— Раньше вы не встречали его у Жигунова?
— Я вообще была в этом доме первый раз.
— Что было дальше? Как вы провели оставшийся вечер?
— Мы тут же разошлись по домам. Вернее, Тамаз пошел на переговорный пункт, ему нужно было созвониться с родными, а я направилась домой. Дочка, мать… Забот хватает.
— Тетрадзе мог без вас вернуться к Жигунову?
— Вряд ли… Хотя… Почему бы и нет? Но я не думаю, мне кажется, я убедила его, что возвращаться бесполезно.
— Все. Спасибо, Галина Михайловна. С вами приятно было поговорить.
— Чем же доставила вам такое удовольствие?
— Не все здесь отвечают на вопросы, многие норовят свои задать… Позовите, пожалуйста, Тетрадзе, а то он там заскучал, наверно.
— Он не скучает, — засмеялась Мухина. — Он бегает по коридору.
— Вы действительно не знаете, какие у него дела с Жигуновым?
— Конечно, знаю, — сказала Мухина уже от двери. — Но это его дела, пусть он сам о них и расскажет.
— Разумно, — пожал Демин плечами. — Ничего не скажешь.
Тетрадзе вошел в кабинет быстро, порывисто, будто там, в коридоре, его долго сдерживали, но вот он вырвался и смог проскочить в дверь до того, как его снова схватили.
— Садитесь. — Демин показал на стул. — Поговорим.
— Прежде всего мне хотелось бы знать…
— О! Мне хочется знать не меньше вашего.
Тетрадзе нахмурился, пошевелил усами, словно услышал нечто озадачивающее. Придвинул стул поближе к столу, сел, сцепил пальцы рук.
— Послушайте, товарищ… Я слышал, что дом Жигунова сгорел? Это верно?
— Сгорел, — кивнул Демин. — Не совсем, правда, кое-что осталось, но пожар был серьезный. А почему вас интересует дом, а не сам Жигунов?
— Потому что дом хороший, а хозяин этого дома, Жигунов, плохой. Бесчестный, жадный… Очень нехороший человек. Он говорит — покупай дом. Хорошо, покупаю. Он говорит — многие хотят купить, давай задаток, а дом получишь через год. Сказал, что хочет перебраться к жене, поэтому дом продает. Я дал ему тысячу рублей. А потом дал еще тысячу рублей. Всего — две тысячи. Он эти деньги пропил. Водку купил на мои деньги! И говорит — вот помру, дом будет твой. А когда он помрет?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Не знаю, когда он помрет, — ответил Демин, с трудом сдерживая улыбку.
— Нет-нет! Я не хочу, чтобы он умирал, пусть живет на радость своим детям. Но меня обманул. Говорит, что жена не хочет его к себе брать. И правильно. Такого человека нельзя в дом пускать. Я спрашиваю — а деньги? Он говорит — как только у него будут две тысячи, он мне их отдаст. И смеется. Вы знаете, почему он смеется? Потому что у него никогда не будет две тысячи. И одна тысяча не будет. Зачем он так сделал? Зачем обманул? Зачем смеется? — глаза Тетрадзе сверкали гневом и обидой.
— Жигунов сейчас в больнице, — сказал Демин как можно мягче. — Он в тяжелом состоянии.
— Мне его жаль, но все равно он плохой человек.
— У вас остались его расписки?
— Расписки остались, а денег нет, дома нет! Он думает что если я — Тетрадзе, то у меня мешок денег. У меня нет мешка денег и никогда не было. И не будет.
— Значит, вы утверждаете, что Жигунов, пообещав продать вам свой дом и взяв задаток две тысячи рублей, деньги не возвращает и дом продавать отказывается? Правильно?
— Вот хороший человек! — с восторгом воскликнул Тетрадзе. — Сразу все понял.
— Послушайте теперь меня, — сказал Демин. — В жилищном законодательстве я разбираюсь плохо. У меня другая специальность. Но мне кажется, что ваши дела плохи. У Жигунова есть сын, есть жена, и они являются прямыми наследниками. Выживет ли старик, трудно сказать. Признает ли суд действительными расписки, которые он дал, — тоже вопрос сложный. И говорить сейчас об этом не будем. Поговорим о другом. Вы вчера были у Жигунова?
— Был. И на прошлой неделе был, и месяц назад был…
— Подождите. Вчера были. Кого вы там видели?
— Там был настоящий этот… кошкин дом. У Жигунова день рождения, гости, все говорят, все смеются, а мне смеяться не хочется.
— Вы пришли к Жигунову, чтобы потребовать свои деньги?
— А что же, я пришел с праздником его поздравлять? Подарки ему я должен принести?
— Что он ответил?
— Ничего не ответил. Он сделал вот так, — Тетрадзе поднялся и развел руки в сторону. — Надо понимать, что денег у него нет. А водку пить, гостей собирать деньги есть?
— Да, Жигунов поступил нехорошо. Поговорить вам не удалось?
— Какой разговор, — поморщился Тетрадзе. — Эти гости то поют, то ругаются, Жигунов пьяный… Мы были у него с женщиной, это очень хорошая женщина. Я ей говорю — давай поженимся, а она отвечает — надо подумать. Зачем думать? О чем думать? Твой ребенок — мой ребенок, твоя мать — моя мать.
— Она прекрасно к вам относится, — сказал Демин доверительно. — Очень хорошие слова о вас говорила.
— Правда?! — Тетрадзе вскочил и уже хотел было выбежать из кабинета, но Демин остановил его.
