– Я положила их в банк на ее имя, – сказала она. – Сначала я покупала вещи, в которых она нуждалась. Детские принадлежности. Всякое такое. Но за последние два года я просто откладывала их. – Эва посмотрела на деньги, лежавшие на столешнице, и сказала: – Вместе с этими будет около четырех тысяч долларов.
– Почему ты никогда не говорила мне о том, что происходит? – спросил Джек.
Она была не в силах поднять на него глаза.
– Я испытываю странное чувство к этим деньгам, – сказала Эва. – Я не пыталась скрыть эти деньги от тебя, Джек. Надеюсь, ты так не думаешь.
– Конечно, нет, – сказал он, – но было бы лучше, если бы ты сказала мне. Почему эти деньги вызывают у тебя странное чувство?
– Потому что я не могу объяснить, откуда они. На конверте всегда разные марки. Оклахома, Огайо. Откуда этот?
Перевернув конверт, Джек посмотрел на него.
– Эль Пасо, Техас, – произнес он.
– Понимаешь, что я имею в виду?
– Может быть, это от родственников отца Кори? – спросил он.
– Именно так я и думала, – сказала она. – Но кто знает? Ты огорчен? Ты думаешь, что нам следует потратить эти деньги на оплату счетов, или снять дом получше, или…
– Нет, – сказал он, – кто бы ни посылал их, он хочет, чтобы они были потрачены на Кори, поэтому они должны достаться именно ей. – Джек нахмурился, выпятив нижнюю губу, словно маленький ребенок. – Однако нашему новорожденному не потребуется сумасшедший благотворитель, – сказал он. – Ребенок будет самым классным маленьким бедняком.
Эва улыбнулась.
– Так или иначе, мы все сделаем для него или для нее, – сказала она.
Эве удалось исхитриться и пойти одной на первый прием к гинекологу. Назначив визит на тот день, когда, как ей было известно, Джек будет находиться в Вашингтоне, на конференции по драматическому искусству, она с легким сердцем отправилась к врачу. Эва причиняла боль себе так же, как и ему, ей страстно хотелось, чтобы муж был рядом на протяжении всей ее беременности. Они могли бы разделить эти переживания пополам, как он того хотел, но она не придумала способа, как это сделать.
Доктора звали Шерил Руссо. У нее был резкий и непривычный для Шарлотсвилла нью-йоркский выговор, но манеры были мягкими и неторопливыми, как у южанки. На самом деле она была очень славной, с ней было так легко разговаривать, что, на секунду забыв об осторожности, Эва подумала, не рассказать ли ей полуправду о Кори. Мой муж думает, что она моя, но я удочерила ее, не будучи за ним замужем, поэтому прошу вас, не говорите ему, что это моя первая беременность. Но доктор Руссо подумала бы, что она жестокая женщина и жестокая жена. Она стала бы задавать Эве вопросы, на которые та была не в состоянии ответить. Она стала бы гадать, как случилось, что она удочерила такую маленькую девочку. Начав говорить полуправду доктору, Эва ступила бы на минное поле, не будучи в состоянии сделать ни шага вправо или влево. Поэтому она предпочла обман, с которым могла бы справиться: как бы то ни было, она не допустит, чтобы Джек ходил с ней на прием к врачу. Это был единственно возможный выход.
Эва мучилась от своей лжи. Ей было так противно манипулировать Джеком. Когда он вернулся с конференции и распаковывал в спальне чемодан, она сказала ему, что была на приеме у врача, и он, не веря своим ушам, пристально посмотрел на нее.
– Прошу тебя, не расстраивайся, – быстро проговорила она. – Когда я договаривалась о визите, я не сообразила, что тебя не будет в городе, и не сказала тебе об этом, зная, что ты будешь страшно недоволен.
– Я действительно страшно недоволен. – Джек стоял, держа джинсы в одной руке и ботинок в другой, и выглядел раздавленным. – Почему ты не поменяла дату?
– Я потратила столько времени, чтобы попасть на этот прием, – сказала она. – Мне правда жаль.
– Ну, и что сказал доктор? – спросил он.
– Ничего особенного, – ответила она.
– Это потому, что ты уже проходила через это. – Джек бросил джинсы обратно в чемодан, и в этом движении была не только обида, но злость. – Для меня это ново. Мне кажется, ты забыла об этом.
– Прости. Я не подумала. – Видимо, ей придется говорить «прости» на протяжении всей беременности.
В июне они решили, что пора все рассказать Кори.
Кори, как и предсказывала та мамаша в начале учебного года, полюбила миссис Райс, которая сумела воспользоваться успехами девочки в чтении, для того чтобы помочь ей почувствовать свою значимость и вести себя в классе увереннее. Она все еще робела перед другими детьми, все еще боялась принимать участие в драках на игровой площадке. Принимая во внимание ее внешность, это было совершено непостижимо. Хотя ей было всего шесть с половиной, она обладала хрупкой красотой. Кори была рослой и длинноногой, у нее были голубые глаза и нежная белая кожа и тонкие, женственные черты лица, она выглядела так, словно может разлететься на мелкие кусочки, если упадет с гимнастической лестницы.
