— И что же, вид из окон Башни из Слоновой Кости перестал быть таким привлекательным? — Съязвил Дима.
— О, ты смотрел «Бесконечную Историю»? — Джессика улыбнулась открыто и непосредственно, совсем по-детски.
— Читал, — холодно ответил Дима, — фильм заканчивается на половине истории.
— Ну, на то она и бесконечная, — ответила Джессика, — как бы то ни было, зная эту книгу, ты легко поймешь нужную аналогию. Ты, Димочка — это ничто, которое съедает нашу страну — фантазию.
— Объясни, — потребовал Дима, хотя ни в каких объяснениях уже не нуждался. «Не одна ты можешь рассчитывать на «Оскара», — мстительно думал он.
Джессика зарядила долгую песню о коллективном разуме будущего; о том, как важно, чтобы мнение всех составляющих его сознаний совпадало. Конечно, она умолчала о самых неприятных моментах — вроде уничтожающихся двойников, если кто-то из них вдруг становился несогласным.
За этим долгим рассказом они подошли к огромным руинам, лежащим на берегу. Эти ржавые конструкции оказались крупнее и выше, чем это виделось со стороны. Хитросплетения ржавых балок смыкались над головой на головокружительной высоте. Дима старался их не разглядывать — было в них что-то ужасно неправильное. Нелогичное. Все линии этих сооружении словно бы кричали о своей абсолютной чуждости человеческому разуму, а то и самому мирозданию.
— Где это мы? — Спросил Дима, воспользовавшись секундной паузой в монологе Джессики.
— О! — Ответила она, словно бы спохватившись, — помнишь я рассказывала о нашем эксперименте в НИИ? Так вот — это место, это планета — то, что вполне могло бы случиться с нашей Землей, не остановись мы вовремя.
— Мертвая эволюция? — Уточнил Дима — Жизнь механизмов?
— Скорее, это альтернативный способ самоорганизации материи. Описывая его, сложно оперировать привычными нам аналогиями, — Джессика покачала головой, — но я привела тебя сюда не для этого.
— Для чего же? — Дима остановился, с отвращением разглядывая очередную изогнутую под немыслимым углом опору, — чтобы свести меня с ума? Раз уж не получилось стереть память?
— У нас была такая мысль, — усмехнулась Джессика, — слишком сложно и ненадежно.
— У вас там работают великие гуманисты, да? — Иронически заметил Дима, — как бы еще наказать мальчишку, который всего-то хотел немного приключений. — Сказав это, Дима опустил глаза; откуда-то вдруг появились непрошенные слезы.
— Помнишь про Ничто, которое уничтожает Фантазию? — Ответила Джессика, — впрочем, мы не об этом, — продолжала она, сделав вид, что не заметила слез, — эти конструкции — альтернативный путь развития здешней цивилизации. В какой-то момент одна из ветвей здешних организмов решила, что конкуренция и борьба с другими видами вовсе не нужны для воспроизводства информации.
— Судя по масштабам, они добились успеха, — заметил Дима.
— Да, — кивнула Джессика, — на какое-то время. Возможно, даже на пару миллионов лет. Но, как видишь — они все-таки вымерли.
— Почему?
— Мы можем только предполагать, — пожала плечами Джессика, — самое вероятное — их уничтожила другая ветвь псевдо-организмов, просто перекрыв доступ к энергии.
— Но зачем? — Удивился Дима.
— Ты только что задал самый главный вопрос в нашей вселенной, — улыбнулась Джессика, — и каждый самостоятельно находит на него ответ. Вот только для того, чтобы искать этот ответ, нужно как минимум существовать, верно? А мы свое существование стремительно прекращаем, Димочка. Потому что когда-то далеко в будущем твоя информационная тень решает, что игра не стоит свеч.
— Некорректное сравнение, — заметил Дима, — я знаю эту идиому. Она про низкие ставки за игровым столом. А сейчас ставки высоки, как никогда, верно?
— Туше! — Ответила Джессика.
— Говори, что хотела предложить, — сказал Дима твердым голосом, разглядывая хитросплетения ржавых балок. Слезы ушли, а вместе с ними — и странное отвращение к этим порождениям чуждого разума.
— Мы не смогли разобраться, какое именно событие привело к тому… — Джессика запнулась, — к чему привело. Возможно, это поступок твоей матери. Ее безумие. Это казалось нам самым вероятным. Или тот эпизод с вакуумной камерой — когда ты понял, что в принципе способен на убийство… Любой из этих эпизодов можно было бы скорректировать с помощью хорошей психотерапии, с вероятностью до восьмидесяти процентов. Что непозволительно мало в нашей ситуации, как ты понимаешь.
«Или что парень рос с чужим отцом, — подумал про себя Дима, — ну же, Джесс. Давай чуть больше правды, чтобы я купился».
— Но что совершенно точно — ты подсознательно считаешь наш мир фундаментально несправедливым, и чересчур жестоким, — продолжала Джессика.
«Как будто бы это не так!» — подумал Дима, но вслух ответил:
— Знаешь. Если честно — думаю, так считают все мало-мальски думающие люди, — он пожал плечами.
— Верно, — кивнула Джессика, — но они убеждены, что жизнь все равно стоит страданий. А ты по каким-то причинам ни во что ни ставишь ни свою жизнь, ни жизни других людей.
