Сергей думал эти невеселые мысли, а пальцы его плясали по клавиатуре, беззаботно танцуя, словно сами знали, на что и когда нажать. И вот уже потемнел белый прямоугольник, проступили знакомые контуры, зашевелились плавники, побежали пузырьки, и проклятая селедка двинулась, шевеля хвостом, чуть медленнее, чем нужно, но поплыла, тварь заморская, поплыла…
И в этот момент вспыхнуло перед глазами, будто изнутри экрана бросили пакетик с яркой краской, и он лопнул, ударившись о стекло, разлетелся звездой.
Сергей зажмурился и закрыл лицо руками, надавив на глазные яблоки. Посидев с полминуты, он осторожно отвел руки и поднял веки, подозрительно взглянув сначала на окно, потом на экран монитора.
Такие внезапные приступы не редкость. Дело почти привычное. Боль обычно возникала вдруг и ниоткуда, словно где-то в глубинах монитора, в недрах сети, притаился коварный снайпер, ждущий своего часа, и — хлоп! — боль отравленной пулей втемяшивается над бровью, вгрызаясь в кость, въедаясь в мозг.
Вот опять!
Сергей с размаху приложил ладонь ко лбу, будто комара раздавил, оттолкнулся ногами, откатываясь от стола, от монитора, от смертоносного излучения. Боль пульсировала под черепушкой, бесновалась, дергая то одну, то другую струнку, посылая импульс то в руку, то в желудок, то в пах, то в колени, упиваясь обретенной ненадолго безраздельной властью, торопясь насладиться своим могуществом, своей безнаказанностью.
И Сергей крючился, корчился, сползал на пол, прикладывал висок к батарее летом или к оконному стеклу зимой. Один раз Сергея уже и вырвало. Прямо на дорогую эргономичную клавиатуру, не упомянутую выше, а на ту, что стояла прежде.
Вспышки боли порой такие яркие, что перед мысленным взором Сергея разбрызгивалось не просто яркое пятно, не просто калейдоскоп пятен, колечек, искорок, каковые сыплются, если получишь невзначай кулаком в глаз или не успеешь отвернуться, когда сварщик коснется электродом железяки. Сергей на долю секунды мог увидеть чье-то лицо, чьи-то руки или профиль. Как бы кадр из жизни, показанный на мгновение — не разобрать деталей, не определить место действия, — раз, и погас волшебный фонарь. Иногда эти лица принадлежали знакомым Сергея, чаще — незнакомым. Пару раз мелькнули знаменитости: рок-звезда и один крупный коммерсант.
Это походило на обрывок сновидения, непонятного, алогичного, но яркого и памятного. Сам Сергей считал подобные пируэты своего мозга сбоями сродни компьютерным «глюкам»: программа случайно зацепила информацию не из той строчки, пихнула ее на экран монитора, сама же спохватилась и отбросила на место, как горячую крышку кастрюли.
«Глюк», конечно, случался на почве переутомления. Должно быть, перегруженный мозг сбрасывал напряжение, на это самое мгновение выключаясь, проваливаясь в сон, чтобы чуть остыть, не задымиться.
А еще случалось, что боль не выстреливала разом, а растворялась в мозгу, отравляя его как дрянная водка. Рабочая ночь пролетала без проблем, но вот вечером, отоспавшись, Сергей вставал с тяжелой головой, мурашками на спине и привкусом ржавой воды на языке, разбитый и унылый.
Впрочем, в устройстве собственных мозгов Нерон разбирался куда слабее, чем в электронных мозгах персональных компьютеров. Что проку искать ответы, если не до конца понимаешь вопрос? Не вызывало же сомнений, что стоит озаботиться своим здоровьем, сократить количество рабочих часов или даже податься в какой-нибудь отпуск. В самом деле, глаза-то одни, запасного комплекта не предусмотрено. Пару месяцев назад, когда боли начали доставать всерьез, Сергей даже намекнул Илье, что неплохо бы сделать перерыв. Но тот принял эту информацию как намек, поднатужился, поднапружился и нарыл где-то этого селедочника, который без лишних вопросов и прений выплатил аванс. Сергей еще несколько раз поднимал эту тему, но Илья твердо верил, что все разговоры об отпуске — не более чем кокетство и попытка забастовки, поэтому подкидывал немного денег, в геометрической прогрессии расширял перспективы, обещал, упрашивал, подбадривал, в общем, ни о каком отпуске и слышать не хотел. Полученные деньги, конечно, бодрили, но приступы боли наскакивали все чаще. Молодой организм не столь трепетно заботится о себе, и всякие там боли не слишком тревожат, если взамен предлагают какой-нибудь лакомый кусочек, ломтик, перспективу…
Но хватит! Довольно! Рыба плавает? Плавает! И прекрасно. На этом и остановимся пока, прямо сейчас!
Сергей решительно вышел из программы, закрыл все приложения, вышел из системы и выключил питание своего электронного голема. Он откатился от стола, нарочито бодро вскочил и отправился на кухню ставить чайник. Одна большая чашка чая с молоком — и спать.
Но ему не суждено было без приключений добраться до чая. В двух шагах от плиты его настиг телефонный звонок. Довольно поздний час для праздной болтовни.
Сергей вернулся в коридор, снял трубку. Не успел он сказать ритуальное «алло», как из трубки хлынули потревоженными пчелами слова и междометия.
