Набережная Камы, ул. Камская, 39. 1956 год. Этот небольшой дом называли «керосинкой». Здесь Иван Михайлович Субботин принимал плату за керосин и соль. Рядом размещался склад с солью и большой амбар с керосиновыми баками. Они были снесены после 1959 года
Людмила Васильевна Уварова и Нина Васильевна Шестакова
Елизавету Прокопьевну Рыжикову прислуга называла Рыжичихой. Она любила трясти платья и юбки с балкона. Иван Иванович оставил Субботиным огромные иконы, потому что Иван Михайлович был очень набожным человеком. Каждое воскресенье закрывал “керосинку” и уходил в церковь. Одну баржу Рыжикова называли “наливайкой”. Обе баржи обслуживали два парохода. То один, то другой. Их различали по гудкам издалека. В названии была фраза “Пароходство Каменских“. Керосиновый и соляной склады стояли на сваях, а домик – в двадцати метрах от них. Соль там долго лежала. В годы войны её разрешали брать всем нуждающимся. Поначалу она была в кулях. Когда кули разрушились, соль затвердела и её долбили ломиками. Люди ходили в склад с санками и увозили сколько нужно. Соль была крупная, не совсем чистая. Иногда попадалась земля. Привозили из Астрахани. Соляной склад простоял до затопления. Стены настолько задубели от соли, что звенели, когда их ломали. Одно время по распоряжению Серафимы там была конюшня. Во времена войны всё принадлежало Райпотребсоюзу. В Слободке Рыжиков держал маслозавод и всегда привозил из Астрахани много разного масла в бутылях. Подсолнечное, льняное, конопляное, а также вяленую рыбу и арбузы.
Людмила Васильевна Уварова (Карташова)
Рыжиков очень любил детей. Моя мама часто рассказывала, как он щекотал её своей бородой. В Новый год и Рождество для всех своих приёмных детей и детей работников устраивал ёлки. Все ребятишки уезжали с подарками».
Любимая дочь Рыжикова
Ираида родилась в 1891 году в семье Порфирия Прохоровича и Олимпиады Прокопьевны Лунеговых. После удочерения Рыжиковым стала его любимицей. Он дал ей свою фамилию и отчество. По документам она стала именоваться Ираида Ивановна Рыжикова. Её баловали, работой по дому не загружали и замуж выдавать не торопились. Её сосватали за сына крупного судовладельца, но свадьба, которая должна была состояться в 1910 году, сорвалась. В 1911 году Ираида уговорила Ивана Ивановича отпустить её учиться в Санкт-Петербург. Там она поступила в Императорскую Академию Художеств. Получила профессию инженера-архитектора. Во время учёбы встретила своего будущего мужа, тоже студента, Фёдора Гирбасова. В 1913 году вышла замуж, а в 1915 году родился сын Игорь. После получения диплома, в 1917 году приехала в Осу, ожидая рождения второго ребёнка. 7 ноября 1917 года родилась Ирина. Финансовое положение Рыжикова в это смутное время было сложным, поэтому при красных Ирина жила в родовом доме Лунеговых. Когда город захватили белые, всю семью переселили в подвал дома Рыжиковых. В самом доме разместилась контрразведка Колчака, так как он был один из самых больших в городе. Во дворе, под барабанный бой, запарывали насмерть тех, кого заподозрили в сотрудничестве с красными. После этого на протяжении всей жизни Ираида Ивановна не могла слушать джаз – ей слышались крики умирающих людей. Вскоре, узнав об отношении белых к его близким, брат Ираиды Ивановны, Иван, ушёл в Красную армию, а она осталась жить у родной матери Олимпиады. На Урале, как и во всей России, было неспокойно. Непонятно было, кто правит страной. Поэтому раньше выехать к мужу она не могла из-за проходивших в этом районе боевых действий. Разруха, голод, безработица. Но Лунеговым повезло. В 1917–1919 годах вся семья фактически существовала на зарплату Ираиды, которая устроилась на работу преподавателем рисования и черчения. Новые власти привлекли её к работе как специалиста с высшим художественным образованием. В дополнение к диплому архитектора у неё был диплом учительницы начальных классов. Ираида проработала в Осинском реальном училище и Осинской учительской семилетке до 1919 года.
Фёдор Прохорович и Ираида Ивановна Гирбасовы
Вместе с мужем революцию они приняли и с новой властью отношения были хорошими. Фёдор Прохорович был уполномоченным Свердловского совета на родного хозяйства в Ленинграде по вопросам снабжения. Он стоял у истоков кооперативного движения в СССР. Для той поры семья была хорошо обеспечена. Гирбасовы вели открытый образ жизни. По празд никам у них всегда были гости и в большом количестве (15–20 чело век). 7 января 1928 года родилась дочь Иоганна. Ираида Ивановна была тесно связана с архитектурным факультетом Политехнического институ та. По роду своей деятельности ей приходилось часто подписывать документы в Смольном, в том числе у Г. Е. Зиновьева, позднее у С. М. Кирова. В середине 1930-х годов ей поставили задачу спроектировать печи для выплавки первого алюминия в СССР. Чертежи она сделала. Доступ к ним имели печник, директор завода, она и тов. Пятаков, которого впоследствии репрессировали. Копии чертежей хранилась у него в сейфе, в Москве.