— Постойте, там, кажется, был еще один гость?
— Ах, этот молодой человек!
— Каков он из себя, во что одет, как выглядит?
— Он выше меня на голову, — улыбнулся Тетрадзе. — Я не очень высокий человек, и мне всегда кажется, что высокие на меня поглядывают без должного уважения, — он расхохотался. — И этот человек тоже…
— Он с усами?
— Нет никаких усов. Судя по его возрасту, они, возможно, у него еще и не растут.
— Даже так? — удивился Демин.
— Если ему и есть двадцать лет, то не больше.
— Сколько раз вы вчера заходили к Жигунову?
— Один раз… — Впервые за весь разговор Тетрадзе замялся. — С Галиной Михайловной заходили, она может подтвердить, если вы не верите… А почему вы об этом спрашиваете?
— Многие в тот вечер по нескольку раз выходили, снова заходили… Кто за водкой бегал, кто просто свежим воздухом подышать. А вы, значит, только один раз?
— Да, — кивнул Тетрадзе. — Один раз.
Выходя из кабинета, Демин заметил в коридоре человека, который смотрел на него как-то слишком уж заинтересованно.
— Вы ко мне?
— Да, хотелось бы поговорит… Дело в том, что вы сегодня допрашивали мою жену… Борисихину.
— Это она вам велела подойти?
— Нет, она только рассказала о допросе… И мне показалось, что будет лучше, если прийти, не ожидая вызова.
Евгений Борисихин вошел в кабинет и остановился у двери. Среднего роста, чуть сутуловатый, он казался сдержанным, если не угрюмым. Его состояние можно было понять, как и положение — муж спивающейся жены, за которой приходится ходить по самым сомнительным местам.
— Садитесь, — Демин показал на стул.
— Спасибо, — Борисихин сел и отвернулся, словно все вопросы он уже знал наперечет и все они уже порядком ему надоели.
— Вчера вы были в доме Жигунова. Что вас привело?
— Что привело? — Борисихин хмыкнул. — Жену искал. Мы вдвоем с отцом пришли. Он подтвердит, если что… И нашли Зинку в доме.
— Почему вы говорите, что нашли? Вам пришлось ее искать? Она пряталась от вас? Вам позволили искать ее в чужом доме?
— Хм, — Борисихин, видимо, не знал, на какой вопрос отвечать, и, тяжело вздохнув, посмотрел на свои руки. — Вначале Дергачев сказал, что ее нет в доме. Я ему не поверил, потому что она частенько бывала у Жигунова, компашка там у них подобралась… Один другого стоит. А этот парень засмеялся и говорит… Он наверно, не знал, что я ее муж…
— Что же он сказал?
— Говорит, зря, дескать, я пришел, что на эту ночь он берет ее себе… И смеется. Я понял, что он вроде шутит, не стал заводиться. Слегка к нему приложился, чтоб на дороге не стоял… Ткнул его, он и сел в снег. Тогда я прошел в дом, ну и во второй половине нашел Зинку… Сапоги на подушке, юбка на батарее парового отопления… — Борисихин отвернулся к окну и сощурился, будто где-то там, за двойными рамами видел вчерашнюю картину.
— Теперь об этом парне. Кто он такой?
— Не знаю. Первый раз видел.
— Ваша жена сказала, что она его где-то раньше встречала.
— Возможно. У нее жизнь более насыщенная… — Борисихин помолчал. — В общем, вы меня понимаете.
— Каков он из себя?
— Высокий, выше меня. Черная куртка, кожаная или под кожу… Джинсы. На ногах — полусапожки… Это я обратил внимание, когда он упал в снег. Возраст… Двадцать с небольшим, так примерно.
— Он в доме свой человек?
— Да, наверно, можно так сказать… С Дергачевым был заодно, перешучивались насчет моей жены. Что-то их связывало… Или давно знакомы, или дела у них, или затевали что-то… Знаете, когда люди выпьют, это хорошо чувствуется. Им кажется, что они очень хитрые, а трезвому сразу в глаза бросается.
Демин невольно прикидывал — насколько можно верить Борисихину. Говорит вроде искренне, не пытается выгораживать себя, хотя знает, что под подозрением.
— Когда уводили жену, вас не пытались остановить?
— Нет, посмеялись только. Им тогда все смешным казалось… Прямо сдержаться не могут… И потом вы все-таки с отцом были, а они собирались в магазин сходить…
— Скажите, какие у вас отношения с женой?
— Хорошие! — с вызовом ответил Борисихин. — Да, вполне хорошие. Меня многое в ней устраивает. Она тоже относится ко мне вполне терпимо.
— Терпимо? Другими словами… Вы терпите друг друга?
— Мы живем вместе. Этим намерены заниматься и дальше.
— Вы сказали, что вас многое устраивает в жене… Значит, кое-что и не устраивает?
— Это, товарищ следователь, чисто личное. Если я вам скажу, что меня не устраивает ее прическа или манера красить губы, это ведь ничего в нашем разговоре не прояснит, верно?
— Вы напрасно обижаетесь. У меня нет желания выискивать трещины в ваших отношениях. Я хочу узнать, что произошло вчера в доме Жигунова. Ваша жена была там довольно долго, правда, мало что помнит. Она показалась мне искренней. Она красивая женщина…
— И большая любительница выпить, — неожиданно прервал Борисихин.
— Да? — Демин пристально посмотрел на Борисихина, помолчал. — Вы ее любите?
— Разумеется.