Ошибка в объекте — страница 86 из 97

м мы имеем дело чаще всего? Это люди, потерявшие самообладание. Им кажется, что только от решительности зависит их будущее, только от их дерзости зависит, как скоро прискачет белый конь, на котором можно разъезжать по жизни.

Не ожидая ответа, Рожнов вышел. Но тут же дверь снова распахнулась.

— Тут к тебе посетители,— сказал Рожнов, пропуская в кабинет пожилую женщину.— Поговори с человеком. Час, говорит, не может дождаться. Нехорошо.

— С начальством беседовал,— Демин развел руками.— Выслушивал важные указания. Не мог же я прервать…

— Ладно-ладно! Больно все умные стали. Завтра с утра можешь выезжать. Пока.

Женщина подошла и осторожно положила на край стола листок бумаги. Демин издали узнал повестку, которую вчера разнесли по квартирам.

— Вот пришла по вашей бумажке…

— Очень хорошо. Мы ждали вас.

— Уже кто-то приходил? — не удержалась женщина от вопроса.

— А как же! Мы со многими говорили. Надеюсь, что и вы кое-что интересное расскажете, а? Простите, как вас зовут?

— Нина Тихоновна. Скворцова.— Женщина полезла в сумочку, вынула бумажный пакетик, развернула его и рядом с повесткой положила золотое кольцо.

«Почин есть! — обрадовался Демин.— Завтра будет с чем ехать. Трудно было сказать наверняка, но и эта вещица казалась новенькой. Ничего, эксперты разберутся».

— Откуда оно у вас?

— Купила,— просто ответила Скворцова.— Пришел человек, предложил… Я и купила.

— Кто предложил?

— Не знаю, стоит ли называть… Будет ли это с моей стороны порядочно…

— Дергачев?

— Он,— кивнула женщина.— Уж коли вы сами знаете… Надеюсь, я не совершила ничего предосудительного, купив у него это кольцо? Дело в том, что у меня внучка… День рождения… Хотелось порадовать…

— Сколько вы за него отдали?

— Право же, не знаю, что вам и ответить…— Видимо, вопрос показался Скворцовой грубоватым.— Я как-то не привыкла давать отчет в собственных расходах, мне кажется, это личное дело каждого человека, и спрашивать об этом…

— Спрашивать об этом неприлично? — с веселой злостью спросил Демин.

— Если вы уж так выразились, то… Мне остается только согласиться.

— Спасибо, Нина Тихоновна, за то, что вы со мной согласны. Теперь послушайте меня. Стыдить вас и уличать в предосудительных поступках я не буду. Не мое это дело. У меня задача проще — убийцу найти. Нина Тихоновна, покупая золотое кольцо у Дергачева, как вы себе это объяснили? Учитывая вашу порядочность, воспитанность… Ведь он запросил цену меньше государственной Как вы себе объсняете предложение Дергачева?

— Он сказал, что ему очень нужны деньги… Именно в тот день… И я подумала, почему бы не выручить человека…

— Значит, стремление выручить? А почему бы вам не предложить ему деньги взаймы? Почему желание выручить связывать с наживой?

— Ну, знаете! — Скворцова подобрала губы и распрямилась.— Я сюда пришла не за тем, чтобы выслушивать оскорбления!

— И я сижу здесь не для того, чтобы оскорблять людей,— жестко ответил Демин.— Может быть, я не прав, но хоть иногда надо называть вещи своими именами. Хотите выручить человека? Прекрасно! Но ведь вы даете гораздо меньше денег, нежели оно стоит. Свою порядочность и доброту вы оцениваете в несколько десяток, верно?

— Я могу идти? — поднялась Скворцова.— Вы все мне сказали?

— Нет, Нина Тихоновна. Сядьте, пожалуйста. Давайте все-таки поговорим, не обижаясь друг на друга. Я спросил, сколько вы отдали за это кольцо, вовсе не для того, чтобы считать ваши деньги. Это важно для дела. Кольцо краденое, вы это знаете.

— Откуда?!

Демин подошел к женщине и со всей возможной мягкостью снова усадил ее на стул.

— Почему Дергачев продал кольцо по дешевке? Почему он понес его к вам? Не к вашим соседям, а именно к вам? Стоит оно примерно двести двадцать, вы за него отдали вряд ли больше двухсот? А?

— Сто восемьдесят,— сказала Скворцова и отвернулась, словно ее вынудили сделать недостойный поступок.

— Вот видите… Дергачев продал в тот вечер не только это кольцо. И произошло слишком быстрое превращение выпивохи в состоятельного человека. В тот же вечер Дергачев был убит.

— А мне говорили — пожар… Боже-боже! — Скворцова уставилась на кольцо почти с ужасом.— И эту вещь я хотела подарить своей внучке.

— Да, подарок не очень… На нем не только отпечатки пальцев преступника, на нем и кровь.

— Он уверял, что нашел его! — с отчаянием воскликнула женщина.

— Не признаваться же, что украл,— усмехнулся Демин.— Составим протокол. Кольцо придется пока изъять. Его судьбу решит суд. На этот случай я дам вам расписку. Скажите, Нина Тихоновна, вы уверены, что Дергачев продал вам именно это кольцо?

— Не понимаю…

— Возможно, у вас есть другие кольца, и когда вы собрались к нам, то случайно перепутали… Такое могло быть?

