Бизнес-школы, которые должны регулярно возобновлять свою «международную аккредитацию», также крайне озабочены своими местами в разнообразных рейтингах. Так, некоторые из них воспроизводят все тот же стратегический маневр: для поднятия престижа добавляют к списку своих сотрудников иностранных исследователей, предлагая им за это привлекательные премии, основанные на рейтинге журналов, в которых те публикуются. Многие институции в Европе составляют свои собственные рейтинговые списки из сотен журналов: каждому журналу присваивается значение от нуля до 20 000 евро, соответствующее размеру премии, выплачиваемой исследователю за статью. Подобные практики «оптимизации» влияют даже на само содержание академических исследований. Во Франции в газете L’Etudiant (Студент) появилась информация о том, что французская бизнес-школа IPAG смогла подняться в рейтингах за счет того, что стала стимулировать своих исследователей публиковаться в более или менее высоко котирующихся журналах по близким этим журналам тематикам. Поскольку оценка основывается на количестве звездочек, полученных за каждую публикацию, можно либо фокусироваться на топовых журналах и получать 5 звездочек за одну публикацию, либо публиковать 5 статей в однозвездочных журналах. Сумма будет одной и той же: 1 × 5 = 5 × 1! Один исследователь из IPAG со святой простотой объяснил эту схему: «Мы идентифицировали самые легкодоступные журналы. Мы стараемся писать статьи, соответствующие их ожиданиям». Он также добавил, что они не теряют времени на сбор первичных эмпирических данных, а скорее мобилизуют существующие источники, которые они покупают, чтобы ускорить подготовку новых публикаций. В ответ на упреки коллег из других институций, которые посчитали такое поведение сомнительным, другой представитель IPAG заявил, что это не они выдумали «правила игры», они лишь используют их для максимизации своей эффективности[163].
Поэтому не стоит удивляться, что профессора и администраторы школ бизнеса и менеджмента, компетентные в сфере коммерции, научились монетизировать свой символический капитал. Важность этих практик становится понятной, если учитывать центральную роль в их стратегиях системы аккредитаций. При этом интересно отметить, что критерии Европейской системы оптимизации качества (EQUIS), разработанной Европейским фондом развития менеджмента (EFMD), включают и такой параметр, как этика: «школа обязана иметь четкое представление о своей миссии глобальной гражданской ответственности и о своем вкладе в этику и устойчивое развитие»[164].
Можно задаться вопросом, не являются ли эти вопиющие манипуляции в целях повышения места в рейтингах своего рода интеллектуальным мошенничеством или по меньшей мере неэтичным поведением, несовместимым с миссией института высшего образования. Кроме того, институции, всерьез борющиеся за позицию в многочисленных рейтингах, имеющих хождение на академическом рынке, видимо, не всегда осознают порождаемые ими непредвиденные негативные эффекты. Так, например, некоторые из числа их собственных сотрудников, добавляя иностранные адреса в свои публикации, тем самым способствуют укреплению позиции «конкурентов» этих институций. Едва ли мы можем рассчитывать на моральные принципы университетских менеджеров, чтобы положить конец этически сомнительной игре. Однако мы можем быть уверены, что они примут решительные меры, как только поймут, что некоторые из исследователей, которым они платят по полной ставке для поднятия престижа собственной институции, оказывается, являются «двойными агентами», помогающими их конкурентам повысить позиции в рейтингах, причем за гораздо более скромное вознаграждение. Известно, сколько усилий приложили университетские менеджеры к тому, чтобы исследователи четко указывали в своих публикациях правильные институциональные адреса, так чтобы символическая прибыль шла в копилку их собственных институций. А теперь, по всей видимости, в связи со злоупотреблениями самой системой оценки науки тем же самым институциям придется отслеживать подтасовки с адресами, указываемыми в публикациях их сотрудниками.
Такого рода злоупотребления должны предостеречь университетских управленцев и специалистов по пиару от использования сомнительных рейтингов в целях саморекламы. Чем принимать рейтинги на веру (как будто внутри спрятан приятный подарок), гораздо разумнее было бы заглянуть внутрь этого «черного ящика».
Добросовестная реклама университетов, разумеется, возможна, если она подчеркивает сильные стороны, связанные с реализацией их базовых миссий (образование и исследования): к примеру, премии, полученные преподавателями и студентами в знак профессионального признания. Однако такая задача оказывается сложной, когда разработка пиара поручается людям, которых научили видеть в университетах и в студентах «продавцов» и «покупателей» «товаров и услуг» там, где раньше обычно видели любознательных и воодушевленных студентов, обсуждающих с преподавателями и другими студентами различные интересующие их программы с целью сделать осознанный выбор. Будущее университетов во многом зависит от того, как мы будем видеть то, что они делают.
