В.: С той единственной разницей, что я осознаю себя, а червяк нет.
Ю.: Ты осознаёшь себя посредством мысли (под которой я имею в виду не просто сознательную мысль, но это обусловливание, которое превращает жизнь, проходящую через твои чувства, в удовольствие и боль). И эта мысль не твоя; это то, чему ты научился у других, мысль из секонд-хэнда, она принадлежит всем. Ты принадлежишь всем. Так почему ты не принимаешь эту естественную вещь? Если ты примешь эту естественную вещь, всё попадает в свой собственный ритм: ничего не надо делать, ничего контролировать, ничего спрашивать. Тебе ничегошеньки не надо делать. Тебе пришёл конец.
В.: Ну, нельзя же просто сидеть на холме и гнить. А я именно это и делаю.
Ю.: Всё равно ты гниёшь, не важно, где ты находишься. Не обязательно на холме; гниение происходит и посреди всяческой твоей деятельности. И бремя в том, что ты думаешь, что можешь однажды каким-то образом, каким-то чудом или с чьей-то помощью что-то с этим сделать. Ты ничегошеньки не можешь с этим поделать, давайте посмотрим в лицо этому факту. Никаких чудес! Никто не может помочь вам!
В.: Итак, если никто не может помочь…
Ю.: И ты не знаешь, как помочь себе самому, — вот в чём дело. Ты знаешь, это не две разные вещи. Если ты действительно придёшь к тому, что никакое внешнее средство не может помочь тебе, вся твоя абсолютная беспомощность автоматически уйдёт. Это две стороны одной монеты. У тебя всё равно остаётся надежда — тот факт, что ты здесь, означает, что ты ещё не оставил надежду. Или, если ты не идёшь сюда, то отправишься к кому-нибудь ещё в Индию — к самому аватару, к самому богу, ступающему по Земле. Может быть, он сделает какие-то безделушки из воздуха, но какой в том толк? Не важно, кто он, если бы у тебя не было надежды, ты бы его не слушал, ты бы не притронулся к книгам, ты бы никого в этом мире не слушал. Не то чтобы ты возгордился или что-то такое; но все внешние средства в любой форме, на любом уровне прекратились бы раз и навсегда.
«Я не знаю, что делать. Я беспомощен, абсолютно беспомощен» — пока ты думаешь, что ты абсолютно беспомощен, ты будешь зависеть от какого-то внешнего средства. Это может прекратиться за раз: один взрыв, и вся твоя зависимость от внешних средств заканчивается, и вместе с ней исчезает идея о том, что ты беспомощен. Но ты ждёшь, чтобы что-то произошло или чтобы на тебя снизошла какая-то благодать, — ты всё ещё зависишь от какого-то внешнего средства. Говорю тебе, нет никакой силы вне тебя — нет силы. Это не означает, что у тебя есть все эти атрибуты супер-пупер богов, о которых ты читаешь; но вне тебя нет силы. Если в этой Вселенной есть какая-то сила, то она в тебе.
В.: Я убеждён в том, о чём вы говорите.
Ю.: Это не вопрос убеждения; это факт, и ты не можешь испытать этого факта. Пока ты говоришь себе, что ты убеждён, ты не уверен.
В.: Нет силы вне меня, здесь и сейчас?
Ю.: Ты не позволяешь этой силе выразить себя, потому что это нечто, чего ты не можешь испытать. Ты хочешь испытать её. Как это возможно? Эта сила — нечто живущее, живое — это трепет, пульсация, биение жизни — ты всего лишь одно из выражений этой жизни, вот и всё. Как ты можешь испытать это? Эта структура мысли, посредством которой ты испытываешь, мертва; она вообще не может испытать эту жизнь, потому что одно — живое, а другое — мёртвое, и между ними не может быть никакой взаимосвязи. Ты можешь испытывать только что-то мёртвое, но не живое. Жизнь должна проявиться. Никто не может научить тебя этому. Тебе не нужно получать это от кого-то; что у тебя есть, уже здесь.
В.: Да, но если…
Ю.: Нет никакого «да, но». Ты не можешь сказать «да» и начать следующее предложение с «но». Там нет никакого «но». Если «да» — это настоящее «да», то оно там что-то высвобождает — «да» растворяется в ничто, и тогда то, что там есть, начинает выражать себя. Если ты говоришь «но», ты даёшь продолжение этой мёртвой структуре мысли, опыта и надежды. «Да!» — это то, от чего вся структура разлетается на части.
Никакое внешнее средство не может помочь тебе — никто — даже этот парень, который столько говорит об этом; он не может помочь тебе. (Он по крайней мере честен — «Ну не могу я помочь».) Так что все внешние средства прекращаются — к этому заключению очень сложно прийти — «Для меня все внешние средства закончились!» Ты не идёшь никого слушать, каким бы святым он ни был. Он может быть Богом из Богов, он может говорить: «Я пришёл освободить всё человечество!», но ты не идёшь туда, понимаешь? (Если ты пойдёшь туда просто из любопытства, другое дело.) Ты ничего не пытаешься найти ни в каком внешнем источнике. Так что ты полагаешься на себя и ты действительно не знаешь. Ты хочешь выяснить. Ты снова и снова задаёшь вопросы — ты не отвяжешься от этого: «Как я могу понять это?» Когда все ответы извне прекратятся и изнутри не появляется никаких ответов, что становится с этим вопросом? Этот вопрос не может оставаться здесь; он растворяется. Происходит ионизация мысли, потому что она не может ускользнуть, а это энергия, это жизнь.
