Павлу было известно, что Уткин едет в восьмом вагоне, однако появиться он должен, по всем правилам, из вагона под другим номером, - если конечно, он не полный растяпа и если инстинкт самосохранения заглох в нем не окончательно.
Действительно, Уткин с небольшим чемоданчиком в руке и со «Спидолой» на ремешке через плечо сошел на перрон из вагона N 6. Но предосторожности на этом и кончились. Осмотревшись по сторонам при выходе на вокзальную площадь, Уткин больше уже ни разу не оглядывался, не проверялся.
На стоянке такси он дождался своей очереди, и без четверти восемь они - Уткин, Павел и его помощник - были на улице, где жила Мария. Павел велел шоферу заехать во двор большого нового дома, помощник вышел и отправился по другой стороне улицы следом за Уткиным, который, отпустив такси, тихо продвигался вперед и искоса поглядывал на номера домов. У дома N 34 он еще замедлил шаг, а потом совсем остановился, закурил. Павел проверял, не следит ли кто, в свою очередь, за его помощником, - это было нелишне. Но все оказалось чисто.
Без пяти восемь из подъезда дома N 36 вышла Мария с сыном. Сашка размахивал портфелем и, задрав голову, щурясь на утреннем солнышке, что-то рассказывал. Они достигли перекрестка и повернули за угол. Следом - Уткин, за ним - помощник Павла, а чуть дальше - сам Павел.
У школы Мария поцеловала сына в щеку, он помахал рукой и тут же громко закричал кому-то из мальчишек, шедших к школе по другой дорожке.
Уткин догнал Марию. Павел и его помощник видели, как она приостановилась на секунду, увидев рядом с собой незнакомого мужчину. По всему видно, он знал Марию в лицо.
Помощник остался дежурить в районе школы, а Павел следовал за Марией и ее спутником. Не выпуская их из виду, он размышлял о действиях Уткина и не мог не прийти к выводу, что этот законсервированный агент получил для своей первой акции исчерпывающие исходные данные: кроме адреса, еще и внешность объекта, и даже точное время, когда объект выходит из дому. Неужели кто-то тайком составлял хронометраж рабочего дня Марии? Впрочем, кое-что мог сообщить сам Михаил. Скорей всего так оно и было.
У трамвайной остановки Мария и Уткин ненадолго задержались, коротко поговорили и пошли дальше - должно быть, Мария по просьбе Уткина решила на сей раз добираться до таксомоторного парка пешком. Судя издали, разговор их не отличался оживленностью, но продолжался он целых полчаса. Что было главным в этом разговоре, Мария рассказала Павлу после, когда Уткин уехал.
Представившись как давний друг Михаила, но не сообщив своего имени, Уткин спросил:
- Не могли бы вы дать мне его адрес?
- Я сама не знаю, - сухо сказала она.
- Как же так? Вы жена…
- Очень просто.
- Он что же, не пишет?
- Ни строчки. - Ей самой этот факт как будто впервые показался удивительным и нелепым.
- Сбежал?
- Да вроде того… А откуда же, между прочим, вы узнали мой адрес, если сейчас спрашиваете адрес Миши?
- Я ведь здесь жил… До того, как он уехал. Знал, куда ночевать ходит.
- Ага, понятно, - сказала Мария скучным голосом, едва сумев скрыть, как ей неловко сделалось из-за того, что собеседник врет столь неуклюже: ведь она переехала в эту двухкомнатную квартиру совсем недавно.
Минуты две они шли молча, потом Уткин сказал сочувственно:
- Простите за нескромный вопрос… И вы по-прежнему считаете его мужем?
- А что же делать? - сказала Мария.
- И он вам не помогает?
- Абсолютно.
Снова помолчав, Уткин сказал:
- Я сочиняю, я никогда не жил в вашем городе.
Мария удивилась:
- Не понимаю вас… Вам не кажется, что все это странно? Остановили на улице… Незнакомый человек…
- Михаил просил меня повидать вас, сказать, чтобы не беспокоились… Он сказал - вы знаете, где он…
Она остановилась, посмотрела ему в лицо.
- Прошу вас, прекратим это. Я ничего не хочу слушать.
- Вы можете передать ему через меня…
- Всего хорошего, - сказала Мария и перебежала на другую сторону улицы.
Уткин тем же вечером уехал из города поездом домой, через Москву.
Свой доклад Владимиру Гавриловичу Маркову в Москве Павел начал с такого заявления:
- Как хотите, а понять зарубежных хозяев Михаила невозможно.
- Почему?
- Смотрите, что получается. Уткин ездил к Марии для того, чтобы как-то и что-то там проверить, да?
- Предположим.
- Следовательно, они с самого начала, то есть с момента возвращения Михаила, не верят ему?
- Скажем, не до конца доверяют.
- Хорошо. Заметим это. Дальше: Уткин настолько уверен, что за ним никакого «хвоста» быть не может, что почти не проверялся. Что это значит? Как, по-вашему, Владимир Гаврилович?
- Они считают его надежно законспирированным.
- Как же так? - с подначкой спросил Павел. - Первый человек, которого увидел Уткин на нашей земле, был Михаил - подозреваемый Михаил. Значит, с первого шага Уткин должен быть на крючке. Или я неправильно рассуждаю?
