— Хорошо… Как так сложилось? — спросил я.
— Они сами пришли к нам и умоляли! — красные глаза твари сверкнули. — Молили повременить… Не есть сразу! Обещали, что если мы не съедим, они приведут ещё еды! Им надо пневму, а нам — еду.
— Кто они? — уточнил я.
— Люди в металле! — зашипел Сварфазар. — Они попали к нам… Они молили… Мы согласились… Они хорошие нежные, покорные!..
Подобные излияния от Сварфазара можно было выслушивать часами. Вождь тварей даже не скрывал своего презрения к нам, «нежным». Конечно, он согласился отвечать на вопросы, чтобы больше не испытывать боли — но мог ведь и снова замолчать. В общем, приходилось нам, скрипя зубами, большую часть подобных речей выслушивать, прибегая к насилию лишь в самом крайнем случае…
Что удивительно, вождь совершенно не видел противоречия в том, что сначала утверждал, будто бы люди сами пришли к ним, а затем говорил, что люди к ним попали (видимо, в плен). Вероятно, в его глазах эти два утверждения были равнозначны и истинны.
Однако иногда в потоках рассуждений о правильности бытия и месте, которые занимают в мире разные существа (само собой, место «нежных» — исключительно на праздничном столе тварей) проскальзывали драгоценные бриллианты полезной информации… Например, я целых три дня был уверен, что руководство крепости сначала пошло на сделку для спасения собственной жизни, а лишь потом оценило выгоды. Но всё оказалось не так просто…
Главой всей структуры работорговли был Келин из дома Ариар. Человек, по словам Илена, самоуверенный и местами заносчивый — как и все выходцы из домов, но смелый, решительный и, что удивительно, честный. Наш карго так и не поверил до конца, что Келин Ариар мог пойти на такое. И каждый день продолжал допытываться о причинах его покладистости. Ещё трое суток мы слушали от пленника уверения, что Келин именно такой, как и все «нежные» — покладистый и послушный — в чём Сварфазар был полностью уверен.
Однако на очередном витке словоизлияний в речи вождя проскочило нечто совершенно новое:
— Все они станут такими с червём! Послушные нежные!..
— Каким червём? — уцепился за новую загадку Илен.
— С червём, что возвращает истинное положение дел! С червём, что подарен нам великими предками! — гордо заявил Сварфазар и с презрением посмотрел на нас.
Пока Илен пытался разговорить пленника, я повернулся к ИСИСу.
— Что за червь? — уточнил я.
— Не имею информации…
— ИСИС, делай что хочешь, рой где угодно — но найди информацию! Прошу тебя! И Стража подключи! Пусть пожертвует одним своим тельцем в Топи и пообщается с Оракулом!
— Принято!
Ещё через пару дней Оракул дал ответ. Жутковатый ответ, но вполне очевидный… Туман был лишь половиной инструмента диагностики больных. А вот вторая часть инструментария оказалась совершенно незаметной внешне… Специально спроектированные паразиты, которые не были опасны для тварей, собирали информацию о состоянии больного — что называется, изнутри. И изменялись вместе с больным, постепенно подстраиваясь под него.
При этом они оставались паразитами — и старательно перебирались из одного изменённого в другого. Самый частый способ передачи яиц диагностического червя — через грудное молоко. В этом случае процесс внедрения паразитов происходил мягко и безболезненно. Реже — через слюну в более взрослом возрасте, и это уже вызывало сильные боли. Те из изменённых, кто не получал паразита к восьми годам, заражались принудительно — и тогда в половине случаев тело нового носителя умирало.
Диагностический паразит был спроектирован так, чтобы все системы изначальных воспринимали его как неотъемлемую часть тела. Поэтому, когда возрождался носитель, возрождались и черви. И если в Топи давно убрали все круги возрождения, то на Терре-то они остались! В общем, в итоге все твари нашего мира были заражены — в каждом изменённом жила целая колония червей. Матка сидела в голове — отслеживала психическое состояние, а её многочисленные отпрыски, имевшие свою специализацию в рамках единой структуры, расползались по всему телу…
Твари, жившие на Терре, само собой, вскоре такое соседство обнаружили. Ведь когда рядом не было нежных, можно было и собратом подзакусить — и зачастую здешние «лакомки» обнаруживали червей во внутренних органах съедаемых. Чёрная Душа сложил два и два — и, конечно же, начал эксперименты.
В человеческих телах, как оказалось, черви тоже неплохо приживались. Вот только не в виде новой колонии, а при пересадке старых особей. И, что любопытно, эти старые червяки как бы приносили с собой частичку предыдущего места жительства. Взрослый человек, которому пересаживали червя-матку из головы твари, начинал очень быстро меняться: сначала возникала раздражительность, потом проявлялась ненависть ко всем окружающим людям, а затем — и презрение к ним.
