— Нет, Свирин подоспел, нюх у него прямо-таки собачий!
— И никто не помешал?
— У нас?! Хорошо, что начальство не застало, а то пришлось бы поделиться.
Демин не первый раз сталкивался с положением, когда поступки, слова, даже убеждения человека определяются количеством выпитого. Бутылками отмечают время, расплачиваются за долги, за услуги. Случается, от количества выставленных бутылок зависит твое продвижение по службе. Стакан водки — и слабеют родственные связи, теряют силу семейные привязанности, и нет человека роднее собутыльника… если он через минуту не превратится в первого врага. Что-то сдвинулось в нашем сознании, уж коли пьянство становится не причиной, а следствием убогости существования. Вряд ли борьба с пьянством может быть сведена к борьбе против выпивки, хотя именно к этому сводятся и сверхстрогие ограничительные меры, и сверхвысокие цены, и общественное осуждение. Дело не в этом. Не найдет человек водки, будет зубную пасту на хлеб намазывать, перегонять смазочные масла, жевать таинственные корнеплоды. И все для того, чтобы ощутить некую взволнованность, интерес к жизни, почувствовать собственную значительность, чтобы растревожиться обидой или восторгом, ощутить в себе силы и желание общаться с людьми, поскольку без выпивки ничего этого у него нет…
— Что же было дальше? — спросил Демин.
— А что, захмелел батя, и мы со Свириным отвели его. Так я и оказался в доме-то. Привели и остались, не возвращаться же на работу. Неожиданно козырный день получился… Побыл я с ними до вечера и ушел.
— Кто оставался?
— Отец… Свирин тоже остался. Еще эти, Дергачевы, квартиранты. Да, чуть не забыл — Зинка Борисихина. Но за ней пришел муж со своим отцом, и они увели ее. Больно захмелела баба.
— Что же вы все там делали?
— Ну, как… Выпивали.
— Разговоры интересные были?
— Да какие разговоры! — Жигунов махнул рукой с таким возмущением, будто его заподозрили в чем-то постыдном. — Батя не мог до конца сидеть, завалился, Борисихина тоже рухнула… Дергачевы держались, они ребята крепкие… Кто еще… Свирин — тот молчал. Чокался исправно, а на большее силы не хватало, выключался потихоньку время от времени.
— А Борисихина — кто это?
— Местная красотка на черный день. — Жигунов усмехнулся, ему, видимо, приятно было, что о ком-то он может говорить с пренебрежением. — Пришел ее муж… Спрашивает, не здесь ли Зинка. Отвечаем, что нет… Нельзя выдавать, ведь вместе пили… Но он не поверил, прошел в дом и нашел Зинку.
— Кто еще был?
— Еще? И еще был, — Жигунов замер, остановившимся взглядом уставившись в стену, словно пытаясь собрать, восстановить в сознании чей-то расплывающийся образ. — Точно. Вспомнил. Парень один… Высокий такой, молодой… Вот он тоже оставался, когда я уходил, — добавил Жигунов несколько растерянно.
— Вы его видели первый раз?
— Да, никогда раньше не встречал.
— К кому он приходил?
— Пил со всеми, а к кому…
— По поведению человека даже в такой удалой компании можно определить, с кем этот человек, к кому пришел, с кем собирается уйти… Он пришел к вашему отцу?
— К отцу? — Жигунов задумался, опять покачался на стуле из стороны в сторону. — Нет. Это точно. К Дергачевым он пришел. Даже не к обоим, а именно к Анатолию. — Михаил даже обрадовался, что смог ответить на вопрос следователя.
«А чему, собственно, он радуется? — подумал Демин. — Тому ли, что смог ответить на вопрос, который казался ему ловушкой, или тому, что отец остается в стороне? Какой он ни есть, а отец, и, конечно же, Михаилу хочется видеть его чище, без скверны случайных знакомств». Демина все сильнее охватывало чувство, что такой человек, как Михаил, вряд ли пойдет на преступление, уж больно все у него просто — ни сильных желаний, ни тщеславия, даже злости какой-то настоящей нет. Единственное, чего ему сейчас хочется, это выпить стаканчик, другой…
— Ладно, Жигунов. Вас только что возили в больницу. Вы всех опознали?
— Всех… Только Дергачев-то не в больнице… Он в… морге. А в больнице его жена, отец и Свирин, о котором я вам говорил. Он в ремонтно-строительном управлении работает, тихий мужичок такой… Жена ушла, дети тоже того… Без должного уважения к нему относятся.
— Итак, уточняем… Ваш отец — Жигунов Александр Петрович. Его квартиранты — Дергачевы, Елена Андреевна и Анатолий Игоревич. Работник РСУ Свирин Владимир Николаевич. Всех назвал правильно?
— Вроде всех… Только я не знаю, как Свирина-то зовут… Свирин и Свирин. А Николаевич он или Митрофаныч — черт его разберет.
— Значит, в имени-отчестве надобности не было?
— А на кой? — удивился Жигунов. — Если всех, кто у отца бывал, знать по имени-отчеству — умом тронешься.
— Что вы думаете о пожаре?
— А чего о нем думать… Беда стряслась. Выпили лишку, огонек уронили… Бывает, что ж теперь руками разводить. Я так понимаю.
