Их было двое. Его не волновало, кто останется жив, он не боялся, что его арестуют. Видите ли, он вообразил, что сражается за свою честь. Он назначил им обоим встречу в уединенном месте с интервалом примерно в полчаса.
Какое-то время Форкосиган молчал. Корделия ждала не дыша, не зная, следует ли помочь ему продолжать рассказ. В конце концов он опять заговорил, но голос его потускнел и зачастил.
– Первый был таким же упрямым юным аристократом, как и он сам, и играл по правилам. Он владел двумя мечами, бился со вкусом и чуть не убил м… моего друга. Его последние слова были о том, что он всегда мечтал умереть от руки ревнивого мужа, – только лет в восемьдесят.
Чуть заметная оговорка уже не удивила Корделию. Она только подумала, не был ли ее собственный рассказ столь же очевидным. Похоже, что так.
– Второй был высшим правительственным чиновником, человеком гораздо старше него. Он не желал драться. Мой знакомый несколько раз сбивал его с ног и снова поднимал. После… после того, первого, который умер с шуткой на губах, это было почти невыносимо. Наконец, несмотря на мольбы о пощаде, мой друг заколол беднягу-министра.
Потом заехал к жене, чтобы рассказать ей, что сделал, и вернулся на корабль ждать ареста. Все это произошло за один короткий день. Она была в ярости, она сама была готова биться с ним на дуэли, будь такое возможно. Она чувствовала себя оскорбленной – и предпочла умереть. Выстрелила себе в голову из его служебного плазмотрона. Никогда бы не подумал, что женщина может избрать такой способ. Другое дело – яд или разрезанные вены… Но она была истинной форессой. Лицо ее совершенно сгорело. А у нее было прекраснейшее лицо…
Дело обернулось чрезвычайно странно. Все решили, что двое ее любовников убили друг друга. Клянусь, он этого не планировал! А она якобы покончила самоубийством от отчаяния. Никто его даже не расспрашивал.
Теперь Форкосиган говорил очень медленно.
– Весь тот день он действовал как лунатик или актер. Подавал нужные реплики, совершал необходимые поступки, и в результате ему нисколько не стало лучше. Ничего он не добился, ничего не доказал. Все было таким же поддельным, как ее любовные связи, если не считать смертей. Они были настоящими. – Он помолчал. – Так что, видите, у бетанцев есть хотя бы одно преимущество. Вы позволяете друг другу учиться на ошибках.
– Мне… больно за вашего друга. Это произошло давно?
– Больше двадцати лет назад. Говорят, старики помнят события юности более ясно, чем то, что было на прошлой неделе. Может, он уже постарел.
– Понятно.
Этот рассказ был как странный колючий дар, слишком хрупкий, чтобы его бросить, и слишком ранящий, чтобы держать. Он лег и снова замолчал, а она обошла поляну, прислушиваясь к тишине леса. Когда она закончила обход, Форкосиган спал, дрожа и мечась в лихорадке. Корделия стащила с Дюбауэра один из обгоревших спальных мешков и укрыла его.
Глава 4
Часа за три до рассвета Форкосиган проснулся и заставил Корделию поспать пару часов. В серый предрассветный час он снова разбудил ее. Он умылся в ручье и избавился от четырехдневной щетины, воспользовавшись одноразовой упаковкой депилятора. Тоже приберег на последний день, поняла Корделия.
– Мне нужна ваша помощь. Я хочу вскрыть нарыв, выпустить гной и снова все перевязать. До конца дня хватит, а потом это уже не будет иметь значения.
– Хорошо.
Он разулся, и Корделия заставила его подержать ногу под быстрой струей водопада. Потом сполоснула его боевой нож и быстрым глубоким надрезом вскрыла страшно вздувшуюся опухоль. У Форкосигана побелели губы, но он смолчал. Зато Корделия с трудом удержала вскрик. Из разреза хлынули кровь и гной, вынося странные свернувшиеся куски, которые смывала вода. Корделия постаралась не думать о том, сколько новых микробов они вносят в рану.
Она смазала ему ногу остатками явно неэффективной мази и забинтовала последним пластиковым бинтом.
– Стало полегче. – Но он споткнулся и чуть не упал, едва попробовал идти. – Ясно, – пробормотал он. – Пора.
Форкосиган торжественно извлек последнюю таблетку болеутоляющего и еще какую-то маленькую голубую пилюлю, проглотил их и выбросил пустую аптечку. Корделия рассеянно подняла ее и повертела в руках.
– Эти штуки действуют великолепно, – сказал он, – но только пока эффект не кончится – а тогда ты падаешь, словно марионетка, у которой обрезали веревочки. Теперь у меня есть часов шестнадцать.
Действительно, к тому моменту, как они доели завтрак и приготовили Дюбауэра к дневному переходу, барраярец не только выглядел нормально, но и казался свежим, отдохнувшим и полным энергии. Оба не упоминали о ночном разговоре.
Они сделали большой круг, чтобы зайти с запада, и к полудню подошли к склону горы. Дальше путь лежал через лес, к отрогу напротив гигантской впадины. Здесь Форкосиган объявил, что пора произвести рекогносцировку. Измученный Дюбауэр свернулся калачиком и заснул. Корделия посидела рядом с ним, пока его дыхание не стало медленным и ровным, потом подползла к Форкосигану. Барраярский капитан обводил биноклем туманный зеленый амфитеатр.