Неожиданно большое значение, которое стали придавать рейтингам университетов, является в том числе следствием дискурса интернационализации университетского рынка и поиска платежеспособной иностранной клиентуры, за счет которой можно компенсировать падение государственного финансирования и снижение числа местных студентов. Многие руководители университетов, приезжающие с делегациями в Китай или Индию, кажется, видят в них потенциально платежеспособный рынок, который нельзя оставлять на откуп одним лишь американским, австралийским или британским университетам. Несмотря на всю пустопорожнюю риторику превосходства (excellence) и достижения высочайшего международного уровня, все тем же поиском иностранной клиентуры объясняется недавно принятое во Франции решение позволить университетам проводить занятия на английском языке. Поскольку все французские университеты напрямую подведомственны Министерству высшего образования, попасть на верхнюю строчку Шанхайского рейтинга не составило бы труда: достаточно применить метод Наполеона, создав один-единственный официальный университет, Университет Франции! Поскольку все публикации были бы отныне привязаны к этому названию, через пару лет (время, которое требуется для публикации новых статей) Франция точно попала бы на первое место Шанхайского рейтинга… Но разве это изменило бы что-либо для исследователей, студентов, аспирантов и их потенциальных работодателей? Означал бы этот резкий выход на первое место реальное повышение качества публикуемых работ? Ответ очевиден…
Наконец, рейтинги служат стратегическим целям тех, кто, стремясь реформировать университетскую систему в своей стране, при первом удобном случае использует их для оправдания уже принятых политических решений. И, кстати, вполне вероятно, что в случае, если бы французские университеты находились на хороших позициях в Шанхайском рейтинге, правительству Саркози было бы труднее оправдать насильно продвигаемые им реформы. Политическое руководство занимало бы более критическую позицию в отношении этого рейтинга, который, напротив, одобрялся бы теми, кто противостоит этим реформам…
Многочисленные дискуссии о состоятельности различных университетских рейтингов и показателей импакта научных исследований, которые вот уже целое десятилетие ведутся в академическом мире, наглядно демонстрируют, что их использование с той или иной целью всецело обусловлено политическими и стратегическими соображениями. Но если перечитать сказку Ганса Христиана Андерсена о новом платье короля, то невольно задумаешься: а не похоже ли положение многих университетских руководителей, по наивности или из цинизма всерьез воспринимающих эти рейтинги, на удел этого бедного короля, который «больше всего на свете любил новые наряды» и поверил обещаниям «двух обманщиков» о том, что они сошьют ему «самый красивый наряд, который только можно представить» и что только глупцы могут в этом усомниться, хотя на самом деле никакой ткани попросту не было? Сановник, которого попросили выразить свое мнение об элегантности нового платья короля, несмотря на свой скепсис (вполне обоснованный: ведь король был гол), стал воспевать красоту ткани (рейтинг!) из страха обидеть своего государя. Последний же, не видя ткани, подумал, что он просто глупец и что все подумают, что он не годится в короли, если он признается в своих тайных мыслях, то есть в том, что ничего не видит. Поэтому он предпочел сказать, что его новое платье прекрасно. И тогда его придворные посоветовали ему «в первый раз надеть эти прекрасные одежды по случаю предстоящей торжественной церемонии». Он важно расхаживал в своих новых одеждах перед народом, и «ни один человек не сознался, что их не видит, ведь никто не хотел признаться, что он глуп или сидит не на своем месте». Так бы все и продолжалось, если бы не «глас невинного младенца», маленького мальчика из толпы, воскликнувшего: «А король-то голый!» Король вздрогнул, поскольку народ был прав, но он сказал себе: «Все же я должен выстоять до конца церемонии». И шествие продолжалось, и камергеры шли за ним, поддерживая несуществующую мантию.
Если сравнить нынешних руководителей университетов с этим королем, долго ли еще они будут ежегодно облачаться в несуществующее платье, скроенное продавцами рейтингов, или же прислушаются к голосу разума?..
Однако необязательно оставлять этот вопрос на откуп академическим управленцам. Можно сознательно бороться с теми силами, которые стремятся навязать университетам иллюзорные рейтинги, несущие больше вреда, чем пользы, посредством их скрупулезной и систематической критики. И хотя, к сожалению, мы не можем утверждать, что истинная идея всегда пробьет себе дорогу, аргументированная критика ошибочного применения бенчмаркинга имеет больше смысла, чем бессильное признание его неизбежности…