— Сергунь, привет! Это я! Мать твою, еле дозвонилась! Мы тут классно посидели, я в дугу пьяная, домой ехать ломает. Поехали в клуб какой-нибудь? Сука ты, как я тебе долго звонила! А ты все в Интернате своем… Тьфу! Ха-ха! В Ин-тер-не-те, правильно? Сергуньчик? Я ведь у тебя не совсем глупая, да? Что ты молчишь, солнце? Скучал по мне?
Это Лиля Федосова.
Лиля Федосова — это стихийное бедствие. Это вечный катаклизм, аномалия, проклятие. Это головная боль Сергея. Боль еще похлеще, чем приступы мигрени. Замужняя, по некоторым признакам, мадам потаенного возраста, непонятным образом ворвавшаяся, вломившаяся, не разуваясь, в жизнь Сергея два года назад, когда он, ошалевший от свалившейся на него свободы, еще не соображал, насколько это опасная игрушка — самостоятельность. Отец тогда, скоропостижно женившись на своей главной бухгалтерше, отчалил жить на ее территорию, оставив Сергею квартиру, мебель и потрепанную «шкоду» в качестве отступного, небольшую сумму наличными в качестве подъемных и бумажку со своим новым телефоном в качестве мусора, ибо немногочисленные попытки дозвониться успехом не увенчались. Тогда многие соученики и просто приятели почли своим долгом навещать новоиспеченного обладателя отдельной квартиры. Почти круглые сутки в квартире тусовался народ, курил, галдел, торчал. Многие зависали неделями. Маленькая комната вообще превратилась в самостоятельное княжество, постоянно ангажированное какой-нибудь парочкой, а то и парой парочек. Сергей довольно быстро устал от этой вольницы, от бардака и необходимости дожидаться очереди в собственный сортир. К тому же подъемные деньги со всеми этими сейшенами и тусовками ужасающе быстро иссякли. «Иссякли» заодно кассеты, видеомагнитофон, кое-какие шмотки Сергея и, наконец, телевизор «Филлипс». «Филлипс» стал последней каплей, после которой Сергей сменил замок и вытряхнул всех за дверь. Кое-кто из старых знакомых продолжал навещать его, но все происходило цивилизованно и в меру. Лиля Федосова — единственная персона, намытая тем приливом разносортных гостей и не выставленная до конца за дверь.
Сложно и скучно описывать узел их взаимоотношений. В первый же визит этой неизвестно кем приглашенной довольно красивой дамы, у них с Сергеем, что называется, «закрутилось по-пьянке». До этого момента отношения с девушками у парня редко заходили дальше обжиманий в подъездах и хмельных поцелуев на какой-нибудь вечеринке. При любом раскладе минимум удовольствия давался через титанические усилия, через «не хочу» и «не могу», да и удовольствие вернее обозвать моральным удовлетворением. Лиля же буквально ошеломила своей раскованностью, своим опытом и своим отношением к сексу как к веселой игре. Она вообще ко всему относилась как к игре, отказываясь хоть что-то принимать всерьез. Жизнь дана нам для праздника, приговаривала она, выкидывая очередной номер. За номерами у нее дело не вставало никогда. Некоторые трюки, вроде поливания шампанским патрульного милиционера или купание в фонтане в компании с дембелями-десантниками напоминали чем-то игру в русскую рулетку и чудом лишь не имели серьезных последствий. Сергей, правда, отхватил тогда здоровенный фингал от какого-то расписанного наколками сержанта в тельняшке и шортах, но Лиле показалось это таким забавным пассажем, и она так страстно утешала потом своего помятого кавалера, что грех жалеть о потерях. В конце концов, мужчину шрамы украшают.
Пару месяцев Сергей был совершенно счастлив приобретение такой любовницы. Потом начал уставать, как устает глаз от калейдоскопа. Появления Лили в предрассветные часы, бесконечные полузнакомые гости, пьянки и оторванные рандеву. Такой образ жизни, а вернее, досуга начинал утомлять. Кроме прочего, до Сергея стали докатываться слухи о Лилином муже и вроде бы даже детях, скучающих без материнской ласки. Тут даже не ревность, а что-то другое добавляло дегтя в и без того изрядно загаженную бочку. Ощущение полного тупика этого, с позволения сказать, романа лишало историю интриги, сюжета и смысла. Теперь Сергей уже мечтал благополучно избавиться от своей подруги, но не знал как. От природы, скорее, мямля, чем грубиян, он тем более не мог отшить даму, которая подходила ему если не на роль мамы, то на роль самой старшей сестры уж точно. Оставалась надежда, что Лиля сама найдет себе другую жертву или просто устанет от Сергея, и этой надеждой парень жил, переживая каждую встречу с любовницей, как ураган или аварийное отключение воды…
— Сергунь! Я сейчас ловлю тачку, заезжаю за тобой, и поедем куролесить, ага?
Сергей буркнул что-то в ответ и положил запикавшую трубку на аппарат.
Потом он выдернул шнур, выпил чаю и лег спать. Звонок от Лили ничего не значил. Она могла приехать, а могла с тем же успехом и не приехать, как не раз уже случалось. Сергею уже приходилось ждать ее часами, а для нее это в порядке вещей. Кстати, в эту пору с такси в Москве не очень, если даже находишься в районе вокзала. Только в Шереметьево, наверное, извозчики толкутся круглые сутки, предлагая доставку в столицу в обмен на содранные три шкуры.