В.: Как содействовать этому, не контролировать людей, но получить эти результаты?
Ю.: Нет, вся мотивация там — изменить всё в целом. Интересующий тебя вопрос «как» подразумевает изменение. Почему ты хочешь понять? Я не говорю, что тебе не следует понимать, но мотивация твоего понимания — в том, чтобы вызвать изменения. Это часть нашей культуры. Культура требует этого.
Понимаешь, здесь происходит постоянная борьба. Это борьба между тем, что пытается выразить себя по-своему, и культурой, мешающей этому. Возможно ли, есть ли какой-то способ для тебя избавиться или освободиться от мёртвой хватки этой самой культуры? Можешь ты сделать это путём какого-то волевого акта с твоей стороны? Ты ничего не можешь добиться своим хотением; это должно просто случиться. Вот почему я говорю, что оно беспричинно.
По-видимому, это происходило с некоторыми людьми в нашей истории. Каждый выражает эту уникальность по-своему, и это зависит от его окружения. Это выражение данного окружения. Но если такая штука должна произойти сегодня с любым человеком… Это должно происходить, так как природа время от времени своим собственным способом выдаёт некий цветок, законченный продукт человеческой эволюции. Законченный продукт человеческой эволюции не может быть использован как модель для создания другого такого же. Если она выдаёт один цветок, это всё, понимаешь; его нельзя сохранить. Ты не можешь законсервировать его аромат, потому что если ты его законсервируешь, он будет вонять. Эволюционный процесс, или движение (назови это как угодно), не заинтересован в использовании того, что он создал, как модели для дальнейшего творения; у него есть своё собственное творение.
Очень сложно ответить на вопрос, который ты задаёшь, потому что на него нет ответа. «Как» должно уйти — это единственный способ. «Как» должно уйти, потому что «как» подразумевает, что есть некий способ, некий метод, техника, будто есть нечто, что ты можешь сделать, чтобы вызвать это тотальное изменение твоей химии, эту алхимию. Но любой подобный метод побеждает свою цель. Когда ты оказываешься в ситуации, где невозможно найти ответ на этот вопрос, в этот момент может что-то произойти, в этот момент пусковой аппарат, который здесь есть, помогает запустить всё это. Когда вопрос «Как?», освобождённый от желания понять или вызвать изменение, остаётся там… То, что ты видишь, это мысль, а мысль — это в итоге вибрация. Она имеет встроенную атомную структуру: в этой мысли вкраплён атом. И когда эта мысль не может двигаться, когда она не может сделать никакого движения в каком-либо направлении, тогда с этой мыслью что-то должно произойти.
Есть только одна мысль: «Как?» Этот организм заинтересован в одном вопросе: «Как отбросить всё это рабство, как избавиться от удушающего влияния культуры?» Это единственный вопрос, который есть у этого организма — не в виде слова, не в виде мысли, — весь человеческий организм является этим вопросом. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. Это тот вопрос, который бьётся, пульсирует в каждой клетке, в самом мозге костей, пытаясь освободиться из этой мёртвой хватки. Это один вопрос, одна мысль. Это спаситель. Этот вопрос обнаруживает, что он не может найти ответ, что этот вопрос ничего не может сделать, и тогда он взрывается. Когда ему некуда двигаться, нет пространства, происходит «взрыв». Этот «взрыв» сродни ядерному взрыву. Он разбивает беспрерывность мысли.
На самом деле беспрерывности мысли не существует, так как мысли — это разорванные, изолированные вещи; но что-то их связывает. То, что вы называете «своим я», или «центром», иллюзорно. Я могу сказать, что оно иллюзорно, потому что именно знание, которое у вас есть о «своём я», создаёт «я», когда вы смотрите на себя. Так что все разговоры о «самопознании» или «знании своего я» не имеют для меня никакого смысла. Это всё находится в рамках знания. Оно само себя водит за хвост.
Так вот, эта беспрерывность заканчивается, и мысль попадает в свой естественный ритм. Тогда она не может связываться. Связь прерывается, и как только она прервалась, с ней покончено. Тогда мысль взрывается не однажды; каждый раз, когда возникает мысль, она взрывается. Это как ядерный взрыв, понимаешь, и он потрясает всё тело. Это нелегко; это конец человека — такое потрясение взрывает каждую клетку, каждый нерв твоего тела. Я тогда прошёл через ужасную физическую пытку. Не то чтобы ты испытывал этот «взрыв»; ты не можешь испытать «взрыв», но его последствия, «осадки», это то, что меняет всю химию тела. Тогда мысль больше не может связываться: постоянная потребность испытывать что-то прекращается.
В.: Есть ли кто-то или что-то, наблюдающее этот процесс?
Ю.: Этот кто-то, эта искусственная, иллюзорная идентичность разрушена. Тогда, понимаешь, и даже сейчас, тут нет никого, испытывающего чувства, думающего мысли, говорящего речи; это чистый и простой компьютер, функционирующий автоматически. Компьютер не интересуют ни твои вопросы, ни мои вопросы. Компьютер не интересуют попытки понять, как этот механизм работает, так что все эти вопросы, которые мы имеем в результате нашего логического и рационального мышления, больше не действительны; они потеряли свою значимость.
