тоб попугать, а потом снова вернуться? Нет. Она и нам адрес свой не оставила — знала, что ты приедешь. Видишь, в этом деле и нам не доверяет. Вдруг, думает, мы со старухой разжалобимся да и выдадим ее. Оставь девку. Ну, найдешь ты ее, вернуться уговоришь, снова под одной крышей заживете… А ведь не простишь ты ей этого побега, чуть что — попрекать будешь. А она попреков терпеть не станет.
— Попытка не пытка! — Николай беззаботно махнул рукой.
— Смотри, — холодно сказал старик. — Только вот что я тебе еще скажу… Сюда больше ездить не надо. Породниться нам не удалось, разные мы люди. Не надо ездить, — повторил старик, твердо глядя Николаю в глаза.
— Это что же, и пацана мне уже видеть нельзя?
— Не знаю. Как решит суд. Я бы не позволил.
— Так, — озадаченно протянул Николай, — значит, и до суда дело дошло…
В сенях послышалась возня, дверь открылась, и вошла теща, подталкивая перед собой мальчишку в длинном пальто и теплом платке, повязанном по-женски. Недоуменно озираясь, он посмотрел на Николая и потупился.
— Ну, здоров, Коляш! — Николай присел перед сыном, наклонился, чтобы старики не видели его лица — не владел в эти минуты Николай своим лицом. — К мамке поедем?
Мальчик, не поднимая головы, кивнул.
— А как же дед с бабою? Отпустят? Нет, наверно, не отпустят, — спохватился Николай. — Тогда мы лучше с мамкой к тебе приедем, ладно?
— А что ты мне привез? — мальчишка в упор посмотрел на отца.
— Тут я, брат, оплошал, — откровенно сказал Николай. — Оплошал, прости великодушно! Подарок за мной. Говори прямо, что привезти?
Сын взглянул Николаю в глаза и отвернулся. Что, мол, говорить, все равно не привезешь.
— Да, Коляш, — протянул Николай, — не верят нам с тобой, не верят. — Он подсел к столу, налил себе дымчатого самогона, прикинул оставшееся и выпил, уже не ощущая его крепости. — Так, значит, больше к вам не ездить? — с вызовом спросил Николай. — Ну что ж, придется стороной объезжать, а, Коляш? — Николай с пьяной неуклюжестью повернулся к сыну и увидел, что того уже нет — теща тихонько вывела его во двор и быстро-быстро повела прочь, опасаясь, видно, как бы зять не вздумал увезти его.
— Так, — протянул Николай, опять берясь за бутылку. — Пахана напоили, а пацана спрятали! — Он захохотал, но тут же смолк и уставился на занавеску, которая отгораживала другую комнату. — Кто там? — спросил он.
— Никого, — старик с удивлением посмотрел на Николая.
— Точно никого?! — Николай поднялся, его бросило в сторону, но он удержался на ногах, тяжело прошел к занавеске и с силой отдернул ее. В комнатке действительно никого не было. — Ладно, — проговорил Николай, возвращаясь на место. — Пусть так, пусть никого… Я, правда, не заглядывал под кровать, а наверно, стоило бы, а? — Он посмотрел тестю в глаза, будто хотел уличить того во лжи. — Ладно, сделаем вид, что поверили… Так, говоришь, не ездить больше? Другими словами, убирайся, Коля, ко всем чертям… Я правильно понял?
— Правильно, — кивнул старик. — Все как есть правильно, — лицо его оставалось неподвижным. Видно было, как нелегко давались ему эти слова, не привык он так разговаривать с людьми.
— Ну что ж, батя… — на губах Николая блуждала благодушная пьяная улыбка. — Другой бы плакал, что теряет такого вот родственника, такого прекрасного самогонщика, а я нет, я человек простой… Мне сказано, я — сделано… Верно? Ну ладно, не будем… Расстанемся или сделаем вид… В общем, как самые близкие родственники… Ты не против? Ну, тогда, будь добр, угости напоследок моченым яблочком, я знаю, у тебя всегда есть моченые яблочки… тут в бутылочке кой-чего осталось, выпьем на посошок, а?
— Ну что ж, — вздохнул старик, — коли так… Пусть по-твоему… — Он поднялся, на ходу снял с гвоздя шапку и, пригнувшись, вышел. В окно видно было, как старик под мелким осенним дождем побежал к сараю.
— Вот такушки, — удовлетворенно проговорил Николай.
Быстро пройдя во вторую комнату, он открыл платяной шкаф, просунул руку вглубь и, нащупав в темноте вытертое стариковское пальто, скользнул пальцами во внутренний карман — еще по прошлому приезду Николай знал, что там старик хранит деньги. И сейчас они оказались на месте — плотный сверток размером с пачку сигарет. Николай сунул его в карман, закрыл шкаф, осмотрелся — не осталось ли следов, вышел из комнаты, попридержал занавеску, чтобы не колыхалась, и только тогда позволил себе взглянуть в окно — старик закрывал дверцу сарая. В руке он держал небольшую мисочку с мочеными яблоками — они светились теплым летним светом. Николай сел за стол, подпер щеки кулаками и застыл. Дескать, сидел он вот так все это время и, не приди старик с яблоками, сидел бы до вечера. Тесть уже поставил яблоки на стол, сам сел напротив, а он все смотрел в стол, как бы не замечая ничего вокруг. И лишь когда старик взял бутылку, вроде очнулся.
— О! — оживился Николай. — Ну, давай, батя, на прощание… Не поминай лихом, нехорошо родственников поминать лихом, даже таких, как я… Давай! — и Николай выпил.
