Наоми терпеливо улыбнулась.
– Прежде чем ты уедешь, я быстро обучу тебя приемам первой помощи, – сказала она. – Ты правда отлично справляешься с ней, прирожденная мамочка. Просто тебе нужно прекратить так сильно тревожиться обо всем.
– Давай посмотрим правде в глаза, – сухо сказала Кики. – У меня много причин для тревоги.
– Сделай вид, что их у тебя нет. Ты привлечешь к себе внимание, если будешь выглядеть слишком встревоженной.
– Эта женщина… Мэриэн?
– Кейзан.
– Она знает о том, что я приеду?
– Она ждет тебя и Душистого горошка сегодня поздно ночью или ранним утром. Если захочешь спать, остановись там, где много машин, тогда ты не привлечешь внимания. Если тебя остановит легавый, скажешь ему, что едешь в гости к друзьям из Шарлотсвилла. Ты можешь назвать ему имя Мэриэн и дать ее телефонный номер.
Мэриэн Кейзан ожидала девушку с ребенком. Кики придется объясняться, когда она появится одна.
– В Северной Каролине другие номерные знаки, – сказала Кики.
– Мы позаботимся об этом ближе к вечеру.
– Черт, – проговорила Кики. – Как вам все это удается? – Она приподняла со стола свидетельства о рождении.
– У нас обширная сеть, – сказала Наоми. – Нам давно не приходилось пользоваться ею, и мне, честно говоря, страшно, что мы снова оказались замешанными в это дело, но мы обязаны так поступить. Все подключились, чтобы помочь тебе, Кики. То есть Эва. И помогая тебе, они помогают нам, и Тиму, и самим себе. Все мы защищаем друг друга.
– Мэриэн тоже член ОСКП? – спросила Кики, и как только эти слова слетели с ее губ, она поняла, что ей не следовало об этом спрашивать.
Наоми удивленно подняла брови, ожидая, что она возьмет свои слова обратно.
– Не отвечай, я знаю. – Кики начала думать, что половина населения страны были членами ОСКП.
В два часа дня приехал Форрест. Он привез все необходимое для Кики и номерной знак штата Северная Каролина. Он купил подгузники, молочную смесь и пустышку для малышки, которая благодаря обноскам Эммануэля была обеспечена полным гардеробом.
– Это подарки будущей матери, – усмехнулся он. Никогда она еще не встречала такого непредсказуемого мужчины, как Форрест. У него было семь пятниц на неделе. Он спешил спровадить ее отсюда, вероятно, поэтому радовался, что купил для нее то, что поможет Кики поскорее уехать.
Он также приобрел ручной электрический фонарь, корзину для белья, которая послужит переноской для ребенка, и кое-что из одежды для Кики – джинсы и два свитера, которые были слишком велики для нее.
– Хорошо, что они велики тебе, – сказала Наоми, рассматривая бирки на свитерах. – Ты будешь выглядеть так, как будто недавно родила.
Форрест снова расстелил на кухонном столе карту, на этот раз карту Северной Каролины и Виргинии. Он начертил маршрут для Кики и отдал ей.
– Не забудь, что ведешь машину с ручной коробкой передач, – сказал он. – Главное для тебя – не напортачить, чтобы тебя не остановила полиция.
– Хорошо, – сказала она, глядя на намеченный маршрут. – Ты не против, если я возьму с собой карту на тот случай, если где-нибудь собьюсь с пути? – Кики нужна была карта, чтобы заехать в Роли.
Словно обдумывая, что ответить, он минуту смотрел на карту.
– Да, ты можешь взять ее, – сказал Форрест, складывая карту.
– Вы так добры ко мне, – сказала она.
– Как будто у нас был чертов выбор. – На самом деле Форрест улыбался, глядя на нее. Он полез в карман рубашки и вручил ей пять двадцатидолларовых купюр. – На дорогу, – сказал он. – Только запомни, что ты никогда не была здесь. И никогда не возвращайся. На этот раз взаправду не возвращайся, договорились? Я не хочу снова увидеть тебя у себя на пороге.
– Я понимаю, – сказала Кики. Теперь она знала правила.
Когда на улице было еще светло, Форрест отнес ее вещи в машину. Потом она, сидя в кресле-качалке у камина, покормила ребенка. Наоми, сидя напротив, кормила Эммануэля. Кики молчала, в ней нарастал страх. Как только она выйдет за дверь этой тихой гавани, она больше не вернется сюда.
Подняв глаза, она посмотрела на Наоми и улыбнулась ей.
– Это твой ребенок, – кивнула Наоми на младенца. – Посмотри, как она лежит у тебя на руках. Скажи, разве она не чувствует то же самое, что ты?
– Не чувствует, – сказала Кики. – Она чувствует себя как та, кого я украла.
– Нет, – сказала Наоми. – Как та, кого ты спасла.
17
Я сердита на Пэм. Она сказала мне, что писать тебе письма, которые ты откроешь после моей смерти, эгоистично. Она сказала, что я сентиментально растягиваю прощание, пытаясь остаться в твоей жизни, вместо того чтобы дать тебе пережить свою потерю. Пэм не понимает, что значит умереть в двадцать девять лет. Она еще много лет будет принимать участие в жизни своего сына. Все, чего я хочу, это суметь прикоснуться к твоей жизни, когда ты повзрослеешь.
Может быть, я утешаю себя, когда пишу эти письма? Я могла бы месяцами раздумывать над этим вопросом. Но у меня нет столько времени. Поэтому я продолжаю писать, делая то, что считаю правильным, и то, что, по моему мнению, пойдет тебе на пользу. Если ты посчитаешь, что с моей стороны это эгоизм, забудь меня.
