На следующий день Джек позвонил ей. Мэриэн подошла к телефону и, прикрывая трубку рукой, протянула ее Эве.
– Неважно когда, я посижу с ребенком, – прошептала она, явно довольная своей ролью свахи.
– Привет, – сказала Эва.
– Я достал два билета на завтрашний вечер на концерт Спрингстина[17], – сказал он. – Не хочешь присоединиться ко мне?
– Мне нужно договориться с няней, – сказала она, поворачиваясь к Мэриэн. – Завтра вечером?
Мэриэн кивнула.
– Мне бы хотелось, – сказала она в трубку.
Джек сказал, в котором часу заедет за ней, и повесил трубку. Весь разговор занял не более двух минут. Эва положила трубку и, закусив губу, посмотрела на Мэриэн.
– Что я только что сделала? – спросила она.
– То, что нормально, правильно, то, на что имеет полное право двадцатиоднолетняя женщина, – сказала Мэриэн. – Ты согласилась пойти на свидание.
– Я не хочу, чтобы он встретился с Кори, когда заедет за мной, – сказала она.
– Силы небесные, нет! – В голосе Мэриэн сквозила насмешка над ее гипертрофированным материнским чувством. – Не беспокойся, мы с Кори спрячемся наверху.
Следующим вечером она сидела в гостиной и, ожидая приезда Джека, смотрела в окно, когда увидела, что на обочине перед домом остановилась машина. Это был седан ярко-зеленого цвета с желтыми дверьми и синей крышей.
«О нет», – сказала она про себя, но не смогла удержаться от смеха.
Из машины вышел Джек, одетый в брюки цвета хаки, сандалии и голубую рубашку с коротким рукавом поверх майки. Ей нравилась его походка, то, как он, словно ему наплевать на все на свете, подбрасывает в воздух и ловит ключи от машины.
Эва думала, что оробеет, садясь в его машину, но как только она села, он заговорил, и она почувствовала, как спадает напряжение.
– Я надеялся, что встречу твою дочку, – сказал Джек.
– Мэриэн читает ей сказки наверху.
– Когда я был ребенком, Мэриэн и мне читала сказки, – сказал он. – Она читает по ролям. Знаешь, каждого героя она озвучивает другим голосом.
– Да, у нее действительно здорово получается.
– Может быть, поэтому я стал актером. Она и меня тоже учила читать по ролям.
– Мэриэн говорила, что твоя мама – ее старинная подруга.
– Мы жили рядом с Мэриэн и ее мужем, когда я был маленьким. Билл и мой отец тоже были хорошими друзьями.
– Я иногда забываю о нем, – сказала Эва. – Мэриэн редко говорит о нем.
– Она… Эй! – воскликнул он, когда прямо перед ними остановилась машина, заставив их резко затормозить. – Черт побери, – сказал он. – Что за тупица!
– Тупица? – засмеялась Эва.
– Именно так, – Джек двинулся дальше. – Что я собирался сказать о Билле, муже Мэриэн, так это то, что для нее это больной вопрос. Что тебе известно?
– Что его казнили, – сказала Эва. – А Мэриэн считает, что он был невиновен.
– Да, и я думаю, что она, возможно, права, но кто знает? – сказал Джек. – Никогда не знаешь наверняка, на что может быть способен человек. Знаешь, можно быть отличным парнем, и тем не менее никому не известно, что у тебя за душой.
«Только не похищение человека», – подумала она.
– Так ты думаешь, что он сделал это?
– Я не знаю. Для меня важно, как это повлияло на Мэриэн. – Взглянув на Эву, Джек улыбнулся. – Да, как это мы уже договорились до такой серьезной темы? – спросил он.
Эва пожала плечами, с тревогой думая о том, что это случилось по ее вине. Разве она знала, как вести непринужденную и легкомысленную беседу с кем бы то ни было?
– Тебе нравится Спрингстин? – спросил он.
– Должна признаться, что я совсем не знакома с ним, – ответила Эва.
Джек улыбнулся. Его зубы выглядели так, словно ему ни разу в жизни не ставили пломбу.
– После сегодняшнего вечера ты с ним познакомишься, – сказал он. – Какую музыку ты любишь?
Эва задумалась. Прежде она любила Мака Флитвуда, и Рода Стюарта, и Кросби, Стиллза и Нэша, но она уже несколько лет не слушала музыку.
– Боюсь, я люблю только колыбельные и «Inky Dinky Spider»[18].
Джек засмеялся.
– Тебе было… семнадцать, когда ты родила ее?
«Ну вот, опять за старое», – подумала она.
– Да.
– Как ее зовут? – спросил Джек.
– Кори. Коринн.
– Должно быть, тебе пришлось туго, – сказал он.
– Пришлось, – согласилась Эва. – Не знаю, что бы я делала, если бы не встретила Мэриэн. – Она внимательно рассматривала руки Джека, пока он крутил руль. У него были тонкие и загоревшие пальцы.
– Как ты с ней познакомилась? – спросил он.
– Меня с ней познакомила подруга. Она сказала, что у Мэриэн есть комната, где я могу пожить. Я не знала, что она станет для меня гораздо больше, чем хозяйкой дома.
– Тебе повезло, – согласился он. – Да, а откуда ты? Где ты выросла?
Несомненно, он задавал слишком много вопросов.
– В Орегоне, – проговорила она.