Жигунов, видно, опасался, не задаст ли следователь каверзный вопрос, не уличит ли в чем, заранее злился оттого, что не верят ему, перепроверяют. А Демин думал над другим — неужели Жигунов не знает, что Дергачев убит, что его отцу да и другим не столько от огня досталось, сколько… Во всяком случае, большой печали в его глазах не заметно.
— Вы женаты? — спросил Демин.
— Женат.
— В общежитии живете?
— Ну? — Жигунов напрягся, где-то рядом была его болевая точка, он ждал какого-то вопроса и опасался его. — Когда поженились, дома какое-то время кантовались. А потом комнату дали.
— Почему же от отца ушли?
— Не сошлись они, не снюхались. Жена моя и отец. И хватит об этом. Чего копаться? Никакого отношения все это к вчерашнему делу не имеет. Замнем для ясности. Не желаю я на эту тему говорить. Вот с кем пил вчера, что пил, сколько и чем закусывал — спрашивайте. А бабу мою не трожьте.
— Как хотите… — Демин полистал уже заполненные бланки протоколов, искоса наблюдая за Жигуновым. — Видите ли, Михаил, дело в том, что мне, очевидно, придется все-таки поговорить с вашей женой…
— На кой?! Спрашивайте у меня, чего ее по вашим коридорам таскать?!
— Я вижу, вы что-то скрываете… Давайте сразу договоримся, о чем я не должен у нее спрашивать, что я не должен ей говорить, чтоб вас не подвести, а?
Жигунов подозрительно посмотрел на Демина, прикидывая, видимо, можно ли довериться.
— Ну, хорошо… Одна просьба будет… Не говорите ей, что я вчера был у отца, пил с ним… Общался… Не надо. Вот и все.
— Она запретила вам ходить к отцу?
— Да нет же, нет! Сложнее все, неприятнее… Нелады у них. Всерьез нелады, хуже не бывает. И если она узнает… Ну, получается, что вроде на поклон пошел… А она против. Вот так примерно.
— Хорошо. Договорились. Если же она об этом узнает от кого-то другого — моей вины тут не будет. А о том, что вы были у отца, о пожаре известно многим людям, вся улица знает, соседи…
— Вообще-то да, — уныло согласился Жигунов. — Я как-то не подумал… Заклинило маленько… Перебрал, явно перебрал вчера. Все думал, потолкую, объяснимся… В общем, объяснились. Лучше не бывает.
— Михаил… Я беру у вас подписку о невыезде, — Демин придвинул к Жигунову заготовленный бланк. — Пока идет следствие, вы можете понадобиться каждую минуту. Понятно?
— А если мы с женой прошвырнуться куда захотим?
— Приходите, что-нибудь придумаем. Но самовольно — не стоит. Последует изменение меры пресечения. Это означает, что я вас попросту посажу под стражу.
— А не боитесь, что сбегу?
— Боюсь, — признался Демин.
Ушел Жигунов. По коридору простучали его частые шаги, Демин услышал, как хлопнула входная дверь, а он сидел над плотно исписанными бланками протокола и чувствовал, как его втягивает в чужие судьбы, в отношения людей, в водоворот их жизни. Была ли она ему интересна или же только должностные обязанности заставляли искать правду? Задавая себе этот вопрос, Демин не мог не признать, что люди, с которыми он только знакомился, уже начали тревожить его. Он остро ощутил обреченность этих людей. С ними могло ничего не случиться, и до сих пор светились бы окна в доме, и стремились бы туда знакомые и незнакомые люди, но многое изменилось бы от этого? Будь он не следователем, а волшебником, убереги он всех от огня, от слесарного молотка, от злости и беспощадности, стала бы их жизнь лучше? Нет. Не случись пожара, кто-нибудь из этих людей простыл бы на снегу, попал под машину, а может, просто кончилось бы здоровье, как кончается бензин в машине и она останавливается, превращаясь в мертвую груду металла…
Демин набрал номер ремонтно-строительного управления, где работал Свирин — необходимо было узнать, что это за человек и как получилось, что всю пятницу он смог провести в доме старика Жигунова.
— Да! — раздался в трубке самоуверенный голос.
— Начальник РСУ? Простите, пожалуйста, я не знаю вашего имени-отчества…
— Если не знаете, значит, оно вам и не нужно. В чем дело?
— Видите ли, дело в том, что я вынужден обратиться к вам…
— Короче!
— Говорит следователь Демин. У вас работает Свирин?
— Простите… Я не мог даже предположить…
— О ваших предположениях мы поговорим позже в моем кабинете, когда вы получите повестку и придете в назначенное время. А сейчас меня интересует другое — работает ли у вас Свирин?
— Да, работает, — за какие-то доли секунды голос начальника невообразимо изменился, и теперь вместо откровенного хамства в него просочились чуть ли не угодливые нотки.
— Вчера Свирин был на работе?
— Да, был… А в чем, собственно, дело?
— Мы выясняем серьезное происшествие, и необходимо уточнить некоторые детали. До которого часа был вчера на работе Свирин?
— Как обычно… Впрочем, я сейчас… — В трубке наступила пауза, и Демин мог поклясться, что начальник ничего не уточняет, просто, зажав ладонью трубку, пытается предугадать дальнейший ход разговора. — Да, все в порядке! Он работал весь день.
— Кем он у вас числится?
— Бригадир в деревообрабатывающем цехе.
— Он сегодня на работе?