— Нет больше Земляницына… Получается, что я теперь ваш начальник и первый командир. Поэтому слушайте меня и на ус мотайте, чтобы после не переспрашивать…
Жигин обстоятельно рассказал обо всем, что произошло в последние дни, и как погиб Земляницын. Рассказал, ничего не утаивая, и сделал это с умыслом — пусть проснутся бравые стражники, пусть почуют запах жареного. И стражники, похоже, проснулись. Перестали зевать, лица посуровели, а тот, кто пришел последним и говорил, что у Земляницына не забалуешь, выдернул рукавицы из-за отворота полушубка и сердито хлопнул ими по колену:
— Едрит-твою в кочерыжку! Это ведь я, урядник, до избушки-то их довел! Получил приказание от Савочкина и повел! Он мне сказал, что на медвежью охоту люди из Ярска приехали! Ой, какой я дубина! Даже не заподозрил! Как избушка показалась, они меня сразу назад отправили, да я и сам торопился — корова отелиться должна была.
— Ну и как? — не удержался и съехидничал Жигин. — Отелилась корова?
— Ты, урядник, надо мной не насмешничай! Я сам себе не прощу. Ты лучше скажи, что делать будем?
— Кого Земляницын вместо себя за старшего оставлял?
— Меня, — стражник снова сунул рукавицы за отвороты полушубка и вытянулся.
— Как зовут?
— Хрипунов меня зовут, Николай Петрович.
— Слушай тогда, Николай Петрович, первый приказ. Сейчас караул поставишь вокруг конторы, чтобы к нам гости нечаянно не заскочили. А после будем думать, что нам дальше делать.
Жигин поднялся по лестнице на второй этаж, остановился. Прислушался, как Хрипунов толково отдавал распоряжения, выставляя охрану, с надеждой подумал: «Теперь веселее, глядишь, и справимся… Вот, Илья Григорьевич, как бывает… Не думал, не гадал, а целое войско в подчинение получил, даже помощник имеется, если Комлева еще посчитать, аж два помощника. Только как воевать станешь?»
На этот вопрос ответа у Жигина не имелось. Не знал он сейчас, что ему в первую очередь нужно сделать. Где находится Столбов-Расторгуев со своей шайкой? Где он затаился и когда вернется на прииск? В том, что он на прииск обязательно вернется, Жигин не сомневался. Только куда он сначала кинется? Савочкина выручать или попытается золотом завладеть, которое лежит в хранилище? А зачем ему сейчас Савочкин, размышлял Жигин, если план, который они придумали, теперь уже точно не исполнить. Зачем канителиться с нападением на обоз, если золото можно взять прямо из хранилища и уйти с ним. А ведь точно! Такой человек, как Столбов-Расторгуев, не остановится перед прямым грабежом. Если ловким обманом не получилось, значит, грабить будет, за ним, как говорится, не заржавеет. Жигин сорвался с места и бегом побежал к кабинету управляющего прииском.
Там все были в полном сборе.
Сидели в углах Савочкин и Тимофей, стояла, прислонившись к стене, Катерина, а Комлев прохаживался по кабинету и зорко поглядывал на них, явно довольный таким положением. В кои-то веки выпало ему удовольствие — покомандовать.
— Слушай меня, Савочкин, слушай и на ус мотай. Если во всем признаешься и помогать станешь, я тебе тоже помогу, когда следователь начнет твои грехи перетряхивать. А если помогать не станешь, я вместо следователя здесь буду и вместо суда, как решу, так и сделаю. Понимаешь меня?
Савочкин смотрел на Жигина и молчал, только правая нога подрагивала — мелко и часто. Но он этого не замечал, не отрывая взгляда от урядника. Лихорадочно думал — как ему сейчас поступить? Понимал, что времени на долгие размышления у него нет, что решение должен принять без промедления и решение это должно быть единственно верным. И он его принял. Урядник показался ему меньшей опасностью, чем Столбов-Расторгуев. Ответил так:
— Ты, Жигин, головой, похоже, повредился. Ты что творишь? Думаешь, управы на тебя не найдется?! Найдется! Лучше меня послушай…
— Ну, говори, — кивнул Жигин, — только недолго, времени у нас нет.
— Живым тебя отсюда не выпустят. И о жене подумай, Столбов кивнет своим людям — и ты вдовец. Собирайся и уходи. Я ничего Столбову не скажу, тогда и жена целой останется. Другого выхода у тебя нет.
— Вон как заговорил, будто это я с расшаперенными ногами сижу. Нет уж, Савочкин, не подходит мне твое решение, никак не подходит. Не принимаю я его. Теперь меня слушай. Где ключи от хранилища?
— Не знаю.
— Как так — не знаешь? Куда они подевались?
— У Столбова ключи.
Жигин замешкался — такого ответа он точно не ожидал. Как не ожидал, что именно в этот момент в полной тишине неожиданно заговорит Катерина:
— Врет он тебе, Илья Григорьевич, все врет. Никаких ключей от хранилища у Столбова нет, да и не нужны эти ключи никому, потому что в хранилище разве что мыши остались. Пусто там. Золото в другом месте спрятано. Спиртонос постарался. А когда последнее доставил, Савочкин его и убил. Он ведь как рассчитывал — убежать с прииска. Всех хотел вокруг пальца обвести — и тебя, и Столбова, и Парфенова. Пока вы тут войну ведете друг с другом, он хотел потихоньку золото умыкнуть. И лошадей приготовил, и золото упаковал, только вот не ждал, что ты так скоро обернешься и сюда заявишься. Так ловко придумал, что диву даешься…
— Не понял я, Катерина, где золото теперь? Не в хранилище?