Итак, механизм работает автоматически, но с удивительной разумностью. Он знает, что хорошо для него. Не называйте это «божественным»; есть удивительная, чрезвычайная разумность, которая руководит механизмом человеческого тела, и она заинтересована в защите. Всё, что она делает, она делает для защиты его выживания — это всё, что её интересует.
Тогда очень важными становятся чувства: они начинают функционировать на своей пиковой мощности, без вмешательства мысли, кроме как когда возникает необходимость в мысли. Здесь я должен прояснить: мысль не возникает самопроизвольно; она всегда приходит в действие по запросу. Это зависит от потребностей ситуации: есть ситуация, в которой необходима мысль, и она появляется; а иначе её нет. Это как ручка, которой ты пользуешься, — ты можешь написать ею прекрасный стих или подделать чек, или ещё что-то сделать — она есть, когда в ней есть потребность. Мысль нужна только для целей общения, иначе же она совершенно бесполезна. Тогда тобой руководят твои чувства, а не мысль, как прежде. Так что вся эта болтовня о контролировании чувств — это абсурд, полная чепуха. У чувств есть встроенный механизм контроля; это не что-то такое, что нужно приобретать. Вся эта болтовня о Яме-Нияме (контроле чувств) и тому подобном — чепуха; у них есть собственный механизм самоконтроля. Ты можешь пытаться контролировать, скажем, чувство вкуса, но тут (в этом состоянии) тебе не нужно дисциплинировать себя или контролировать себя. Этим физическим организмом, или человеческим организмом, или назови его как угодно, руководит только сенсорная деятельность, а совсем не мышление, не ум.
В.: Как ординарный человек…
Ю.: Говорю тебе, ты не ординарный человек; ты экстраординарный человек. (смех) Нет никого другого, такого как ты. Ты «один без второго», о котором говорили Упанишады. Это происходит не оттого, что ты что-то делаешь или не делаешь. Вот почему я употребляю слово «беспричинное» — у этого нет причины. Структуры, которая заинтересована в установлении причинных отношений, больше не существует. Единственное, что осталось для него, это выживание. А выживание ограничено: у него есть свой собственный заряд движения, и когда он заканчивается, то всё. Оно не может воспроизвести ещё одного, физиологически или ещё как-то — вот почему я говорю, что это законченный продукт человеческой эволюции. Нет нужды воспроизводить другого, будь то цветок или другой человек, — вот почему вся химия твоего тела изменяется. Меняются гормоны, и ты больше не мужчина и не женщина. Такой человек совершенно бесполезен для этого общества, и он не может создать другое общество. (смех)
«Совершенствование» — это дурацкая мысль. Речь или игра на музыкальном инструменте может совершенствоваться, но я не об этом. Годы и годы практики ты тратишь на то, чтобы стать совершенным человеком, но это нечто такое, что нельзя усовершенствовать. Нет никакой гарантии, нет ответа на то, как это случается. Это единственная вещь, которую невозможно воспроизвести. Перед нами поставили идеал совершенного человека, и это повернуло всё на ложный путь. Совершенный человек вообще не существует. Человек, в котором, или для которого, произошла мутация (если вам нравится это слово), вовсе не совершенный человек; ему присущи всяческие странности, чудаковатости, глупости и нелепости, которые не ассоциируются с совершенным человеком — это не имеет никакого отношения к нему. Он не становится сверхгением — он не изобретёт завтра нечто экстраординарное и не заселит человечеством все планеты — ничего подобного! Ограничения остаются ограничениями — это наследственное.
Я больше не подвергаю свои действия вопросам, ни до, ни после их совершения. Моральный вопрос: «Я должен был действовать так-то; мне не следовало действовать так-то. Лучше бы я этого не говорил» — ничего этого для меня нет. У меня не возникает сожалений или извинений; всё, что я делаю, происходит автоматически. В определённой ситуации я не способен действовать как-то по-другому. Мне не нужно давать рационалистических объяснений, думать логически — ничего — это одно-единственное действие в этой конкретной ситуации. В другой раз и действие будет другим.
Для тебя это может быть практически такая же ситуация; но не для меня, потому что есть неизвестный фактор, новый фактор, и моё действие будет другим. Тебе это может показаться несообразностью или противоречием. Я не могу действовать как-то иначе — между двумя действиями нет связи.
Это физическое, а не психологическое — я не помню ничего; что ни происходит в тот определённый момент — нет реакции, а только отклик. Но ты всё время реагируешь — присутствует суждение «за» или «против»: «Это правильно, это неправильно». Отклик, о котором я говорю, это физический отклик на ситуацию. Я всё время функционирую на физическом плане. Я ни о чём не думаю, когда вижу тебя; мои глаза сфокусированы на тебе. Если я повернусь в эту сторону, ты сотрёшься; там есть дверная ручка, а не ты; ты для меня закончился, даже в уме. (Ума нет.) Если необходимо, оно вспоминается — если ты задаёшь вопросы. Реакция — это размышление об этом: «Правильно», «Неправильно», «Хорошо», «Плохо». Отклик — это когда ты просто смотришь без вмешательства мысли. Отклик — физический, а реакция — ментальная. Ты всё время реагируешь; ты не откликаешься физически на происходящие вещи.