А тесть вдруг прослезился, начал вытирать ладонью глаза. Полез за платком, отряхнул его от табачных крошек, снова сунул в карман…
— Ты уж, Коля, того… Жизнь, она ведь, сам понимаешь… Не всегда как хочется…
— Ладно, батя, замнем для ясности. Эх, прости-прощай, село родное… В края дальние пойдет молодец…
— Послушай, у тебя как… В общем, ты извини, конечно, может, я не то говорю, но у тебя как с деньгами-то? А то ведь мне, старику, немного надо, могу подсобить? А?
— Да не мешало бы, — ответил Николай, но тут же, увидев, что старик направляется к маленькой комнатке, спохватился. — Не надо! — решительно сказал он. — Спасибо на добром слове, но не надо. Хватит и того, что пацан мой у вас живет… Не надо! — Николай остановил опять рванувшегося в комнату старика. — Есть деньги. С меня хватит. И провожать не надо. Сам доберусь. Дорогу знаю. В километре трасса — подвезут. Счастливо, батя!
Николай тоже растрогался, на глаза навернулись слезы, он искренне обнял старика, почувствовав и слабые его плечи, и тщедушность. И подумалось — а ведь недолго протянет, последний раз старика вижу…
— Екатерине Степановне поклон, скажи, что, мол, торопился, да и пацану объясни что-нибудь…
Во дворе Николай обернулся на прильнувшего к окну тестя, махнул рукой, растроганно махнул, будто от сердца отрывал.
Шагая по селу, Николай чувствовал растущее беспокойство, что-то мешало ему радоваться удаче. И даже хмель, который, казалось бы, должен придать уверенности, не действовал. Николай попытался понять, что с ним, откуда это беспокойство. И наконец догадался — оно исходило из тугого пакета в газетной обертке и мешало относиться к себе с восхищением, несмотря на то, что он так ловко облапошил занудливого старика. Надо было выкинуть нечто такое, что вернуло бы ему обычное отношение к самому себе… Николай оглянулся и увидел синее пятно почтовой вывески — он как раз проходил мимо почты. Отправить матери телеграмму? А что ей сказать? Что он жив-здоров? Глупо. Может, Сухову отбить пару теплых слов? Еще глупее. И тут Николай вспомнил о той трешке, которую дал ему на дорогу милиционер со станции. «Долги надо платить», — несколько раз повторил он где-то слышанные слова.
— Есть кто живой? — громко спросил он, входя в низкую дверь почты.
Из-за перегородки выглянула девушка.
— А вот ты-то мне и нужна! — сказал Николай и тут же устыдился: шутки не получилось. «Самогон виноват», — сокрушенно подумал он. — Перевод бы отправить… Можно?
— Отчего ж нельзя, если деньги есть! — засмеялась девушка.
Отойдя к залитому чернилами столу, Николай быстро заполнил бланк. В графе «отправитель» он, радуясь своей предусмотрительности, написал печатными буквами: «Сухов Евгений Андреевич». «Все правильно, — подумал Николай, — ведь милиционеру я представился Суховым».
— Три рубля? — удивилась девушка.
— Перебьются, — взяв квитанцию и не проронив больше ни слова, Николай вышел. Ему стало легче, но появилось другое — он вдруг вспомнил взгляд девушки, вспомнил удивление в ее глазах. Что-то в этом было…
Из-за поворота показался автобус, и Николай дурашливо сложил руки на груди, как бы заклиная водителя остановиться, потом воздел руки к небу, показывая, что идет дождь, и, кто знает, сколько ему еще мокнуть. Сквозь широкое ветровое стекло он увидел, как засмеялся водитель. Машина остановилась.
— Ну спасибо, друг! — воскликнул Николай, впрыгивая в автобус.
— Обсыхай, — протянул водитель снисходительно.
Автобус рванул с места и помчался по залитому дождем асфальту. Через минуту его уже нельзя было различить в туманной дымке.
Глава 12
Утром позвонил Кучин, и Демин разговаривал с ним, не успев раздеться.
— Привет, коллега, — мягко проговорил Кучин с обычной своей опечаленностью. — Встретиться бы, Валя! Ведь сговаривались…
— А что, давай! Сегодня!
— Нет, — с сожалением проговорил Кучин. — Тут меня клиент один дожидается уж несколько дней… Знаешь, я собрал некоторые данные… Так вот, статистика, столь уважаемая мною наука, говорит следующее: в большинстве случаев убийца и его жертва находятся между собой если не в родственных, то в весьма близких отношениях. Если уж быть точным, то в восьмидесяти семи случаях из ста они хорошо знали друг друга. Каково?
— Это не единственный вывод из такого исследования?
— Разумеется. У меня много выводов. Вот еще один: в большинстве случаев убийца не получает никакой выгоды за свое злодейство.
— Почему? Срываются его планы или же причина убийства бескорыстная?
— Как приятно поговорить с умным человеком! — хмыкнул Кучин. — Ты, Валя, сразу взял быка за рога. С одной стороны, преступник не может предусмотреть все последствия, а с другой — он и не рассчитывает на вознаграждение.
— Хорошо, — сказал Демин. — Давай еще один вывод, и заканчиваем… Меня ждет одна дама, попробую проверить твои откровения.
— Дама не должна ждать, ты прав… А что касается вывода, пожалуйста… Преступник обычно представляет внешние последствия преступления, худо-бедно предусматривает действия милиции, намечает пути отхода и прочие несложные вещи. Но не может предвидеть главного — что будет с ним самим после преступления. Он понятия не имеет, каким будет его отношение к людям, к себе, к тем вещам, которые до преступления имели для него значение. Если человек совершил убийство, то ты ищешь уже не того, каким его знали до преступления. Ты ищешь другого человека. И пока ты его не п