– В багажник или рядом? – указывая на чемодан, спросил ее в Шереметьеве таксист с легким южным акцентом.
– Рядом, – сказала она и залезла в машину на заднее сиденье.
Таксист равнодушно захлопнул дверь, чуть не защемив ей плащ. Ей исполнилось всего тридцать один, а она была уже абсолютно прозрачна для мужского пола. Впрочем, когда и кто на нее смотрел? Разве что Ричард? В московской школе за ней закрепилось прозвище «Моль». Глаза чуть навыкате, волосы, прикрывающие шторками полное лицо, редкие, прямые и вечно жирные. Нос уточкой. Бесцветная. Будто все заготовленные для нее цвета природа отдала в семье другой девочке, чтобы в ней найти совершенство. Мама очень переживала. Мыла ей голову хлебом и луком – чтобы росли волосы. Водила к косметологу в знаменитый еще с советских времен Институт красоты – бороться с расширенными порами, заставляла делать упражнения для осанки и пресса… Аня все послушно выполняла, а после переезда семьи в Штаты тамошние витамины и пищевые добавки действительно совершили невозможное – прыщи исчезли, волосы стали выглядеть много приличнее, ушла детская пухлость. Аню всегда лучше одевали, чем Надю, – поначалу заработки в семье были небольшими, приходилось выбирать. Официально считалось, что Надя еще маленькая, не понимает, что носит. А вот Аня уже барышня, ей важно и новые джинсы, и серо-голубое пальто купить, под цвет невыразительных глаз. Но правду, правду она однажды подслушала в коридоре, придя чуть пораньше из своей «деревенской», как ее называл папа (после Москвы вся Новая Англия казалась им деревней), школы.
– Ты же видишь, – говорила мама. – Надя, хоть в лохмотья ее обряди, всегда королева бала. – Она вздохнула. – А Анюте на свою внешность рассчитывать не приходится.
Что правда. Проходили годы, и Аня научилась краситься, чтобы подчеркивать свои немногочисленные достоинства, неплохо одеваться, перешла из категории невыразительных шатенок в категорию платиновых блондинок, а главное – стала серьезным ученым. Но всем, и даже папе, как ни горько ей было в том признаться, было глубоко наплевать на эти чудесные перемены. Надя, только Надя была светом его очей. Этому придумывалось, опять же, множество оснований – Надя младшая, очень чувствительная, больше переживает из-за смерти матери… Анна хмыкнула, провожая отсутствующим взглядом бесконечную стройку вдоль дороги от Шереметьева. Она-то знала, что Наде было по барабану на мамину смерть, как потом – на папины нервы. Но Анна всегда прикрывала ее – не из любви к сестре, нет. Просто жалела отца. Одного она не согласилась сделать – переехать вместе с ними обратно в Москву. Отцу сказала, что это из-за работы в Йеле, а на самом деле – устала от вечной роли прокладки между отцом, с его слепой любовью, и Надей, с ее подростковой жестокостью и пофигизмом… Когда же отец начал меняться? Она задумалась, вдыхая через приоткрытое окно выхлопы от огромного грузовика, стоявшего в пробке прямо перед ними. Наверное, – склонила она голову на плечо, – год назад, когда она приехала демонстрировать папе Ричарда. «Ричи Рич» – как сразу прозвал Аниного жениха профессор – действительно был из сынков богачей, что в большинстве своем и заполняют Йель. Он рос в семье крупных нью-йоркских торговцев недвижимостью и привык ездить в школу Леман в Манхэттене на лимузине с шофером. Тем удивительнее было, что он запал на Анну и на биологию и вызвался поехать с ней прошлым летом в Москву, чтобы познакомиться с семьей. Дурочка, какая же она дурочка! Она так гордилась Ричардом, его почти английским выговором, отлично сшитыми пиджаками, шиком – естественным, как дыхание. Она совсем забыла, КТО ее ждет дома. Забыла, а на торжественном ужине в ее честь – вспомнила. Потому что увидела опрокинутое лицо Ричарда при Надином появлении. Еще бы! Серая мышь, бледная моль оказалась сестрой жар-птицы! Вот так игра генов в семье знаменитого генетика! Нет, через пару минут он очнулся и даже умудрился оторвать взгляд от Надиных глаз, волос и губ и вести себя, как подобает джентльмену. Но Анна все поняла – скорей, скорей нужно было увозить Рича из этого дома, где дефилировала в обтягивающих джинсах, в полупрозрачных пеньюарах, в тонком свитере на голое тело эта богиня – ее сестра. Но уехать сразу было бы неприличным, невозможным и стыдным. Поэтому Анна сократила, придумав какую-то срочную работу, визит до семи дней. Следовало продержаться всего-то семь дней. Копейки! И правду сказать, к вящему Аниному облегчению, Надя будто не замечала Ричарда, как не замечала, собственно, и никого другого в башне из слоновой кости своего эгоизма. Вот почему тогда Анна сдалась так быстро. Она ничего не рассказала отцу. Хотя знала, сердцем чувствовала – это важно. Но Надя за один ужин ей продемонстрировала, что все ее планы на счастливое семейное будущее – глупые воздушные замки дурнушки, и стоит Наде подуть в их сторону своим идеально очерченным ртом, они исчезнут, как утренняя дымка над Атлантикой.