«Ага, — мысленно кивнул Дима, — теперь вместо правды будем скармливать чувство вины».
— И знаешь, — продолжала она, — в этом ты, пожалуй, приближаешься к посвященным. Понимаешь, мы ведь руководствуемся, прежде всего, разумом. Мы не бездумные маньяки. Конечно же, нам тоже хотелось бы получить все и сразу — и работающую информационную машину, способную генерировать все сущее, и поменьше страданий при этом. Но не получается это. По крайней мере, пока.
— Пока? — Переспросил Дима, принимая ее правила игры.
— Пока, — кивнула Джессика, — мы работаем над тем, чтобы все изменить. Удивлен?
— Не слишком, — Дима пожал плечами, и подумал: «Вот сейчас главное не переиграть. Она может почуять!» — иначе вам нечего было бы мне предложить, так?
— А ты умен! — Сказала Джессика, скользнув по его лицу внимательным взглядом.
«Кажется, купилась», — подумал Дима.
— Спасибо, — кивнул он, — может, расскажешь, что там и к чему?
— Мы изолировали сектор пространства, отделили его от остальной Вселенной для чистоты эксперимента, — начала Джессика.
«Ага, ага, — мысленно иронизировал Дима, — никаких черных дыр! Только складки пространства!»
— Цивилизация там развивается на принципиально иных принципах, Дима. Сотрудничество вместо поглощения. Развитая эмпатия вместо хищничества. Критерии отбора информации там принципиально другие, там нет страданий, там нет смерти в нашем понимании этого слова.
— А не в нашем? — Дима рискнул вставить реплику, чтобы не выглядеть совсем уж подозрительно покладисто, хоть его уже и начал утомлять этот бесплодный разговор — ловушка.
— У них есть что-то вроде добровольного перерождения, — пожала плечами Джессика, — многие через это проходят. Это как вариант оптимизации информационной структуры, но у них вызывает некие чувства даже такой вид трансформации.
— Звучит прямо как рай, — Дима изобразил грустную ухмылку.
— Это и есть рай, — пожала плечами Джессика, — в истинном, ветхозаветном смысле. Там лев возлежит рядом с агнцем.
— Я согласен, — Дима неожиданно для себя самого пошел ва-банк в этой игре.
— Что? — Переспросила Джессика, недоверчиво захлопав глазами.
— Я согласен на рай, — повторил Дима, — давай только вернемся побыстрее, ребята домой хотят. У них родители с ума сходят.
Радиация
Они неслись по пустыне на странной двухколесной конструкции, отдаленно напоминающей мотоцикл. «Это наш транспорт для экстренной массовой эвакуации», — пояснила Джессика, когда они увидели этот агрегат впервые. Впрочем, солдату езда за рулем этого монстра явно доставляла удовольствие. Он сидел впереди, на одиночном сиденье — седле, расположенному по центру. За его спиной попарно располагались четыре кресла, оснащенные широкими пятиточечными ремнями. Сразу за креслами был огромный решетчатый багажник, сейчас пустующий. «А не для пленников ли это клетка предназначена на самом деле?» — Думала Тоня, когда усаживалась в одно из кресел. И все это покоилось на двух широких колесах огромного диаметра, расположенных спереди и сзади, на мотоциклетный манер. Когда эта конструкция останавливалась, платформа с сиденьями продолжала сохранять равновесие, твердо удерживаясь в горизонтальном положении. «Гироскопы, — догадался Дима, — вряд ли на серьезной электронике — иначе сгорели бы на тропе. Вот бы разобрать эту штуковину!»
Двигатель грохотал где-то под ногами, оставляя за спинами блеклый шлейф сизого дымка.
— Куда мы едем? — Решился спросить Дима после получаса езды по одинаковой ровной пустыне; для того, чтобы соседи слышали его слова — приходилось кричать. Прямое мысленное общение с Джессикой он благоразумно не использовал, — мне кажется, мы уже под прямой угрозой умереть со скуки!
Ему ответил Санек. Он поднял правую руку от руля, и указал куда-то чуть левее горизонта:
— Туда! — Ответил он, — там была древняя битва. Несколько выстрелов пучками антипротонов! Радиации до сих пор столько, что она смертельно опасна!
— Вы офигели что ли!?! — Закричала Тоня, — я вообще детей планирую в будущем!
«Не переживай, дорогая, — голос Джессики приятным контральто прозвучал в головах у ребят, — если что пойдет не так — тебя обязательно вылечат».
Тоня промолчала.
«Пижонка», — прокомментировал Барс спустя полминуты.
«Не уверен, что это слово можно говорить в женском роде», — ответил Дима.
«Все равно. Пижонка», — Барс поерзал в рюкзаке, который Дима повесил на грудь, с левой стороны, чтобы не придавить кота ремнями.
Они приближались к ущелью, которое рассекало на две неравные части высокое каменистое плато. Это ущелье было чем-то похоже на то, где они оказались, когда только прибыли в этот мир. Вот только его края были странно закруглёнными, и маслянисто поблескивали в свете солнца, уже перевалившему зенит.
«Димочка, на тропу нас поведут Саша и Мадейра, — сказала Джессика, когда под колесами вместо привычного песка захрустели потрескавшиеся черные стеклянистые плиты, — постарайся не думать о своем, это поможет скорее оказаться на месте».