— Молчи, сука! — Савочкин заорал, как под ножом, и теперь уже обе ноги затряслись у него, — подстилка парфеновская! Молчи!
Катерина, по-прежнему прислоняясь к стене, даже не глянула на него, спокойно и распевно продолжила:
— А золото здесь, в конторе. И ключей никаких не надо. Пойдем, Илья Григорьевич, покажу… Только лампу возьми с собой…
— Пойдем… Комлев, ты тут приглядывай…
— Пригляжу, никуда не денутся! — бодро заверил Комлев.
Шагая следом за Катериной по коридору, Жигин никак не мог понять — почему она именно сейчас заговорила? Молчала, молчала, упорная и скрытная баба, и вдруг заговорила — по какой причине? Хотел спросить, но передумал: «Повременю, погляжу сначала, чего она показать мне решила…»
Катерина тем временем, не оглядываясь, миновала коридор, спустилась вниз по лестнице, но направилась не к выходу, а в обратную сторону — туда, где была холодная кладовая и где хранились обычно метлы, лопаты и прочая хозяйственная мелочь. Замка на двери кладовой, действительно, не имелось, а сама дверь открылась легко и даже без скрипа. Жигин засветил лампу и поднял ее над головой, оглядываясь вокруг. Лопаты, метлы, ящики, бочки, старые доски, ржавые ведра… Застоялый пыльный запах… Зачем Катерина привела его сюда? Но только успел об этом подумать, как лампа дрогнула в его руке, и даже стекло наклонилось, едва не выскочив из гнезда. Такой картины он здесь, конечно, не ожидал увидеть — в дальнем углу, рядком, стояли четыре деревянных гроба.
— Это… Это откуда здесь? — Жигин чуть опустил лампу и повернулся к Катерине. Она смотрела на него по-прежнему спокойно, и только в уголках губ едва приметно таилась легкая усмешка.
— Удивляешься, Илья Григорьевич? И я удивилась, когда узнала. Вот он какой выдумщик у нас, господин Савочкин. Покойников — и тех для своей нужды приспособил.
— Там что… И впрямь покойники?
— А как же! В гробах всегда покойники лежат.
— Слушай, ты мне петли не накидывай и загадки не загадывай! Толково говори — почему гробы здесь? Какие покойники в них лежат?!
— Да обыкновенные. И загадок я тебе не загадываю, если бы хотела загадать — никогда бы не разгадал. Я из лучших побуждений, чтобы помочь. Томить не буду, рассказываю как было…
И дальше Катерина поведала, что несколько дней назад на прииске случилось несчастье: нарядчик Селезнев угорел в своей избе вместе со всеми домочадцами — с женой, с тестем и с тещей. Семейка веселая была, запивали крепко, вот, видимо, в подпитии и закрыли заслонку раньше времени, когда еще угли в печке не прогорели. Из четверых только один очнулся — свекор; из последних сил выполз на крыльцо, докричался до соседей, но спасать его было поздно, только и успел попросить перед смертью, чтобы отвезли в Ярск и похоронили там на кладбище рядом с родственниками, не хотел старик лежать здесь, на прииске, где ни одной родной души не осталось, значит, и могилки будут неприбранными и через год даже креста не найдешь… Слезно просил, говорил, что в Ярске у него сын проживает и внуки, не дадут последнему приюту сгинуть бесследно. Соседи, конечно, пожалели покойных, покрестились, повздыхали, но просьбу старика исполнять никто не кинулся: в такую даль с четырьмя гробами тащиться, да по морозу — это же целая морока.
А вот Савочкин, узнав о несчастье и о последней просьбе тестя нарядчика Селезнева, душевно откликнулся, приказал покойных привезти в контору и велел сделать гробы. Пообещал, что с первой же оказией доставят их в Ярск. Так и исполнили, как он приказал, стоят теперь гробы в холодной кладовой, дожидаясь оказии…
— У меня терпенья не хватает тебя слушать, — не выдержал Жигин. — Говори скорее — чего Савочкин задумал?
— Пора бы уж самому догадаться, Илья Григорьевич… Задумал он хитро — все гробы с двойным дном. Внизу золото, а сверху — покойник. Вот утречком рано Савочкин и собирался с прииска выехать с Тимофеем да с возчиками, без всякой охраны. Он как бы по делам в Ярск, а гробы с покойниками — попутно. Чуть-чуть ты опередил, все карты ему спутал.
— Одного не пойму — откуда тебе такие секреты известны?
— А мне сорока их на хвосте приносит. Выйду утром на двор, она сидит на заборе и докладывает — только слушай.
— Не желаешь, значит, говорить. Ладно… А зачем мне рассказала, зачем ночью меня предупредила, какая тебе выгода?
— Да никакой выгоды нет. Сама удивляюсь — зачем я это делаю? Дурочка, наверное…
Жигин покачал головой и снова поднял лампу, направляясь к двери. «Про дурочку она, конечно, загнула, прибедняется, не хочет правду говорить. Выпытывать пока не буду, пусть считает, что это я дурачок набитый…»
Вместе с Катериной поднялись на второй этаж, где Комлев, не спуская ружье с рук, горделиво прохаживался по кабинету и грозно с высоты посматривал на Савочкина и Тимофея, которые смирно сидели в своих углах. Вскинулись оба, когда вошел Жигин, и на лицах у них застыл немой вопрос — с чем он вернулся? Жигин показал Катерине на стул, и она неторопливо села, расправила длинную теплую юбку, отвернулась от всех и стала смотреть в окно, закрашенное мохнатыми узорами. Ни тревоги, ни удивления, будто