В общем, черви делали новых человекоподобных тварей — из людей. Поэтому самые высокопоставленные работорговцы рано или поздно получали в «сожители» паразита, со временем приобретая способность к «единомыслию» — с тварями и друг с другом. Вполне возможно, что такая способность была следствием неправильного развития червей — всё-таки тридцать пять тысяч лет бесконтрольно эволюционировали…
С одной стороны, это в какой-то степени радовало: значит, люди на Терре ещё не настолько отвратительны, как я предполагал по итогам расследования. С другой стороны, не все работорговцы были заражены — лишь единицы. Все остальные действовали сугубо добровольно. Ну а самое неприятное заключалось в том, что носителей червей и на других скалах, по словам Сварфазара, было предостаточно…
Никто, конечно, не сказал слов «шпион» и «диверсант» — но ощущение было такое, будто они всё-таки прозвучали…
В общем, от Сварфазара я узнал чрезвычайно много неприятного, но в то же время полезного. И с большой пользой — хоть и с немалым отвращением — провёл всё время пути до Большой Скалы. Поэтому, когда меня дёргал Сегис, требуя побыстрее добраться до столицы — и уточняя, есть ли что рассказать Совету в своё оправдание — я неизменно его успокаивал. Мне было что рассказать… Мне ого-го сколько всего надо было рассказать!..
Вот только дадут ли мне говорить?
Этого я не знал. Но надеялся. Надеялся, что смогу донести до людей то, что удалось узнать. Иначе будет поздно…
Глава 154
В которой начинается Большой Совет, а я понимаю, что живу в мире идиотов
О том, чтобы весь мой флот мог причалить на Большой Скале — и речи не шло. Просто свободных мест в таком количестве не нашлось бы. Мы сумели занять три причала, куда пришвартовались восемь наших дирижаблей, а остальные — привязали борт к борту. Владелец причалов чуть от жадности не удавился, выбивая из нас оплату за дополнительные эфирные корабли. Ну и мы в ответ едва от жадности не удавились, активно сбивая цену…
Естественно, ни о каком заселении всех матросов на скале и речи не шло. Но так было даже лучше. Я предпочитал, чтобы во время нашего пребывания на Большой Скале команды на берег лишний раз не сходили. В конце концов, нельзя было исключать ни провокации, ни попытки захвата. Что удивительно, о прибытии дом Комоф и местные, и неместные правители узнали мгновенно. Мы ещё только швартовались, а на причале, куда пристроился «Мэлоннель», уже топтался посыльный с приглашением на Совет…
Посыльный был весь из себя такой расфуфыренный — и в этой части Большой Скалы явно чувствовал себя неуютно, несмотря на наличие рядом десятка охранников. Кстати, судя по выправке — либо бывших флотских, либо ещё служащих, просто командированных в помощь Совету, у которого и своих бойцов хватало. Любая уважающая себя организация на Терре обзаводилась личной армией. Иначе никто по-настоящему уважать не станет.
— Гра! Приглашение на завтрашнее заседание, гра! — обрадовался посыльный, увидев меня.
И ведь точно знал, кого высматривать… Вот и думай, как и откуда — всё равно не догадаешься. Хотя мне всё же было интересно… Наверняка у Совета и своя разведка имеется, которая всё и про всех, конечно же, досконально знает.
Забрав пухлый пакет, я поблагодарил и отпустил посыльного. А затем отправился смотреть, что же мне там наприсылали… Внутри пакета лежало приглашение на одну персону — Фант Комоф. Оно было отпечатано на толстой бумаге, красивым шрифтом, а все персональные данные были вписаны от руки. На приглашении красовался десяток подписей и ещё несколько штампов. Ну да, выпендрёж — наше всё!.. Красиво не сделаешь — никто всерьёз не воспримет.
А дальше шла целая кипа жалоб… Вот натурально, жалоб — ни разу не преувеличиваю!..
Большую часть составляли претензии торговцев, которые, имея на борту значок вражеского дома, пострадали во время войны с Комоф. Всё сводилось к тому, что, мол, они торговцы, почти мирные и безобидные — всего четыре пушечки! — а их гнусно побили, дирижабль разломали, груз спёрли. В общем, обычное нытьё вперемешку с требованием денег — видимо, проигравшие дома хотели со мной хоть как-то поквитаться. И, что примечательно, от дома Дорио никаких жалоб не было. Надо будет при случае Хори спасибо сказать…
Более тонкой стопочкой лежали жалобы «пострадавших» из-за блокады Лиры. Торговцы и отдельные жители, которые потерпели невозмещаемые убытки. На девять из десяти жалобщиков у меня были официальные обвинения с Лиры — в общем, и здесь особо не на что было смотреть. Для меня всё это выглядело просто верхом цинизма… Много лет занимались работорговлей, на чём их и поймали — а они, вместо того, чтобы исчезнуть и не отсвечивать, побежали жалобы строчить…
Были и более серьёзные обвинения. Армия прислала подробное описание событий — большей частью художественно выдуманных по мотивам нашего с ней столкновения… И это ни разу не ёрничанье — это именно то, как выглядели их обвинения. Первый дирижабль, видите ли, мы обстреляли сразу — и они лишь чудом ушли. Группу военных, отправившихся в увольнительную, перебили прямо на скале. О том, что эти якобы отпускники пытались меня «арестовать как грабителя и контрабандиста» — или кака