ги и потемнело в глазах, помнил, как последним усилием перекинул нити управления войском «зомби» Личу. После этого мир заволокла тьма… Сейчас никакой слабости Мистерчук не испытывал. Он лежал на широкой деревянной лавке, укрытый до подбородка мягкой овчиной. Стены помещения, где он очнулся были сложены из толстых ошкуренных бревен янтарного цвета. Цвет древесины был настолько живым, что казалось, сами стены светятся изнутри. Сквозь широкие окна в комнату проникал свежий воздух, наполненный ароматами близкого леса. Воздух был чист и прозрачен, даже пылинки не плясали в косых солнечных лучах. Толстые витые колонны, выполненные из того же материала, что и стены, поддерживали высокий арочный потолок. Дверь же, напротив, была маленькой, полукруглой, покрытой искусной резьбой — порхающими райскими птицами. Посреди светлицы, почему-то именно это устаревшее слово всплыло в сознании Министра, стоял огромный деревянный стол, с выскобленной добела столешницей, возле стола — лавки из распиленных повдоль бревен. Во главе стола — массивное резное кресло, также вырезанное искусным мастером из одного куска древесины. Петр Семеныч откинул овчину и спустил ноги на пол. Голые ступни некромага погрузились в жестковатую медвежью шерсть — шкура матерого мишки выполняла здесь роль прикроватного половичка. Янтарные половицы так же, как и столешница, были начисто выскоблены неведомым хозяином. Одет Петр Семеныч оказался в просторную льняную рубашку с воротом на тесемке, простые светлые штаны из того же материала. Вместо тапочек рядом с кроватью нашлись невысокие белые «чуни» из мягкой овчины с вышитыми красными петухами на щиколотках. Мистерчук задумчиво пошевелил пальцами ног и примерил обувку. Чуни пришлись как раз по ноге. Подойдя к окну, Петр Семеныч выглянул на улицу. Из окна дома, удобно расположившегося на пригорке, открывался чудесный вид на спокойное бирюзовое море. Широкий песчаный пляж, тянущийся вдаль на сколько хватало глаз, обрывался у границы величественного соснового бора, заросшего высоченными корабельными соснами. Где-то неподалеку куковала кукушка, а шаловливое эхо разносило её хвастливое «ку-ку» по всему лесу.
— Кукушка, кукушка, сколько мне жить? — улыбаясь, произнес Петр Семеныч.
Увлекшись разглядыванием окрестностей, Министр пропустил момент, когда входная дверь неслышно открылась, пропуская в стилизированную под старину светлицу, сухощавого старца с длинной седой бородой.
— Раз о жизни вспомнил, знать, на поправку пошел, — степенно произнес старик. — Здрав будь, чароплет!
— Это ты про кукушку-то? — обернулся к старику Министр. — Так баловство — детство заиграло… И тебе не хворать, дед! — запоздало поздоровался Петр Семеныч. — Слушай, а что это за лечебница? Места у вас знатные! — с завистью произнес Мистерчук. — Я отдохнул здесь пару неделек…
— Ну так отдыхай, кто ж тебя гонит? — предложил старик.
— Не могу, дед! — мотнул головой Министр. — Некогда отдыхать… Кстати, а чего со мной приключилось-то? Я, по-моему, в обморок грохнулся? Не инсульт ли часом заработал? Где у вас тут главврач, медперсонал? Да и с начальством мне срочно связаться нужно…
— Ты, милок, не суетись, — ласково произнес дедок. — Други твоя сейчас далече, тело твое, болезное, тоже не близко…
— Ну-ка, дед, не гони коней! Как это тело не близко? Вот же я! Аккурат перед тобой стою!
— То дух твой, сущность бессмертная, а тело далече, — улыбнулся дед, по-хозяйски усаживаясь в резное кресло.
— Как дух? — Петр Семеныч сильно ущипнул себя за руку — больно. — Я же все чувствую… А дом, море, лес?
— Все это морок, милок, — старик пробуравил Министра пристальным взглядом, словно вывернул наизнанку, — иллюзия, по-вашему, по-новому.
— Так ты еще и мысли читай умеешь? — изумился Петр Семеныч.
— Проста твоя душа еще и незатейлива, — отозвался старик. — Знающий чародей с легкостью её прочтет…
— А ты, значит, знающий? — спросил Министр, присаживаясь на лавку по правую руку от старика.
— А ты меня не узнал?
Министр внимательно всмотрелся в морщинистое лицо деда.
— Вроде видел тебя где-то, а где, хоть убей, не помню, — признался он.
— А видел ты меня, милок, вот с этой штукой в руках.
Старик протянул костлявую ладонь, и в ней, словно из струек дыма соткался резной посох с оскаленной драконьей головой.
— Мать-перемать! — выругался Министр. — Да ты же тот волхв, из могильника! Кемийоке! Ну, ты же того… Ожил, что ли?
— Нет, — покачал головой старик. — Просто ты сейчас такой же, как я.
— Мертвый? — испугался Петр Семеныч.
— Нет, но и живым тебя, увы, не назовешь.
— Во попал! — Министр обхватил руками голову. — Слушай, Кемийоке…
— Зови меня просто дед, — перебил старик.
— Слушай, дед, — послушно произнес Министр, — а как мне обратно вернуться? И что это, вообще, за место такое? И как я сюда, в натуре, попал? Что со мной случилось?