Кики остановилась на перекрестке проселочной дороги и шоссе № 70, пытаясь набраться храбрости и выехать на широкую дорогу. Последний час она медленно продвигалась по объездным дорогам, удаляясь от дома Наоми и Форреста, и думала о том, что могла бы доехать быстрее, если бы ехала не по таким избитым дорогам и пустынным улицам. Теперь она сидела, не в силах пошевелить пальцем, у выезда на шоссе № 70. Машин было немного, но они с шумом проносились мимо на устрашающей скорости. Когда Тим обучал ее водить эту машину, она ни разу не ездила на третьей скорости.
Малышка, по крайней мере, не мешала ей. Наоми посоветовала положить ее в слинг, когда она сядет за руль, поскольку к моменту отъезда младенец крепко спал, но ей это показалось слишком опасным. Что, если она врежется в дерево? Поэтому малышка – она отказывалась называть ее Коринн, поскольку считала себя не вправе давать ей имя, – спала в бельевой корзине на полу, у пассажирского места. Тоже не лучшее место в случае аварии, но она была рядом с печкой, что было важно.
Машина, которая ехала сзади, нетерпеливо сигналила. Она нажала на газ и отпустила педаль сцепления, накренившись вперед, сдвинула ручку коробки передач, и все ее тело напряглось, когда она выехала на шоссе и включила четвертую передачу. И вдруг полетела.
В шесть часов ребенок с воплем проснулся. Кики выехала на спокойную трехполосную объездную дорогу, но не заглушила мотор, чтобы машина не остыла, и, разведя молочную смесь, покормила ребенка.
– Я кормлю тебя в последний раз, Душистый горошек, – сказала она, склоняя голову и целуя мягкие волосы ребенка. – Мне так тебя будет не хватать. В последние дни ты была моей маленькой подружкой. – Кики смахнула слезы, застилавшие ей глаза. Сколько потерь может вынести один человек: мама, Тим, эта чудесная малышка. Однако она отказывалась верить в то, что Тим бросил ее. Как только все наладится, он найдет ее. И время от времени она сможет узнавать из новостей о губернаторе и его семье. Она сможет проследить, как будет расти малышка, наблюдать за ее успехами, зная, что помогла ей прийти в этот мир. Тогда Кики гордилась бы тем, что решила вернуть ребенка отцу, которому тот принадлежал. Она уже гордилась.
Когда Кики подъезжала к Роли, движение стало чуть интенсивнее. Было восемь часов утра, и она успокоилась, заметив знак поворота на Гарнер. Наконец-то она доехала до места, о котором слышала! Она съехала с шоссе и как можно спокойнее развернула карту, изучая план Роли в верхнем правом углу. Она включила фонарь, который дал ей Форрест, луч света упал на бумагу, и она начала нервничать.
На плане шоссе № 70 сворачивало на Уилмингтон-стрит и вело на окраину Роли, но что потом? Как она найдет особняк губернатора? Кики решила повернуть прямо на запад – казалось, там проходила главная улица. Потом, возможно, она что-нибудь разузнает.
Хорошенько запомнив маршрут, она вернулась на шоссе № 70. Поворот на запад она уже проехала, но смогла повернуть на следующем углу. Внезапно она увидела указатель на Блаунт-стрит. Это было здесь, разве не так? Название показалось знакомым. Она начала поворачивать налево на Блаунт-стрит, но там было одностороннее движение. Кики снова повернула налево, от страха у нее скрутило живот. Наклонившись вперед и вглядываясь в темноту, вцепившись в руль, она еще несколько раз повернула, пытаясь определить направление. Проезжая мимо залитых лунным светом домов с другой стороны улицы, она отыскивала особняк губернатора. Все, что Кики помнила из школьной экскурсии, – это высокое и внушительное здание из красного кирпича. Их с девчонками больше интересовал красивый старшеклассник, который сопровождал их, чем все, что было связано с особняком.
Машин на улице было немного, что обрадовало ее, потому что она ехала очень медленно. Позади нее резко затормозила машина, чуть не касаясь ее брызговика. Кики осторожно съехала на обочину, чтобы пропустить ее, потом решила написать записку, которую хотела оставить с ребенком. Пристроив фонарь между подбородком и плечом, она положила блокнот на бедро. Вырвав первый лист из блокнота, на котором могли остаться ее отпечатки пальцев, она, думая, что написать, подложила пеленку под руку. Несмотря на то что Кики недавно повторяла про себя, она все еще не знала, что сказать.
«Уважаемый губернатор, – написала Кики крупными печатными буквами, не имеющими ничего общего с ее обычным почерком. – Это ваша дочь. Простите, но…»
Но что? Женевьева умерла? Она даже не была уверена, как правильно написать имя Женевьева. А если губернатор будет поглощен переговорами с Тимом и Марти, когда он получит известие о смерти жены? Она вырвала страницу из блокнота и начала снова.
«Уважаемый губернатор. Это ваша дочь». Точка. Наклонившись вперед, Кики приколола записку заколкой к детскому одеялу. Что, если он не поверит записке? Что, если он отвергнет малышку как чужую и она будет воспитываться в приемных семьях? Он мог бы обратиться к врачу и сдать кровь или что-нибудь в этом роде, разве нет? Направив луч фонаря на записку, она одной рукой прикрыла глаза ребенку, чтобы защитить их от света.