.
Через несколько дней, в дождливую ветреную ночь, усталый, голодный и оборванный, постучал Володька в окно родного дома. Мать, не спросив, кто, сразу открыла дверь, будто не спала, а специально ждала сына.
Пока горели в печи его лохмотья и грелась вода для мытья, он жадно ел гречневую кашу. Всю ночь сидела у кровати сына мать. Он рассказал все — как бежал, как стрелял в воздух, как на станции продали аккордеон и, наконец, то, что узнал в лесу о Юровине и «капитане».
— Завтра эти бандиты придут за мной. Я теперь у них в руках. Что мне делать, мама? Что делать?
— Спи! Завтра решим. Я пойду пистолет в реку брошу, пока темно. Додумался, подлец, подарочек такой мальчишке подарить.
Утром в окно постучали. Сквозь сон Володька слышал, как мать громко говорила кому-то, что сына нет дома, что его на «скорой помощи» увезли в больницу, а в какую, она сама еще не знает.
Пока Володька спал в закрытой на замке квартире, мать первый раз в жизни стояла на толкучке, продавая все, что можно было унести из дома в двух чемоданах. За полцены ушли два ее пальто, часы, платья и даже чемоданы. Лихорадочно работал мозг. Только бы успеть, только бы не дать сыну встретиться с бандитами. Спасти, спасти, спасти — стучало в мозгу. К вечеру с билетом в кармане я двумя стами рублей пришла она домой.
— Вставай, сынок, скоро отходит поезд. Поедешь к отцу во Львов. В адресном столе узнаешь адрес. Вот, я записала все об отце, где и когда родился, место рождения. Пусть он тебя в морское училище устроит или к кому-нибудь из родни пошлет. Да скажи ему от меня спасибо за подарочек. А я отсюда тоже уеду. Ты мне писем не пиши. Перехватят письмо — и узнают, где ты, — тихо говорила мать, хотя в комнате, кроме них, никого не было.
…Отец встретил сына неприветливо: