Перед тем как сесть, я всё-таки обернулся в приступе любопытства. И обнаружил множество людей, плотно оккупировавших верхние ряды. Некоторые из них сразу отвели взгляд, а другие продолжали с интересом меня разглядывать — прямо как диковинную зверушку.
— Приглашённые и журналисты… — пояснил мне провожатый.
Благодарно кивнув, я сел на своё место и уставился на сцену. Там, за кафедрой в центре, выступал некий банкир, сокрушавшийся о том, что люди стали неохотно нести пневму на хранение. Примерно представляя себе жизнь на рядовых скалах, я подумал, что вот он — точно идиот, потому как людям, скорее всего, банально нечего ему нести.
Затем я понял, что распаляюсь всё больше и больше — а сам ведь собирался пребывать в исключительно миролюбивом настроении. И даже попытался взять себя в руки, украдкой разглядывая своих соседей по ложе. Это были явно состоявшиеся в жизни и на службе мужчины в солидном возрасте. Причём гадать, на какой именно службе они состоялись, было излишне — у каждого на руке имелась повязка с соответствующей эмблемой. Получалось, я оказался в ложе служащих, представлявших интересы домов в Совете.
Зал заседаний был огромен, но тёмным он не казался. Под куполом имелось множество окон, через которые внутрь попадал свет. К тому же, на стенах горели светильники, а в центре свисала с толстой цепи огромная люстра, которая, судя по всему, работала на пневме. Стулья, на которых сидели приглашённые, тоже выглядели внушительно и солидно: резные деревянные корпуса, чуть смягчённые сиденья и часть спинки. Однако были они совершенно неудобными… Сидеть на них можно было исключительно в позе отличницы, которую ругает директор — сведя колени и покорно положив на них руки.
Поражала и акустика в зале… Человек, который находился в центре сцены, будто в микрофон говорил. Его голос был слышен, словно над ухом — в то время как шепотки людей, сидевших впереди меня, я не мог бы разобрать при всём желании.
Людей в зале хватало и на первых рядах. Над каждым входом сидели представители домов, а на трибунах — представители различных группировок Терры. Все, казалось, с интересом слушали тот бред, который нёс банкир — а некоторые даже кивали в такт его словам. Меня же начало беспощадно клонить в сон… Глаза будто сами собой закрывались, и даже подпереть отяжелевшие веки было нечем. Разве что от стула щепку отколупать — но как это будет выглядеть?.. К счастью, банкир на сцене не задержался и вскоре, поблагодарив за внимание, свалил на своё место.
Из президиума поднялся тот самый мужчина, который внимательно следил за моим появлением. Он неспешно подошёл к кафедре, вскинул руки вверх и торжественно произнёс:
— Гратомо и грани! Дорогие гости и участники! Нас, наконец, почтил своим драгоценным вниманием тот человек, которого мы все давно желали увидеть! И просто из любопытства, и чтобы задать много интересных вопросов! — зал на этих словах зашумел, а люди стали непроизвольно оборачиваться, пытаясь посмотреть, кто же там пришёл. — Жаль, конечно, что он проигнорировал и время начала Совета, и регламенты, одевшись неподобающе. Но полагаю, мы простим ему такую досадную мелочь!..
Обычно, когда так говорят, как раз рассчитывают не «простить мелочь» — а, наоборот, привлечь к ней всеобщее внимание. Беда только в том, что за подобное в нормальном обществе можно схлопотать и по щам. Если не сразу, то потом — точно… Однако в чём незнакомец ошибался, так это в том, что я не обратил внимания на регламенты. Очень даже обратил… А потому остался сидеть с невозмутимым выражением лица — и выжидающе молчал. В то время как весь остальной Совет шумел, а с некоторых мест неслись те самые «выкрики из зала», которые были недопустимы — если верить регламенту.
— Несмотря на молодость, он, полагаю, заслужил право на то, чтобы ходить в одежде, которая ему удобна! — продолжал ёрничать мужчина, украдкой кидая на меня взгляды, чтобы следить за реакцией. — И думаю, он вправе плевать на всех, кто здесь собрался!
Фу! Ну что же так по-базарному?.. Топорное разжигание всеобщей ненависти к моей неприметной персоне навевало лишь скуку. Я поймал момент, когда незнакомец снова глянет на меня — и широко зевнул, даже не прикрыв рта. Подобная реакция его почему-то разозлила: уголок губ у него нервно дёрнулся, а цветисто-кустистая речь быстро подошла к финалу.
— Думаю, настало время пригласить сюда Фанта Комоф, главу возрождённого дома Комоф! Уверен, ему есть, что нам рассказать!..
В зале повисла тишина, но я не спешил подниматься. И вовсе не потому, что я тупой — а потому что, согласно правилам, никто ещё меня на сцену не пригласил. Да, незнакомец сделал шаг в сторону от кафедры, будто уступая место — но никуда не ушёл. Наоборот, продолжал стоять совсем рядом. А я-то точно помнил из пресловутого регламента: на арену приглашают строго определённой фразой, а не такими вот «предположениями». Поэтому и не стал вставать.
Когда молчание затянулось, из зала понеслись смешки и шепотки, а я вдруг отчётливо понял, что живу в мире, населённом идиотами… И там, на сцене — одни идиоты. И в зале — идиоты. Видимо, эти крамольные мысли слишком явно отпечатались на моём лице. Незнакомец окончательно помрачнел, а затем всё-таки сделал шаг к трибуне и отчётливо произнёс:
— На арену приглашается Фант Комоф, глава дома Комоф!
А потом, хмурясь, направился к своему месту в президиуме. А я тем временем подумал, что, наверно, я всё-таки тоже идиот. Потому что зачем-то пытаюсь их спасти. Да и вообще продолжаю жить в этом дурацком мире — хотя мог бы давно свалить во Врата Вечности и закончить этот фарс… Но я не свалил… Я встал и направился к сцене.
Конец