– Вон катер. Они поставили его возле пещер. Видите темную щель рядом с водопадом? Это – вход.
Он передал ей бинокль, чтобы она смогла рассмотреть все получше.
– О, вон кто-то выходит. При сильном увеличении видны лица.
– Куделка. – Бинокль снова оказался в руках Форкосигана. – Он – в порядке. Но худой человек рядом с ним – это Дэробей, один из шпионов Рэднова в группе связи. Запомните его лицо: надо знать, когда нельзя высовываться.
Корделия гадала: удовлетворенный вид Форкосигана – это результат действия стимулятора или свирепая радость в предвкушении конфликта? Он наблюдал, считал и прикидывал, и глаза его блестели.
Барраярец присвистнул сквозь зубы, сразу напомнив ей хищного шестинога:
– Господи, а вон и сам Рэднов! Хотел бы я до него добраться! Но на этот раз можно и подождать, чтобы людьми министерства занялся суд. Пусть только попробуют спасти своих любимчиков от обвинения в бунте! На этот раз высшее командование и Совет Графов будут на моей стороне. Нет, Рэднов, ты останешься в живых – и пожалеешь об этом.
Вдруг он замер и ухмыльнулся:
– Ну вот, наконец и мне повезло. Вон Готтиан, он вооружен – значит, он командует. Мы почти у цели. Начинаем действовать.
Они отползли обратно, под прикрытие деревьев. Дюбауэра на месте не было.
– О Боже! – выдохнула Корделия, вглядываясь в заросли. – Куда он делся?
– Далеко он уйти не мог, – успокоил ее Форкосиган, хотя и он выглядел сейчас озабоченным.
Они сделали круг по лесу, пройдя метров по сто. «Идиотка! – яростно ругала себя Корделия, чувствуя, как ее охватывает паника. – И куда тебя понесло…» Никаких следов мичмана обнаружить не удалось.
– Послушайте, сейчас у нас нет времени его искать, – сказал Форкосиган. – Как только я снова стану командующим, я пошлю патруль на его розыски. С мониторами они найдут его быстрее, чем мы.
Корделия подумала о хищниках, обрывах, глубоких затонах, барраярских патрулях, скорых на расправу.
– Мы столько прошли… – начала она.
– Если я не верну себе командование, вы оба не выживете.
С трудом подчинившись доводам рассудка, Корделия позволила Форкосигану взять себя за руку, и они двинулись через лес. Когда барраярский лагерь был уже близко, он приложил палец к губам.
– Идите как можно тише. Я проделал такой путь не для того, чтобы меня подстрелили собственные часовые. А! Здесь надо лечь.
Он устроился за поваленными стволами, в высокой траве неподалеку от тропы.
– А вы не хотите просто постучать в дверь?
– Нет.
– Почему, если ваш Готтиан надежен?
– Что-то здесь не так. Не пойму, зачем они вообще сюда вернулись. – Минуту поразмыслив, он передал ей парализатор. – Если придется воспользоваться оружием, то пускай у вас будет такое, которое вы можете применить. В нем еще остался небольшой заряд – на один-два выстрела. Это тропинка между двумя постами, и рано или поздно по ней кто-нибудь пройдет. Не поднимайте головы, пока я не дам команду.
Он расстегнул ножны и затаился по другую сторону тропы. Они прождали полчаса, потом еще столько же. Весь лес словно дремал, нежась в мягком, теплом тумане.
Но вот на тропе послышались звуки шагов: кто-то прошелестел опавшими листьями. Корделия застыла в полной неподвижности, стараясь всмотреться в идущего и не поднять при этом головы. Показалась высокая фигура в ладно пригнанном барраярском камуфляже. Спокойное лицо, седые волосы. Когда офицер уже почти прошел мимо, Форкосиган поднялся из своего убежища.
– Корабик, – проговорил он негромко, но по-настоящему дружелюбно. Он стоял и ждал, скрестив руки и улыбаясь.
Готтиан стремительно обернулся, одновременно выхватывая из кобуры нейробластер. Через секунду на лице его отразилось изумление.
– Эйрел! Разведгруппа доложила, что тебя убили бетанцы. – И он шагнул, но не вперед, как ожидала Корделия по интонации Форкосигана, а назад. Нейробластер по-прежнему оставался у него в руке, словно он забыл его убрать, но пальцы крепко сжимали рукоятку. У Корделии оборвалось сердце.
У Форкосигана был чуть удивленный вид, словно такая сдержанная встреча его озадачила.
– Рад видеть, что ты не суеверен, – пошутил он.
– Мне следовало бы знать, что тебя нельзя считать мертвым… до тех пор, пока лично не увижу тебя в могиле с осиновым колом в сердце, – с печальной иронией произнес Готтиан.
– В чем дело, Корабик? – спокойно спросил Форкосиган. – Ты же никогда не был лизоблюдом министерства.
При этих словах Готтиан, уже не таясь, направил на своего капитана нейробластер. Форкосиган стоял, не двигаясь, и смотрел на него.
– Нет, не был, – откровенно ответил Готтиан. – Я понял, что история насчет тебя и бетанцев, которую рассказал мне Рэднов, не похожа на правду, и я намерен был позаботиться о том, чтобы она прошла через совет по расследованию, когда мы в