Остальные всадники поднимались по склону, они закинули луки за спины и обнажили кривые сабли, которые улыбались беглецам длинной стальной улыбкой. Как я узнал позже, это были висляне, они носили кожаные штаны, войлочные куртки и шапки и могли на полном скаку проскользнуть под брюхом своих уродливых, похожих на огромных собак лошадей.
Всадники хороши на открытом пространстве, но не в лесу. Они придержали коней, сбившись с галопа; люди Рандра Стерки ползли на коленях, задыхаясь и отплевываясь, даже не пытаясь сражаться. Казалось, они были легкой добычей, особенно для всадников, но те остановились, будто раздавили гнездо шершней.
Все из-за Курицы, который выпустил свою последнюю боевую стрелу в грудь одной из лошадей, она поднялась на дыбы и закатила огромные глаза, показав белки, всадник вылетел из седла с громким криком.
После этого были только кровь, вопли и бойня. Рыжий Ньяль бросился на врага, с бычьим ревом ковыляя на больной ноге, его копье вошло в живот всадника, тот дернул головой и упал с лошади, скатившись с крупа. Ньяль выпустил копье и вытащил сакс.
Мелькали топоры, кололи копья, звенели мечи. Началась кровавая и тяжелая работа, и моя роль в ней была жестокой и краткой, я подскочил к всаднику, который громче всех кричал, сидя верхом на танцующей лошади с дикими глазами, он размахивал саблей в форме полумесяца.
Враг заметил меня и замахнулся клинком, его глаза налились кровью и безумием, черные усы, извивались, как две змеи. И тут будто кто-то схватил его за руку, и я увидел стрелу, пробившую его предплечье, наконечник вошел в плечо, обездвижив руку — это оказалась охотничья стрела Курицы.
Сабля выпала из его ладони, он с удивлением уставился на собственную руку. Думаю, ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать произошедшее, а я тем временем, взявшись двумя руками за рукоять, замахнулся мечом ярла Бранда и рубанул его по поясу. Финн и другие называли этот удар — «увидеть, что он ел», — и удар был смертельным; даже если жертва не умирала сразу, из вспоротого живота вываливалось все его содержимое — сине-голубое, красное и бледно-желтое.
Противник рухнул, словно подстреленный олень, и все остальные всадники при виде этого бросились прочь.
Зарубив его, я понял, что кричу, и, видимо, довольно громко. Никто не мог остановиться и сказать, что произошло и где мы находимся.
Побратимы Обетного Братства рыскали как волки, рыча и раздирая плоть. Последний всадник повернул лошадь и, нахлестывая ее плетью, пустился вниз по склону холма, мои воины с криками погнались за ним. Кьялбьорн подпрыгнул и замахнулся, отчаянно запустив топор в спину беглеца, но оружие не долетело.
Просвистела стрела, нечеткая в стремительном полете, и с чавканьем вонзилась в спину наездника, этот звук почти утонул в громком одобрительном реве, когда побратимы увидели, что беглец вывалился из седла. Лошадь продолжала скакать, и наблюдая за ней, я похолодел, потому что понял — мы все-таки проиграли.
Затем наступила тяжелая, давящая тишина, воняло кровью и блевотиной, слышались стоны. Побратимы бродили по склону, подсчитывали потери и хлопали друг друга по плечу, всех охватило отупение и оцепенение, так бывает обычно после битвы. Кто-то согнулся, и упершись ладонями в колени, блевал.
Рандр Стерки лежал на земле, его щека превратилась в огромный синяк, Онунд навис над ним, как рассерженный тролль. Он свалил Рандра в самом начале боя, ударив умбоном щита. Рандр очнулся и, приподнявшись на локтях, сплевывая зубы и кровь.
— Я задолжал тебе за это, и еще за многое, — рычал на него Онунд, прикасаясь к груди, где под заляпанной рубахой скрывались затянувшиеся, но еще иногда кровоточащие шрамы от раскаленного железа.
— Отрубленная рука больше не ворует, — хмуро сказал Рыжий Ньяль. — А голова, насаженная на кол, злоумышляет лишь против ветра.
— Но ведь твоя бабка никогда не была на нашем месте, откуда она все знает? — пробормотал Воронья Кость; Рыжий Ньяль бросил на мальчишку тяжелый взгляд.
Оставшиеся в живых люди Рандра, ошеломленные и задыхающиеся, сидели насупившись, осознавая, что они только что спрыгнули со сковородки и попали в очаг. Как только я подошел, Онунд вручил мне меч в ножнах, отнятый у Рандра, мой собственный меч с V— образной зазубриной, которая вдруг вызвала болезненный поток воспоминаний — бой на горящем «Сохатом», падение в ледяную воду, обугленные останки Нес-Бьорна, потеря Гизура, Хаука и остальных.
Рандр наверняка заметил, как эти мысли промелькнули на моем лице, как бегущие лошади, и промолчал.
Уцелел лишь один всадник — смуглолицый хмурый воин, он скалился разбитыми в кровь ртом, охотничья стрела вошла ему в бедро, а левая рука вывернута под неестественным углом.
Я хотел получить ответы на вопросы, но его глаза были полны гнева, боли и вызова. Подошла Черноглазая и заговорила с ним, это была река кашляющих и свистяще-шипящих звуков. Он ответил, обнажив окровавленные зубы в яростном оскале. Она отозвалась. Они оба выплевывали слова, словно стрелы, а затем наступила тишина.