В.: Мы слышали, что вы провели семь лет с Дж. Кришнамурти. Вы хотите сказать, что его влияние не имеет отношения к вашему настоящему состоянию? Это полный ноль для вас?
Ю.: Абсолютно. Некоторые люди приходят и спрашивают меня: «Вы семь лет околачивались рядом с Кришнамурти. Вы хотите сказать, что это не имело никакого воздействия?» Я говорю: «Это произошло вопреки Кришнамурти». Если это должно произойти, оно должно произойти вопреки мне и вопреки моим учителям. Никакого воздействия, ничего; напротив, это для меня всё очень затруднило. Я могу сказать, что это мешает и уничтожает возможность быть собой, лишить себя бремени прошлого.
Как ты можешь лишить себя бремени прошлого? Видишь, язык… «Лишить бремени» подразумевает, что ты можешь что-то сделать, чтобы освободить себя от прошлого. Это всего лишь описание состояния, где прошлое больше не действует — оно не может повлиять на твои действия. Те действия — это больше не твои действия. Ты ничего не знаешь об этом действии — ты никак не можешь этим манипулировать, это само действие жизни. В то же самое время я хочу отметить, что это не является чем-то мистическим или религиозным, или же чистым, спонтанным действием; оно не имеет к этому никакого отношения. Жизнь постоянно действует, в том смысле, что, пока работает сенсорная деятельность, что-то происходит. Не одно, но миллионы и миллионы ощущений попадают в человеческий организм. Этот человеческий организм не является отдельным от этого; это единое электромагнитное поле. Это одно поле, а изолирует, отделяет тебя и создаёт крохотное электромагнитное поле мысль.
В.: Можно сделать свою мысль необусловленной с помощью осознания её?
Ю.: Как ты видишь мысль? Пытался ты сделать это или ты просто принял эту идею? Тот, кто смотрит на обусловленную мысль, тоже обусловлен, так что видишь ты абсурд того, чтобы делать это? Я так не думаю. Ты ничего не можешь поделать. Не отправляйся в это путешествие по освобождению себя от обусловленности своей собственной мысли.
Но ты всё равно пытаешься. Ты принимаешь эти идеи; ты никогда не подвергаешь сомнению достоверность этих утверждений. Не важно, кто это говорит, для тебя это неверно. Более того, оно обманывает тебя, потому что ты не проверяешь достоверность этих утверждений для тебя самого.
Видишь ли, ты никогда не будешь свободным от обусловленности. Не верь никому. Необусловленного ума не существует; ум обусловлен. Также абсурдно, понимаешь, и… Если есть ум, он обязательно обусловлен. Нет такой штуки, как открытый ум. В Теософском Обществе мы всегда повторяли: «открытый ум». Как это абсурдно! Ум никогда не может быть открытым; это нечто закрытое. Я не признаю, что вообще есть ум, не говоря уже об открытом уме или необусловленном уме. Нет совокупности этих мыслей и опытов; все они разъединены, расчленены.
Состояние безмыслия, тишина… Как ты можешь испытывать тишину? — вот мой вопрос. Как ты можешь испытывать состояние безмыслия? Ты никогда не будешь свободным от мысли. Если и есть состояние безмыслия, его никогда не испытать ни тебе, ни кому-то другому. Всё, что ты испытываешь здесь, создано мыслью.
Вневременное… Мы раньше писали эссе, «Время и вневременное», смехотворная чушь. Именно время создаёт вневременное и потом преследует вневременное — и путём этого преследования продолжается — всё, что его интересует, это продолжение.
Абстракции вводят в заблуждение. Если ты начинаешь говорить понятиями «невинности», понятиями того, сего, пятого и десятого, ты пропал. Абстракции вводят в заблуждение. Ты говоришь о невинности. Что ты знаешь о невинности? В этом состоянии ты даже не знаешь, на что ты смотришь. Ты не знаешь, что смотришь на свою жену. Могут тут быть какие-то отношения? Может ли быть жена? Могут быть дети? Понимаешь, ты говоришь о невинности, но, когда нет ума, зачем говорить о невинном уме? Эти фразы вводят в заблуждение; они тебе ничем не помогут.
Для меня ума не существует; ум — это миф. А поскольку нет ума, то «мутация ума», о которой говорит Дж. Кришнамурти, не имеет никакого смысла. Там нечего трансформировать, ни радикально, ни как-то ещё. Нет никакого «Я», которое нужно реализовать. Вся религиозная структура, построенная на этом фундаменте, рушится, потому что реализовывать нечего. По-моему, Дж. Кришнамурти играет в ту же самую игру, что и все эти безобразные рыночные святые, которые у нас есть сегодня по всему миру. Учение Кришнамурти — это дутая болтовня. В его учении нет ничего стоящего, и он совершенно ничего не может произвести. Человек может слушать его шестьдесят, семьдесят или сто лет, но с этим человеком ничего не произойдёт, потому что всё это фальшивка. Если количество последователей является критерием успешного духовного учителя, то Дж. К. просто пигмей. Просто мастер на слова. Он создал новую ловушку.