– У нас для тебя удивительная новость, – сказал Джек, когда Эва укладывала Кори в постель.
За окном рядом с кроватью Кори на деревьях мерцали светлячки, и Кори пришлось оторваться от них и обратить внимание на отца.
– Какая? – спросила она.
– Скоро у тебя будет братик или сестренка, – сказала Эва.
На освещенном настенным ночником лице Кори отразилось удивление.
– Когда? – спросила она.
– В ноябре, – сказала Эва.
– Это станет для тебя чем-то вроде особенного подарка на день рождения, – сказал Джек. Двадцать второго ноября Кори должно было исполниться семь лет.
Кори перевела взгляд на живот.
– А ребенок сейчас в твоем животике? – спросила она. – Не похоже, чтобы он был там.
Эва засмеялась, положив руку на живот.
– Угу, – сказала она. – Он или она сейчас совсем маленький, но ты увидишь, как все изменится через несколько месяцев.
– Я не могу ждать! – Кори захлопала в ладоши. – Это самая лучшая новость с тех пор, как мне исполнилось четыре года, – сказала она.
Эва снова засмеялась.
– А что случилось, когда тебе было четыре года, милая? – спросила она.
Кори с восхищением посмотрела на Джека.
– Тогда у меня появился папа, – сказала она.
Так или иначе, до родов Эве удавалось ходить к врачу одной. Хотя они с Джеком никогда об этом не говорили, он, видимо, решил, что жена будет чувствовать себя некомфортно, если он пойдет с ней на прием, и перестал надоедать ей со своими просьбами. Эва привела его на ультразвуковое исследование, полагая, что специалисту незачем упоминать о том, что это ее первая беременность. Эва сказала Джеку, что ей не делали ультразвукового исследования, когда она была беременна Кори, поэтому он отнюдь не удивился, когда она расплакалась от изумления в тот момент, когда врач показал на мониторе, как бьется сердце ребенка.
Потом Джек повел ее в ресторан, на романтический ужин. Сидя за столом, они держались за руки, потом, вернувшись домой, они занялись любовью, и Эва плакала, говоря ему, как сильно любит его. Эва постоянно твердила ему об этом, боясь, что он может интерпретировать ее потребность в уединении не просто как нежелание заниматься с ним любовью.
В первые месяцы беременности она чувствовала себя очень хорошо. Но потом ее вдруг начали мучить ночные кошмары. В них она рожала девочку, а потом у нее начиналось кровотечение, кровь потоком лилась из нее, а она лежала на больничной койке, пытаясь закричать и позвать на помощь, но не могла издать ни звука. Несколько раз в неделю она, задыхаясь, просыпалась среди ночи, вскакивала с кровати и, откинув одеяло, включала свет, чтобы проверить, нет ли на простыне крови. Джек поддерживал ее, пел ей песни и нашептывал нежные слова. Однако ничто не могло прогнать из ее сознания образ бледной и холодной Женевьевы Рассел, лежавшей на кровати в хижине, когда жизнь покидала ее тело.
Эва понимала, что ни за что не сможет помешать Джеку оставаться рядом с ней во время схваток и родов. Не то чтобы она не желала этого, она сама нуждалась в нем. Он посещал вместе с ней курсы молодых родителей, и когда кто-нибудь спрашивал, первая ли у нее беременность, она всегда отвечала, что ей кажется, что первая, потому что, когда у нее родился первый ребенок, она была слишком молодой и наивной.
– Должно быть, тебе трудно пришлось, когда ты рожала Кори, – сказал Джек, когда они ехали домой после занятий. – У тебя не было никакой поддержки.
– Я едва помню, как это было, – сказала она. – То есть, конечно, помню, что было больно, но, вероятно, меня накачали лекарствами, потому что все, что я, по правде сказать, помню, так это как я держу на руках Кори.
– Что же, надеюсь, на этот раз будет легче. – Дотянувшись до ее руки, Джек сжал ее.
Эва надеялась, что во время схваток и родов Джек не обмолвится о ее «первой беременности» в присутствии медицинского персонала, который сможет услышать его. Хотя она все больше волновалась из-за родов, еще больше ее пугало то, что вся ее ложь выплывет наружу.
31
В начале октября Эва работала в Картрайт-Хаус, когда в дверь ее маленького кабинета постучали. Она консультировала мальчика с суровым лицом и розовым ирокезом на голове, скрывающими нежную душу, и удивилась, что ее прервали.
– Эва? – позвал консультант за дверью. – Прости, что беспокою, но тебе звонят из школы, где учится твоя дочь. Они говорят, что это срочно.
Наспех попрощавшись с мальчиком, Эва так быстро, как позволял ее живот, выбежала из комнаты. Она побежала через холл к кабинету директора, где стоял телефон. Через три секунды она уже нарисовала в своем воображении сломанные кости, кровь и нечто еще более ужасное. В последние пару месяцев с Кори не было никаких хлопот, а ее переход в первый класс был совсем не похож на то, как она пошла в нулевой. У нее были хорошие отметки, и теперь у нее был свой абонемент в библиотеку. Было нелегко постоянно снабжать ее новыми книгами, которые она быстро проглатывала.