Вдруг в одном французском журнале появляются её чертежи. Под ними подпись, примерно такая: «Такие печи строят большевики для выплавки алюминия». Сначала арестовали старика печника, потом директора завода. Ираида Ивановна сама пошла в НКВД и поинтересовалась, какие претензии к ней могут быть. Её проверили, но ничего антигосударственного не нашли, хотя своё непролетарское происхождение она не скрывала. Вскоре её назначили начальником нежилого фонда города Ленинграда. В 1940 году Ираиде Ивановне предложили возглавить строительство Северо-Западного ГУЛАГа. Ей давали сразу звание майора, но Ираида Ивановна отказалась. Она поехала вольнонаёмным инженером на Колыму – строить порты для рыболовецких судов. К слову, зарплата начальника нежилого фонда Ленинграда была значительно ниже зарплаты инженера на Колыме. Под её руководством работали в том числе и зеки. В системе ГУЛАГа она проработала с 1940 по 1945 год. В доме, где она жила, убиралась бывшая подруга Крупской, которую посадили за участие в офицерском заговоре. Она была женой царского генерала, который входил в белое подполье. По словам подруги Крупской, её присутствие на собраниях заговорщиков сводилось к подаче еды к столу. Во время таких собраний обычную прислугу не привлекали. Но на следствии офицеры показали, что она была чуть ли не организатором белого подполья, наравне со своим мужем.
Весной 1945 года за хорошую работу Ираиду Ивановну хотели представить к ордену Ленина и оставить работать ещё. Но вместо этого она попросила отправить её первым караваном (по Северному морскому пути) в Ленинград. Начальство отъезд одобрило, а заключённые подарили ей на прощание медвежонка, которого позже пришлось сдать в Ленинградский цирк. Благо подруга Ираиды Ивановны там работала. В послевоенные годы она участвовала в восстановлении Ленинграда, в том числе и Эрмитажа. Муж, Фёдор Прохорович, умер ещё 15 февраля 1941 года в Ленин граде, а сын Игорь ушёл на войну добровольцем. По возрасту его должны были призвать, но не призвали по здоровью. Он пропал без вести в начале 1942 год. Ираиде Ивановне предлагали оформить документы и получить льготы. Она отказывалась, считая, что приняв льготы, соглашается со смертью сына. Выйдя на пенсию, продолжала работать в Ленжилпроекте, чертила и строила дачи для детских садов и яслей. Умерла 10 мая 1973 года.
Дочь, Иоганна Фёдоровна, прожила всю жизнь в Ленинграде. Работала некоторое время в лаборатории известного биолога, профессо ра Васильева, занимавшегося проблемами парапсихологии (гипноз, телепатия и т. д.). Вначале это было её хобби, а с выходом на пенсию основным делом жизни. Она организовала кружки, где давала людям информацию об НЛО, снежном человеке, парапсихологии. Вела занятия с людьми, обладающими экстрасенсорными способностями. После прихода сына Ивана из армии они оба организовали даже приём людей, нуждающихся в психотерапевтическом и экстрасенсорном лечении.
Ирина Фёдоровна вышла замуж за Александра Захаровича Абузарова, родом из Казани. С 1938 года жила в Алма-Ате. Именно она написала письмо в наш Осинский краеведческий музей. С этого письма и началось знакомство с историей семьи Рыжиковых[19].
Анна, старшая приёмная дочь Рыжикова
В семье Лунеговых Анна была самой старшей. Родилась в 1884 году. После удочерения Иван Иванович ласково называл её Анютой. Она была очень красивой и сохранила эту красоту до самой старости. Ей быстро нашли богатого жениха и выдали замуж почти девочкой. Жениха звали Иван Васильевич Мошков, родом из купеческой семьи. Мошков торговал оптом и в розницу мануфактурой (изделиями текстильной промышленности, тканями), владел конюшнями с породистыми лошадьми. У жениха был в Осе свой дом, мануфактурный магазин и лошади. У Анны и Ивана родились пятеро сыновей: Владимир, Николай, Павел, Василий, Александр. Была ещё девочка – Леночка, но она умерла ещё в младенчестве. Анна хорошо справлялась с обязанностями жены и матери. Была очень добрая, терпеливая, но слабохарактерная женщина. Несмотря на внешне суровый вид Ивана, в семье царила лёгкая и непринуждённая атмосфера. Особенно это ощущалось в Рождество, Пасху и Масленицу, когда для своих сыновей приглашали много детей и устраивали для них праздник с разными играми, чтобы никто не скучал. Анне помогала Ираида, которая часто гостила в доме Мошковых[20].
Среди осинских краеведов бытует версия о расстреле всей семьи Мошковых. А выжил якобы только самый младший сын Иван и жена Мошкова. Эти сведения опубликованы в краеведческой литературе, об этом рассказывали и некоторые уважаемые осинские старожилы. Я тоже так считал до тех пор, пока не узнал, что Мошковы «живы-здоровы» и семейное древо их огромно. Кроме того, известно, что в семье Ивана Васильевича Мошкова не было сына Ивана. Семья второго брата, Николая Васильевича Мошкова, проживала в селе Дуброво Оханского уезда, и они тоже смогли благополучно уехать и спастись от расстрела. Как появилась «байка» о расстреле? Осмелюсь предложить свою версию. Перечитывая так называемую белогвардейскую прессу, нашёл интересную заметку в газете «Отечество» за 1919 год. «Все местные торговцы, которые не успели бежать, не только крупные, но и мелкие, погибли. К общему изумлению, остался только в живых один крупный торговец Мошков, но это объясняется тем, что ещё до дней красного террора, учитывая общее положение, Мошков сам предложил взять у него всё его имущество, что и было сделано, а его сделали заведующим советской гоньбы и заставили ездить в качестве ямщика, что им и выполнялось, чему очевидцем был я сам. Но положение его было всё-таки трагическое, и, как я слышал, при отдаче Осы его хотели всё-таки убить в числе других, назначенных при сдаче Осы к истреблению».