— Он из племени вислян, — сказала она. — Все они последователи Христа.
— Это все? — спросил я, и она вздохнула.
— Он назвал имена. Он назвал вас льняными волосами, как они называют саксов — варварами.
Он сказал что-то еще, но я поймал в ее глазах искорку страха и позволил Финну выплеснуть гнев вместо меня.
— Варвар? — проорал он. — Так меня называют эти облаченные в шкуры тролли?
— Quisque est barbarum alio, — прозвучал знакомый голос, мы обернулись и увидели Льва, за его спиной стоял Колль, а за ними — Торбранд.
— Каждый, — перевел Лев, с усталой улыбкой глядя на Финна, — в некоторой степени варвар.
Я одарил Льва лишь одним коротким взглядом, уделив все внимание Коллю, который подошел ближе и встал передо мной.
— Ты оказался далеко от дома, — произнес я неловко, кляня себя за недостаточно хорошо подвешенный для теплых слов язык.
— Я знал, что ты придешь, — произнес он, глядя мне в лицо, прямо, с детской наивностью и доверием.
Он выглядел худым, белая как кость кожа не позволяла понять, болен ли он, но с виду мальчик казался здоровым. Его бледные глаза многое повидали за это время, и я это понял.
— Что ж, — протянул Финн, обходя Льва вокруг, словно петух, собирающийся покрыть курицу. — Ты достаточно долго дурил нас, монах.
Лев признал это, криво улыбнувшись. Длинные и грязные волосы монаха торчали во все стороны, он собрал оборванные края своего балахона и подоткнул их за пояс, это выглядело словно широкие мешковатые штаны до колен; из-под балахона выглядывали белые икры, заляпанные грязью и кровью от старых порезов и ссадин. От него воняло засаленной одеждой и дымом, выглядел он неважно, но я знал, что у него где-то игла или кинжал, смазанный ядом, и сказал ему об этом.
Лев широко раскрыл глаза в наигранном удивлении, и Финн зарычал на него.
— Найдите веревку, — сплюнул Рыжий Ньяль. — Мы заставим его дергаться в новом танце. — Мертвый язык больше не заговорит.
— Нет!
Это слово произнесли одновременно двое — Колль и Финн, немало удивив друг друга, да и остальных тоже.
— Мы убьем его по-другому, — проревел Финн, расчесывая пятерней бороду, как всегда в минуты сомнений.
— Нет, не убивайте его, — решительно заявил Колль. — Он помогал мне и спас, когда эти свиньи хотели продать меня мадьярам. Он и Рандр Стерки за меня вступились.
Я понимал, почему Рандр Стерки берег мальчика, но не мог понять, зачем это нужно монаху, и я спросил об этом Льва, а тот лишь пожал плечами.
— Мальчик — ставка в игре, — туманно ответил он. — И имеет цену.
Колль заморгал, услышав это, но я и не ожидал другого. Я положил руку на плечо мальчика, давая ему понять, что отныне он под моей защитой. Рандр Стерки с трудом поднялся на ноги, покачнулся и заревел на меня, рык разнесся по поляне и истоптанному, залитому кровью подлеску.
— Ну что ж. Покончим с этим, Убийца Медведя? То, что ты начал на Сварти.
Я спросил его, много ли уцелело людей из его команды со Сварти; ответ был достаточно прямой — остался он один. Все остальные погибли, и его воины, которые сидели, насупившись и дрожа, не имели никакого отношения к тому давнишнему набегу.
— Просто убей его, и покончим с этим, — сказал Стирбьорн, и Рандр Стерки скривился, глядя на него.
— И это после того, как мы сражались плечом к плечу, — ответил Рандр с горечью в голосе. — Так-то ты платишь за добро. Я вижу перед собой пса, который вел в бой воинов и раздавал браслеты, вознаграждая за доблесть, только, кажется, нет больше в том псе отваги.
Я перевел взгляд со Стирбьорна на Льва, а потом на Рандра. Конечно, он был прав, все мы по-своему помогаем норнам плести нити судьбы, включая и побратимов Обетного Братства, которые разграбили усадьбу Клеркона на Сварти и вплели свои кровавые нити.
— Все могло сложиться по-другому, — угрюмо продолжал Рандр, — но вы, Обетное Братство, имеете плохую привычку устраивать кровавую бойню. То, что вы натворили в той несчастной сорбской деревушке, подняло целую армию полян, и все они охотятся за северянами. Жаль, что я наткнулся на них прежде вас.
— Точно, — мрачно согласился Онунд, — когда ты дразнишь богов, ты обречен.
Финн добавил к этому кровавое рычание, перерезав вислянину глотку, и пока тот дергался, захлебываясь кровью, Абьорн и Алеша закончили подсчет потерь.
Из людей Рандра осталось четырнадцать, включая его самого. У нас — двое погибших и четверо раненых. Погибли Ид и ирландец из Дюффлина, Торбранд сказал, что его звали Ранальд. Финн спросил, почему они как безумные бросились вперед, Торбранд лишь неуверенно пожал плечами и ответил, что просто побежал за ними. Кажется, я понимал, почему они это сделали, ведь я думал о том же. О маленьком Колле, который был нашей целью и наградой за все, что мы перенесли, и он был в опасности.
Это дорого нам обошлось, так что теперь Рандр и его люди были нам нужны, и я сообщил всем об этом. Рыжий Ньяль выругался, некоторые неодобрительно роптали, и я объяснил, что нас не больше шестидесяти. А где-то рядом