- Вроде все на месте.
- Тогда где же логика?
- Действительно, не вяжется, - согласился Марков.
- Дальше. Я могу построить еще одно рассуждение - и опять получится совершенно кособокая вещь.
- Например?
- Примем как данное, что они считают Уткина засвеченным. Значит, легко сообразить, что мы Марию предупредили о его визите. К чему тогда вся эта петрушка?
- А ты не допускаешь…
- Простите, Владимир Гаврилович, я знаю, что вы хотите сказать. Все проверено: Уткин приехал один, за нами «хвоста» не было.
- Стало быть, остается признать, что Уткин ездил с честными намерениями? - поддразнивая Павла, спросил Марков.
- В таком случае я вообще отказываюсь понимать высокий полет мысли тех гениев, которые велели Уткину съездить к Марии. Набор вопросов был примитивный.
Когда Павел переходил на столь изящный слог, это значило, что обсуждаемый вопрос в силу своей абсурдности перестал его волновать. Сообразуясь с этим, Марков предложил:
- А теперь все-таки начнем сначала. Расскажи по порядку.
- Я записал для точности.
Павел вынул из кармана вчетверо сложенный листок, где был зафиксирован разговор Уткина с Марией, - дословно, с ремарками, сделанными Марией.
В ответ Марков дал Павлу прочесть одно из писем Михаила Тульева, в котором тот сообщал о подозрениях Себастьяна относительно него, о проверках на лояльность и о глухой борьбе между Себастьяном и Монахом.
- Может быть, ты прав насчет того, что Себастьян немного не в ладах со здравым смыслом, - сказал Марков в заключение беседы. - Что касается примитива, тут я затрудняюсь… Во-первых, в таких делах до сих пор действует старое правило: чем проще, тем вернее. Во-вторых, мы еще не знаем, с какими целями посылали Уткина к Марии. Может, проверка Марии - только предлог, а главная задача совсем в другом. Мы знаем не все.
- Вы, Владимир Гаврилович, себе противоречите, - не без ехидства заметил Павел. - Говорите: чем проще, тем лучше, и тут же сами все усложняете.
Марков усмехнулся:
- Так мы же не догматики. Мы живые люди.
…Беседа эта происходила 27 апреля 1972 года. 28-го Уткин вернулся к себе домой. 29-го было получено обширное сообщение от Михаила Тульева, и тот день положил конец спокойствию, царившему в старом, начавшемся еще десять лет назад деле. Все пришло в движение.
Михаил уведомлял Маркова, что в скором времени, не позже середины мая, в Советский Союз будет переброшен агент с серьезными задачами, которого он, Михаил, имел честь готовить к засылке и который ему был представлен под именем Владимира Прохорова, а на самом деле это Карл Брокман. Далее следовал подробный словесный портрет и жизнеописание Брокмана. Прилагались три фотокадра, на которых Брокман был снят Михаилом анфас и в профиль. Способ заброски Михаилу неизвестен.
Михаил особо подчеркивал, что Брокман в недалеком прошлом профессиональный наемный убийца. И строчкой ниже по ассоциации напоминал о своем предыдущем сообщении, в котором он рассказывал о разговоре с Монахом, когда Монах интересовался, сможет ли Павел ликвидировать человека.
В бесстрастном деловом изложении Михаила все это выглядело так буднично, так обыкновенно - «профессиональный убийца», «ликвидировать», - что стороннему человеку стало бы не по себе. Подобные вещи неудивительны в ночных кошмарах, в фантасмагориях больного ума, а тут - служебное донесение. Но они - реальность, и никуда от этого не денешься. Даже самое древнее средство тайной войны - яды - пока не списано за ненадобностью в сверхнаучном двадцатом веке…
Марков в тот же день доложил о сообщении Михаила Тульева генералу и собрал на совещание всех своих работников, причастных к операции «Резидент». Сообща наметили круг мероприятий, необходимых для того, чтобы как полагается встретить появление Брокмана, каким бы ни оказался способ его переправы. В остальном оставалось только ждать.
После праздников, 4 мая, Марков получил еще одно важное сообщение: Уткин подал на работе заявление с просьбой освободить его от должности по собственному желанию. 2 мая Уткин выходил в эфир первый раз за все время пребывания в Советском Союзе. Его радиограмма очень коротка, передача длилась несколько секунд. Работал на незнакомом шифре. Дешифровка может доставить затруднения.
8 мая на почтамте в приволжском городе на имя Потапова, то есть Павла Синицына, была получена открытка. В ней его безымянный Друг (так была подписана открытка) извещал, что скоро приедет в Москву и что очень хочет повидаться. А о дне приезда еще сообщит, поэтому пусть Павел заглядывает на почтамт каждый день.
Уткин не хотел ждать, когда пройдут положенные две недели со дня подачи заявления, и добился расчета 6 мая. Начальник телефонного узла отпускал его с большой неохотой.
Уткин получил все свои документы - паспорт с отметкой о выписке, военный билет со штампом о снятии с учета, трудовую книжку, профсоюзный билет и разные справки, попрощался с товарищами по работе, угостив женщин десертным вином и шоколадом, а мужчинам выставив три бутылки коньяка, и 9-го отбыл в Москву. Выстояв на Курском вокзале длинне