— Не части с вопросами, чароплет, — старик взмахнул рукой — посох вновь растекся ручейками тумана, словно его и не было. — Обо всем я тебе поведаю… Ты есть хочешь?
— Ты ж сказал, что все вокруг морок? Зачем тогда есть?
— Хороший морок вещественней иной реальности может оказаться! — выдал старик. — Так будешь есть, али нет?
— А! — с плеча «рубанул» Министр. — Давай, чего там у тебя?
Старик даже бровью не повел, а стол уже ломился от исходящих паром яств.
— Зайчатинки печеной отведай, — посоветовал старик, указав на скворчащую и плюющуюся горячим жиром заячью тушку, покрытую золотистой корочкой. — Квасок, молочко парное… Угощайся, милок, а я на твои вопросы без лишней спешки отвечу.
— Давай, дед, трави помалу свои байки… Я ведь и вправду проголодался! — Министр с хрустом вырвал печеную заячью ноги и впился в нее зубами — кроме ножа и тарелок никаких столовых приборов у старика не было. Заяц действительно оказался приготовленным на славу — нежное мясо прямо так и таяло во рту.
— Кости под стол кидай — собачки сожрут, — посоветовал старик.
— А у тебя и собаки тут есть? — последовал совету Петр Семеныч, бросая кости на пол.
— А то как же, скучно одному! А так есть с кем поговорить…
— Так что со мной случилось? А, де? — Петр Семеныч отер жир с подбородка и отломил внушительный шмат свежего, благоухающего неизвестной приправой, хлеба.
— Болен ты, — ответил старик. — Надорвался. Непосильную ношу на свои плечи взвалил. Сила мертвая твое живое тело ядом насытила… Чародеи посильнее тебя и то надрывались, такой груз на свои плечи взвалив. А ты еще совсем желторотый. Неуч. Были чароплеты, кто живую плоть отринув, Личем становился, чтобы Сила Мертвая тело его не травила, родственной стала… Что есть Лич, ведомо?
— Ведомо-ведомо, — поспешно отозвался Министр, запивая хлеб парным молоком с привкусом духмяных луговых трав.
— Но отринув жизнь, многое потеряли они… Ничего хорошего перерождение им не принесло. Много зла они простым людям принесли. Никому такой судьбы не пожелаю.
— А если человек Личем не по своей воле стал? Ну, скажем, случайно получилось…
— Хм, — задумался старец. — Ничего о таких случаях мне не ведомо. Ты что ль постарался?
— Случайно вышло, — пожал плечами Министр.
— Я ж говорил, неуч! Думать о последствиях сначала надобно, а не после свершившегося волосья на голове драть!
— Ладно, дед, мне морали читать! — возмутился Петр Семеныч. — Лучше просвети, каким это мудреным способом я к тебе попал… И что за райский уголочек тут у тебя?
— Это место я сам создал, — признался старик.
— Это как? — едва не поперхнулся куском хлеба Петр Семеныч. — Ты, типа, претендуешь на роль Создателя?
— Нет, — рассмеялся дедок, — таким могуществом я не обладаю! Этот «райский», как ты выразился, уголок, принадлежит к тонкому миру. Ведомо тебе, что есть тонкие миры? — спросил он гостя.
— Батюшка Феофан утверждал, что к тонким мирам принадлежат рай и ад, чистилище, — ответил Министр.
— Я так понимаю: рай — это Вирий, Эдемский сад, Вальхалла; Ад — это Обитель Аида, Логово Ящера, Подземный Мир; а Чистилище — это Серые Пределы, Поля Скорби?
— Примерно так, — согласно кивнул Петр Семеныч.
— Ваш батюшка прав, тонкие миры — это миры чистых энергий, куда закрыт доступ вещественным составляющим реального мира…
— Погоди-ка, дед! — попросил Петр Семеныч. — Если в этот мир нет доступа вещественному, тогда как с этим быть? — он хлопнул себя по набитому пищей брюху. — Не верится мне, что это иллюзия!
— Поверь на слово, внучек, — мягко произнес старик. — Вспомни, иногда даже сны реальны настолько, что проснувшись, не понимаешь, где ты есть на самом деле.
— Да, было такое, и не раз, — признал правоту деда некромант.
— Миры наших сновидений тоже относятся к тонким, — просветил Петра Семеныча волхв., - разве что они недолговечны… Но творим мы их в бессознательном состоянии и с минимальной степенью воздействия на энергетику этого мира. Любой смертный в состоянии сделать это.
— Если даже простые люди в состоянии бессознательно воздействовать на тонкую энергетику, и творить свои, пусть несовершенные, но все-таки миры… — высказался Петр Семеныч. — То человек знающий и наделенный силой…
— Человек, знающий и наделенный кое-какой силой, может сотворить из чистого тонкого мира вот такой райский уголок! — закончил свою мысль старик. — Есть только одно «но»…
— И какое же? — с интересом спросил некромант.
— Творец такого мира становится заложником своего бренного тела. Ведь для того, чтобы полностью сюда переселиться, требуется либо умереть в реальном мире, а затем, нарушив естественный путь предначертанный Создателем для энергетической сущности…
— Души?
— Да, души, — согласился дед.
— То есть, можно наплевать на Чистилище, Ад или Рай, создав в тонкий мирах уголок, соответствующий всем твоим вкусам?
— Да.
— Так это же здорово! — воскликнул Петр Семеныч.
— На первых порах так может показаться…
— А в чем подвох?