— Верно говоришь, мать, — согласился фотограф. — В одной комнате действительно трудно с деньгами ужиться, тут квартира нужна попросторнее… Это ты верно подметила. За такие слова и кадра не жалко, — он резко повернулся и щелкнул аппаратом так неожиданно, что женщина не успела убрать с лица осуждающее выражение.
— Тьфу, черт лохматый! — шутливо выругалась дворничиха, — хоть бы причесаться дал.
Демин открыл окно и посмотрел вниз. В нескольких метрах раскачивались верхушки высоких деревьев, внизу, на асфальте, все еще лежали кирпичи, припорошенные мокрым снегом. Выбросилась Селиванова рано утром, почти ночью, в темноте. Надо же, нашлась у девчонки бутылка виски… А не будь ее, кто знает, и сейчас была бы жива. Поревела бы, пообижалась бы на кого-то, но осталась бы жива. Выпила примерно стакан. Количество вполне достаточное, чтобы любая неприятность превратилась в трагедию. Говорят, правда, что пьяному море по колено… Не знаю, подумал Демин, не знаю… Большинство преступлений совершается в пьяном состоянии, не потому, что кое-кому становится безразличной собственная судьба… Скорее наоборот — обостряется чувствительность, преувеличенно воспринимается любое брошенное слово, безобидное замечание кажется смертельным оскорблением, вполне терпимое положение воспринимается как безвыходное.
Ну что ж, доложим начальству все, как есть, думал Демин, перелистывая маленькую записную книжечку Селивановой. Книжка была необычная, узкая, длинная, в алом сафьяновом переплете, с прекрасной бумагой. Такую не купишь в канцелярском магазине, скорее всего тоже из «Березки». И еще одно заметил Демин — книжка была совсем новая и два десятка телефонов, занесенные в нее, очевидно, переписывались совсем недавно из старого блокнота.
5
Дверь в комнату резко, без стука открылась — на пороге стояла бледная Сутарихина.
— Там звонят, — проговорила она шепотом. — По телефону… Наташу просят… Я сказала, чтоб подождали
— Валера! — Демин повернулся к одному из оперативников. — Быстро в соседнюю квартиру. Позвони оттуда — пусть засекут телефон. Пусть…
— Знаю!
— Вера Афанасьевна, — негромко сказал Демин, — возьмите трубку и скажите, чтоб подождали.
— Господи, как же это? — глаза старой женщины наполнились слезами. — А ну как не смогу?
— Сможете! — жестко сказал Демин. — Идите!
Своей резкостью он хотел возмутить женщину и тем придать ей силы. Сутарихина испуганно взглянула на него и вышла в коридор. Видя, что она не решается взять трубку, Демин сам взял ее, прислушался. «Соседка пошла звать…» — услышал он низкий женский голос. «Придет, никуда не денется», — произнес тот же голос через несколько секунд. После этого раздался смех, какой-то угрюмый, торжествующий смех человека, который добился своего, сумел доказать свою силу. «Ничего, побесится, перестанет… Через это надо пройти. Ну, что там?!» — последние слова прозвучали четче, ближе других. Видно, неизвестная собеседница выкрикнула их прямо в микрофон.
Демин передал трубку Сутарихиной.
— Алло! Алло! — зачастила женщина. — Вы меня слышите? Алло?!
Участковый восторженно ткнул Демина в бок, — во, мол, дает бабка, время тянет, как опытный оперативник.
— Алло! — надрывалась Сутарихина. — Девушка!
— Да слышу, слышу! Чего вы орете, как будто вас…
— Подождите минутку… Алло!
В конце коридора, насупившись, стояли братья Пересоловы, и во всем их облике было неодобрение. Демин навис над Сутарихиной, пытаясь разобрать, что говорит сипловатая собеседница. Понятые робко выглядывали из комнаты Селивановой — они, кажется, так и не поняли, что происходит.
— Хорошо, я позвоню через пять минут, — сказала женщина и, не дослушав, повесила трубку.
— Низкий нагловатый голос? — вдруг спросил молчавший до сих пор младший Пересолов.
— Да, наверно, его можно назвать таким, — озадаченно проговорил Демин. — Она сейчас опять будет звонить. Ты ее знаешь?
— Звонит иногда… Не так чтобы часто, но и не первый раз. Кстати, этой ночью она звонила. Ее зовут Ирина.
— А отчество, фамилия? — спросил Демин.
— Не знаю, Наташа не говорила.
— Напрасно, — проворчал Демин.
— Я могу подойти к телефону… Она иногда передает через меня кое-что для Селивановой… То есть передавала.
Демин раздумчиво посмотрел на младшего Пересолова, на Сутарихину, в глазах у которой засветилась надежда на избавление от такой неприятной роли.
— Хорошо. Подойдешь ты.
Несмотря на то, что звонка все ожидали, прозвенел он неожиданно и как-то резко. Анатолий взял трубку, настороженно посмотрел на нее, не поднося к уху, будто опасаясь этой трубки…
— Да, — наконец проговорил он недовольно. Трубку Анатолий держал чуть поодаль, чтобы и Демин мог слышать слова.
— Кто это? — опять прозвучал хрипловатый женский голос.
— А кто нужен?
— Толя, ты?
— Ну?
— Толик, будь добр, кликни Натали, а?
— А что я буду за это иметь?
Демин молча пожал парню локоть — правильно, мол, так держать. Тяни время, не торопись.
— Что будешь иметь? — переспросила женщина. — Это ты уже с Натали договаривайся! — она хрипло засмеялась.
— С ней договоришься, как же! Держи карман шире…
— Можно, Толя, можно. Заверяю тебя, что с ней несложно договориться. Видно, ты не с того конца начал.