– Серьезно? – Он повернулся и посмотрел на нее. – Я жил там пару лет, когда был подростком. Где ты жила?
Именно такой реакции она в глубине души страшилась в последние три с половиной года. Она многим говорила, что приехала из Орегона, но он был первым, кто бывал в этом штате. Эва, разумеется, там никогда не бывала.
– В Портленде. – Затаив дыхание, она ждала, что Джек скажет в ответ: «Я тоже!»
– Ох, а я жил в Кламат-Фолс. Отца перевели туда на несколько лет. – Хитро усмехнувшись, он посмотрел на нее. – Классно, да? Мы оба из Орегона. Великолепный штат.
– Да. – Почувствовав облегчение, она улыбнулась.
У Джека был идеальный профиль. У него был прямой, не слишком широкий и не слишком маленький нос с крохотными ноздрями. Упрямый подбородок не утяжелял лица, а густые брови над темными глазами были чернющими. Волосы были волнистыми, но чуть более кудрявыми, чем у нее. Все же эти локоны, вероятно, создавали ему проблему, так как он пытался пригладить их. Или, может быть, он поставил на них крест. Джек явно не был похож на парня, который будет волноваться по пустякам.
– У тебя чудесные волосы, – сказала Эва, нарушив молчание.
Он посмотрел на нее с удивлением.
– О, спасибо, мэм. Я тоже на днях был восхищен твоими волосами.
Он был восхищен?
– Раньше я носила длинные волосы, – сказала Эва. – Я остригла их, когда Кори была совсем маленькой, потому что она порезала о них руку. – Теперь она носила градуированную стрижку до шеи, с которой чувствовала себя легко.
– Что? – Он перегнулся и дотронулся до ее волос, задев при этом рукой ее плечо. – Они очень мягкие, – сказал Джек. – Они что, раньше были как колючая проволока или что-то вроде того?
Эва рассмеялась.
– Порез был как от ножа для бумаги. Вот здесь, – Эва дотронулась до тонкой кожи между большим и указательным пальцами.
– И поэтому ты их обрезала.
– Угу. Среди ночи. Маникюрными ножницами.
Захохотав, Джек ударил ладонью по рулю.
– Думаю, ты такая же импульсивная, как я, – сказал он.
– Сомневаюсь, – сказала Эва. – Мне кажется, ты удивительно спонтанный парень.
– Возможно, ты права. Раньше моя машина была мерзкого коричневого цвета. Я ни с того ни с сего взял и перекрасил ее.
– И не жалеешь?
– Нет, черт побери. Я люблю песню «Peggy Sue»[19]. – Заезжая на парковку, он провел рукой по приборной панели. – Мы приехали! – воскликнул он.
Эве стало интересно – он что, всегда вот так восклицает? Ей это понравилось. За последние несколько лет она получала удовольствие только от того, что видела, как Кори меняется день ото дня, или от занятий в университете, когда узнавала что-то новое и могла погрузиться в это. Теперь каждую клеточку ее тела охватило возбуждение.
Джек ловко заехал на парковку, потом вышел и открыл ей дверь. Он взял ее за руку так, словно делал это уже много раз, и они пошли к стадиону.
– «Peggy Sue, Peggy Sue, – напевал он, – pretty pretty pretty pretty Peggy Sue».
Эва едва удержалась, чтобы не подпеть ему: «Oh, Peggy, my Peggy Su-ue-ue».
Засмеявшись, Джек отпустил ее руки и крепко обнял за плечи.
– Oh, I love you, gal, – пропели они вместе. – Yes, I love you. Peggy Sue-ue-u.
Они хором спели последнюю строчку, и Эва улыбнулась, когда песенка закончилась. Внезапно она испытала такой восторг, словно воздух рядом с Джеком был пропитан наркотиком: она вдыхала этот воздух, сбросивший бремя тревоги с ее плеч, заменив ее радостью. А ведь она общалась с ним всего двадцать пять минут.
Концерт был бурным, и толпа исступленно ревела. Зрители передавали друг другу стаканы с дешевым вином, и они с Джеком охотно пили его. Она отказалась от косяка марихуаны, который ей предложили по пути, и размышляла о том, стал бы он курить, если бы она закурила, и не упускает ли Джек такую возможность из уважения к ней. Она ни за что на свете не могла допустить, чтобы ее арестовали. Эва также не могла допустить, чтобы у нее сняли отпечатки пальцев. Она была осторожна в хижине на Ньюс-Ривер, но никогда не была уверена, что была достаточно аккуратна.
После антракта публика стала вести себя еще бесшабашней. Джек схватил ее за руку и рывком поднял на ноги, и они присоединились к другим зрителям, танцующим на ступеньках. Эва никогда в жизни не танцевала, но это не имело значения. Подняв руки над головой, она пела вместе со всеми песню «Rosalita», хотя две трети слов сочиняла сама, и танцевала в странном и долгожданном забытьи.
Возвращаясь к машине, они пели «Born to Run», при этом Эва запиналась на каждом слове, но ей было все равно.
– Было так весело, – сказала она. – То есть правда весело. Я так не веселилась… ну, очень давно.
– У тебя здорово получается, – сказал Джек.
– Думаю, получалось когда-то, – сказала она, вспоминая, какой была до Кори. До Тима. До всего, что так беспощадно и решительно перевернуло всю ее жизнь.