– Появились новые факты в расследовании убийства ученого с мировым именем, профессора Шварца. – Таксист сделал погромче радио, и Анна вздрогнула, услышав родное имя. – Полиция получила признание Никиты Торнякова, двадцати двух лет. Больной шизофренией юноша, лишь шапочно знакомый с дочерью профессора, хитростью проник в загородный дом…
– Во дает, а? – повернулся к своей неинтересной пассажирке таксист и замер. Пассажирка сидела, вся подавшись вперед, губы ее по-детски дрожали, но глаза оставались красными и сухими.
– Где расследуется убийство профессора Шварца? – спросила она глухим, прерывающимся голосом.
– Откуда мне знать? – нахмурившись, шофер опять глянул на странную клиентку. Через пять минут, чуть поразмыслив, он ответил: – Думаю, на Петровке. Там обычно все громкие…
– Везите меня на Петровку, – не дав ему договорить, сказала она страшным глухим голосом. И тот не посмел ослушаться.
Андрей
«Собираемся завтра в магазине «Арлекин». Королева сказала, что оплатит костюмы. Есть и аксессуары – крылья, уши, шляпы».
«Королева предлагает пойти пострелять в Ледовом дворце: там скидка 20 % на стрельбу из арбалетов».
«Машина сломалась. Королева не приедет на ночь, встречаемся на станции, оттуда – пёхом. Ставим палатку на троих».
Андрей просматривал мейлы с жестких дисков Никиты и Макса с Тасей. «Королева» спонсировала их наряды и тренировки по стрельбе из лука. Королева придумывала правила игры. У Королевы были фантазия и деньги. Не сложно было понять, что Королева – Надя Шварц. Королева приказывала – ее «эльфы» радостно подчинялись. В течение года встречались потренироваться, примерить новые костюмы, поужинать вместе в недорогом ресторане. Надежда Шварц организовывала этим ребятам вторую, так не похожую на их каждодневное бытие, жизнь. В той, фэнтезийной, жизни заключался настоящий интерес: там кипели страсти, велась игра, случались приключения. Понятно, что они молились на свою Королеву. Но зачем, черт возьми, это нужно было самой Наде? Зазвонил внутренний телефон.
– Капитан, тут у нас на проходной девушка, говорит, старшая дочь Бориса Шварца. Имеет что сказать. Спустишься?
Спустившись на проходную, Андрей некоторое время крутил головой, пока сидящая на стуле у стены женщина не подошла и сама не представилась. Андрей тщетно пытался не делать удивленное лицо. Разница между сестрами была разительной. Анна – откровенно некрасивая, зареванная, с красным носом и глазами – выглядела, впрочем, весьма решительно.
– Я должна кое-что сообщить. Думаю, это важно. – Она сцепила на столе руки с бесцветным маникюром. – Я услышала по радио, что у вас есть подозреваемый – Никита, так?
Андрей кивнул.
– Я знаю этого юношу. Он, по-моему, абсолютно безумен. Но Надя пару раз приглашала его в гости, когда я приезжала летом.
– Давайте для начала убедимся, что речь идет об одном и том же человеке. – Андрей вынул из папки и пододвинул старшей дочери Шварца фото Никиты Торнякова.
– Это он. – Анна, близоруко щурясь, всмотрелась в фотографию Никиты, но в руки не взяла. – В прошлом году они собирались со своими игрищами где-то неподалеку от дачи. Однажды я даже имела глупость пригласить его на чай. Он размахивал шашкой, по его словам, наполеоновских времен и нес какой-то бред про артефакт непобедимости. Мы еще тогда с папой удивились, что Надя привечает таких друзей.
– Нам тоже кажется это немного странным, – признался Андрей.
– Подождите, – сглотнула Анна, – у Нади все не как у людей, но это не значит, что она такая же безумная, как этот… Торняков.
Она остановилась, явно собираясь с силами. Андрей не торопил ее – даже то, что она только что сообщила по поводу Торнякова, уже многое объясняло: например, почему профессор так легко открыл юноше дверь и впустил в дом.
– Я застала ее за тем, что она читала папин архив, – сказала наконец Анна.
Андрей нахмурился:
– Ну и что? Это же не бог весть какая секретная информация?
– Нет. Но она была сугубо профессиональная. И в некотором роде личная. Это были папины записи, размышления, научный дневник, если хотите. Если бы я, будучи биологом, захотела его почитать, то спросила бы разрешения. Но Надя никогда не интересовалась генетикой. Учится она, как вы, наверное, уже знаете, на экономическом.
– Ну, в любом случае мы не можем счесть это преступлением, – улыбнулся Андрей, внимательно взглянув на заплаканную дурнушку: что это? Месть? Застарелая обида?
Анна вздохнула, явно догадавшись о ходе его мыслей:
– Поймите меня правильно. Как только я вошла в комнату, Надя отбросила тетрадь, которую читала. А когда осознала, что я все видела, поставила мне ультиматум.
Андрей хмыкнул:
– Ого! И какого же свойства?
Анна почему-то покраснела и опустила глаза:
– Она сказала, что я не должна ничего рассказывать отцу. А если я хоть как-то дам ему понять, что она рылась в его бумагах, она… – Анна пожала плечами: – Она соблазнит моего жениха.
– И вы промолчали? – Андрей заметил, как подрагивают на столешнице тонкие пальцы.