— С какого же конца надо начинать?
— Ха, я бы тебе сказала, но рядом люди… Они могут меня неправильно понять. Но ты меня, надеюсь, понял.
На лбу парня выступили маленькие капельки пота. Демин только сейчас представил себе — каково ему было вести этот вроде бы шутливый разговор. Но Анатолий неплохо держался. Ворчливостью и недовольством он скрывал свое состояние.
— Ну, что ты замолчал? Смотался бы за соседкой!
— А кто зовет?
— Ты что, ошалел? Скажи — Ирина к телефону зовет.
— А отчество? — уныло спросил Анатолий.
— Перебьется и без отчества.
— Ладно, подожди… — пробурчал Анатолий и передал трубку Демину. Некоторое время в трубке не раздавалось ни звука. Потом вдруг четко и громко прозвучали слова: «Конечно, придет, никуда не денется». Все тот же низкий женский голос. И Демин даже на расстоянии чувствовал, что принадлежит он человеку хваткому, самоуверенному, привыкшему поступать по-своему.
В дверях появился оперативник.
— Все в порядке, — проговорил он шепотом. — Засекли.
— Спроси, может, чего передать Наташе, — сказал Демин, отдавая трубку Анатолию.
— Алло! Ира! — Может, что передать?
— Слушай, ну и копуха она стала! Как у нее настроение?
— По-моему, неважное.
— Я думаю! — удовлетворенно засмеялась женщина. — Толя, скажи ей, чтоб сегодня обязательно была в Интуристе. Понял? Она знает. И еще скажи, чтоб не валяла дурака. А то я очень обидчивая стала в последнее время. Так и скажи. Ну будь!
Анатолий положил трубку и некоторое время стоял молча. Потом вопросительно посмотрел на Демина.
— Кто это?
— А черт ее знает! — с неожиданной злостью сказал Анатолий. — Ира, и все. Судя по голосу, эта Ира немало выпила на своем веку. И не только водки.
— Что же еще она, по-твоему, пила?
— Крови она достаточно попила у людей. По голосу чувствую, по тону. Этакой хозяйкой себя воображает. Нравится ей быть хозяйкой, давать распоряжения, проверять исполнение, поощрять и наказывать.
— Ладно, — тихо проговорил Демин, и в его голосе в первый раз за все утро прозвучала угроза. — Ладно. Пусть так. Что у тебя? — повернулся он к оперативнику.
— Из автомата звонила. С Тверской.
— Ладно, — повторил Демин. — Пусть так. Хозяйка так хозяйка. Я не против. Будем заканчивать. Подписываем протоколы, собираем манатки, опечатываем жилплощадь и отбываем. А вас я попрошу вот о чем, — Демин повернулся к жильцам, — если сегодня кто будет Селиванову по телефону спрашивать, отвечайте, что ее нету. Нету, и все тут. И весь разговор. Пусть думают, что хотят. Такая к вам просьба. Завтра скрывать будет сложно, да и ни к чему, наверное, да и нехорошо… А сегодняшний день попытаемся использовать.
Он оглянулся в последний раз, словно проверяя, не забыл ли чего, и вдруг взгляд его упал на новенький, с блестящими медными пряжками портфель — явно чужой в этом полутемном коридоре, — на пыльном полу, между старой кухонной тумбочкой и продавленным креслом. Демин поднял его, внимательно осмотрел.
— Чей это? — спросил он, уже догадываясь об ответе.
— Наташин, — ответил Анатолий. — Она часто оставляла его в коридоре. А утром брала и сразу в институт.
Демин, не говоря ни слова, внес портфель в комнату Селивановой и вытряхнул на диван. Из него высыпались тетради, конспекты, зеркальце, косметическая сумочка, несколько шариковых ручек. Раскрыв одну из книг, Демин увидел, что это не учебник.
— Ну да, конечно, — сказал он. — Иначе и быть не могло. Только Набоков. Что еще может читать девушка, у которой на столе виски, а в шкафу пара дубленок!
— Ты чего ворчишь, Валя? — спросил участковый.
— Набокова читала девушка Наташа. «Лолиту». Понял?
— Ну и что?
— Ничего. Просто было бы странно найти в ее портфеле что-нибудь другое.
— Ты против Набокова?
— Я за Набокова. Знаешь, сколько просят спекулянты за этот томик? — Демин взял книгу за уголок и потряс ее в воздухе, словно бы для того, чтобы участковый мог определить ее стоимость. — Сто рублей за книгу.
— Но, может быть, это не ее книга, не исключено, что она взяла ее у кого-то почитать?
— Да какое это имеет значение?! Ты видишь, что в этой комнате все вещи от виски до сапог поют в один голос? И мне не нравится этот голос. Он напоминает мне голос той дамы, которая звонила недавно.
В этот момент из книги, которую держал Демин, выпал небольшой синий листок бумаги и, раскачиваясь из стороны в сторону, упал на пол. Демин поднял его, внимательно осмотрел, и его хмурое лицо осветилось чуть ли не счастливой улыбкой.
— Ну вот, — сказал он, — и эта бумажка тянет все тем же сипловатым голосом. Лира. Самая настоящая итальянская лира, которую гражданка Селиванова использовала в качестве книжной закладки. Правда, стоит она пятак, не больше. Но это ерунда… Меня настораживает странный хор вещей, предметов, ночных телефонных звонков, непонятных поручений… Верно, Толя? — подмигнул Демин младшему Пересолову. — Уж поскольку я освободил тебя сегодня от работы… Ты не против, если мы немного покатаемся?