— Нет. Я купила это кольцо. Но неужели Дергачев… Всегда такой вежливый… И поздоровается, и расспросит… До чего обманчиво внешнее впечатление… Как же ему удалось?

— Что удалось?

— Как я понимаю, он совершил кражу?

— Нина Тихоновна, пока мне об этом ничего не известно. Мы сейчас работаем, надеемся на успех. Скажите, у него еще были какие-то золотые вещи?

— Как вам сказать… Право же, затрудняюсь…

— Нина Тихоновна, давайте говорить откровенно. Мы давно занимаемся этим делом, многое удалось выяснить, и если я спрашиваю, значит, это нужно для дела, поймите.

— Ну что ж, скажу… Были у него кулоны, несколько кулонов.

— Знаки зодиака?

— Вот видите, вы все знаете и без меня! — обрадовалась Скворцова.— Были перстни с янтарем, с розовыми камнями, с опалом…

— Вы их узнаете?

Скворцова задумалась. И эта маленькая заминка многое сказала Демину. Значит, торг с Дергачевым был достаточно продолжительным. И Демин услышал, как где-то совсем рядом, прерываясь и замолкая, выводила свою мелодию свирель — золото заговорило, неуверенно, неразборчиво, но оно уже не молчало.

— Право же, затрудняюсь сказать твердо и…

— Прекрасно вас понимаю! — воскликнул Демин.— Речь идет не о том, чтобы среди десятка колец с янтарем узнать именно то, которое предлагал вам Дергачев. Достаточно будет, если среди разных колец, украшенных зелеными, синими, красными камнями, большими и малыми, вы укажете примерно такое же, какое предлагал Дергачев. Если вы скажете, что у того колечка тоже была ажурная решетка, на ней был укреплен вот такой же глупый камень…

— Какой? — вскинула брови Скворцова.

— Простите,— смутился Демин,— это чисто личное Мне розовый цвет почему-то кажется глуповатым.

— Знаете, это так и есть. Он всеядный,— доверчиво улыбнулась Скворцова.— Синий цвет пойдет не каждому, нужно определенное мужество, чтобы решиться надеть кольцо с синим камнем. Белый многим кажется простоватым. А розовый годится всем, его охотно носят и пожилые, и девушки, его можно подарить, ничем не рискуя.

— Значит, кольца и кулоны, которые показывал Дергачев, вы узнаете?

— Разумеется,— Скворцова уверенно повела плечами

— Они все новые? Современные?

— Да. Это был основной их недостаток.

— Почему недостаток?

— В них нет культуры изготовления. И основная ценность этих вещей заключалась в сырье. А как ювелирные произведения они ничего собой не являли. Загляните в любую витрину, и вы увидите точно такие. Штамповка для массового потребителя.

— И тем не менее одну вещицу вы купили,— напомнил Демин.

— Цена подошла,— простодушно улыбнулась Скворцова.— И потом, не себе покупала, внучке. А ей требуется именно это. Она не знает других вещей и по наивности… а может, еще по какой причине именно ширпотреб считает достоинством. Странное стадное чувство охватывает людей, и я никак не могу понять, откуда это… Ее мечта — не отличаться. Конечно, толпа не терпит каких-то особенностей, но ведь ценность каждого человека именно в отличии от прочих, верно? А молодые люди носят похожие кольца, читают одни книги, слушают одних певцов. И в конце концов и сами становятся какими-то… штампованными Более того, вы не поверите — гордятся этим!


16

На следующее утро Демин выехал в соседнюю область. Он собирался в поездку, как в небольшое путешествие,— ему было приятно собирать бритвенные принадлежности, укладывать чемоданчик, с особенным удовольствием он положил во внутренний карман пиджака объемистый блокнот, который сам переплел и обрезал в городской типографии.

Водитель был хмур и неразговорчив, он, видимо, к этой поездке относился иначе, во всяком случае, радости в его глазах Демин не увидел. Ну и ладно, подумал, на второй сотне километров разговоримся. Но все-таки не удержался, спросил:

— Что хмур-невесел? Что буйну голову повесил?

— А! — крякнул водитель.— Скажи, Валя, почему так получается… Встречаешься с десятками людей, с кем-то ругаешься, с кем-то ссоришься, а самые обидные и злые слова всегда слышишь от близких людей, почему?

— Ошибаешься, Борис Григорьевич… Слова близких мы не можем пропускать мимо ушей, они цепляют нас не потому, что самые злые, а потому, что их произносят близкие люди.

— Нет, Валя, нет! Близкие знают твои болевые точки, и когда подворачивается случай, бьют не беспорядочно, как в очереди, бьют, хорошо зная, где тебе будет больнее, чем они смогут тебя унизить, знают, что тебе напомнить, во что тебя, дурака, мордой ткнуть. Ладно. Поехали.

И водитель действительно замолчал километров на сто. Глядя на заснеженные поля, на такие вымерзшие и несчастные деревья, что, казалось, никогда им уже не оттаять, никогда не зазеленеть, глядя на дорогу, Демин попытался было еще раз продумать сложившееся положение, но вскоре оставил это занятие — не было новых данных.

— Что, Валя, вздыхаешь? — спросил водитель.— Завяз?

— Не то чтобы завяз… Но и выхода не видать.

— Может, слишком торопишься?

— А как же иначе, Борис Григорьевич… Надо торопиться. Пока преступник в панике, пока он не очень соображает, пока везде видит опасность, вздрагивает…