– А я тут ною из-за каких-то подергиваний. Извините.
У нее защемило сердце, и она покачала головой, не решаясь заговорить.
Позже, оставшись наедине с Форкосиганом, Корделия уткнулась ему в плечо. Он крепко обнял ее.
– Теперь понимаю, почему ты начал пить. Я бы и сама не отказалась сейчас от рюмки чего-нибудь крепкого.
– На следующей остановке мы поедим и выпьем по одной, – пообещал он.
Теперь они направлялись в лабораторное крыло. Дежурный военврач сердечно поздоровался с Форкосиганом и только чуть опешил, когда тот без всяких предисловий представил свою спутницу как леди Форкосиган.
– Я и не знал, что вы женаты, сэр.
– Недавно.
– Поздравляю. Я рад, что вы зашли посмотреть, пока они еще не все поспели. Это, по правде говоря, самое интересное. Не подождет ли миледи здесь, пока мы займемся нашими делами?
– Леди Форкосиган полностью в курсе.
– И кроме того, – весело добавила Корделия, – у меня к этому личный интерес.
Удивленный врач провел их в комнату мониторинга. Здесь осталось только шесть резервуаров. Дежурный техник как раз подвозил на каталке приспособления, видимо, одолженные в каком-то родильном доме.
– Доброе утро, сэр, – жизнерадостно поздоровался он. – Решили взглянуть, как будет вылупляться наш цыпленок?
– Надо бы тебе найти для этого какое-нибудь другое слово, – сказал врач.
– Да, но ведь родами это не назовешь, – резонно возразил техник. – Формально они все уже родились. Или уж потрудитесь придумать более точный термин.
– У нас это называют «откупорить бутылку», – подсказала Корделия, с интересом наблюдая за приготовлениями.
Раскладывающий измерительные устройства техник пододвинул под обогревающую лампу колыбельку и с любопытством посмотрел на Корделию.
– Вы бетанка, да, миледи? Моя жена видела сообщение о браке адмирала в новостях, где-то среди объявлений. Я сам никогда не читаю этот раздел – очень там мелкий шрифт.
Доктор глянул на него с легким неудовольствием, потом снова углубился в свои инструкции.
Ботари лениво прислонился к стене и полузакрыл глаза, чтобы не выдать волнение.
– Раствор готов, сэр? – негромко спросил техник.
– Вот он. Введите в питающую трубку…
Смесь гормонов начала поступать в аппарат. Доктор наблюдал за показаниями датчиков на своем мониторе.
– Пятиминутная готовность! – Он повернулся к Форкосигану. – Фантастическая штуковина, сэр. Вы ничего не слышали относительно выделения средств и персонала для создания таких установок?
– Нет, – ответил Форкосиган. – Я официально выхожу из этого проекта, как только последний живой ребенок будет… выпущен, закончен, как вы там это называете. Вам придется обращаться к своему непосредственному начальству. Вероятно, потребуется найти этому какое-нибудь военное применение, чтобы оправдать финансирование, – или по крайней мере придумать что-нибудь достаточно правдоподобное.
Врач задумчиво улыбнулся.
– По-моему, это стоящее занятие. Может оказаться приятным разнообразием после разработки новых способов человекоубийства.
– Время, сэр, – сказал техник, и врач вернулся к настоящему.
– Плацента отделяется хорошо – сжимается, как положено. Знаете, чем больше я этим занимаюсь, тем сильнее восхищаюсь хирургами, которые произвели операцию над матерями. Нам надо посылать побольше студентов-медиков на другие планеты. Не повредить плаценту – это самая… Так. Вскрываем. – Он откинул герметичную крышку резервуара. – Разрезаем мембрану – и вот она. Отсос, быстро.
Корделия заметила, что Ботари затаил дыхание.
Мокрое барахтающееся дитя сделало вдох и закашлялось от холодного воздуха. Малышка показалась Корделии довольно славной: не вымазанная кровью и совсем не такая красная и помятая, как обычные новорожденные. Младенец заплакал – неожиданно громко. Форкосиган вздрогнул, а Корделия открыто засмеялась.
– Ах, она просто прелесть!
Корделия не отходила от двух медиков, которые делали какие-то измерения и брали анализы у крошечного, изумленного, ошарашенного и моргающего существа.
– Почему она так громко плачет? – тревожно спросил Форкосиган, который, как и Ботари, прирос к месту, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
«Знает, что родилась на Барраяре», – хотелось ответить Корделии. Вместо этого она сказала:
– Да ты бы тоже заплакал, если бы пара великанов вдруг выдернула тебя из сладкой уютной дремоты и начала швырять, словно кулек с песком.
Техник бросил на нее обиженный взгляд, потом рассмеялся:
– Ну ладно, миледи. – И он передал ей младенца.
Врач снова хлопотал вокруг своей драгоценной машины.
– Моя золовка говорит, что их надо прижимать к себе, вот так. Не таскать на вытянутых руках. Я бы тоже орала, если бы думала, что меня держат над пропастью и вот-вот уронят. Ну вот, дитятко. Улыбнись-ка тете Корделии. Вот так, хорошо и спокойно. Интересно, ты успела запомнить сердцебиение своей мамочки? – Она стала напевать младенцу и поплотнее завернула его в одеяльце. – Какое у тебя длинное и странное путешествие.
– Не желаете ли ознакомиться с устройством аппарата, сэр? – предложил врач. – И вы тоже, сержант? В прошлый раз вы задавали столько вопросов…
Ботари помотал головой, но Форкосиган подошел поближе выслушать технические объяснения, которые врачу явно не терпелось дать. Корделия поднесла ребенка сержанту.
– Хотите подержать?
– А можно, миледи?
– Господи, не вам просить у меня разрешения. Скорее уж наоборот.
Ботари осторожно взял девочку, и она потонула в его огромных руках.
– Вы уверены, что это моя? – с тревогой спросил он, вглядываясь в крохотное личико. – Я думал, нос у нее будет больше.
– Их проверили и перепроверили, – успокоила его Корделия. – У всех малюток маленькие носики. До восемнадцати лет вообще нельзя узнать, как будет выглядеть взрослый. Все дети, вырастая, сильно меняются.
– Может, она будет похожа на мать, – с надеждой промолвил он.
Корделия энергично закивала.
Врач закончил показывать Форкосигану начинку аппарата.
– Хочешь тоже ее подержать, Эйрел? – предложила Корделия.
– Ну зачем же, – поспешно отказался он.
– Потренируйся. Может, в один прекрасный день тебе это пригодится.
– Хм-м. Мне доводилось держать красоток поувесистее.
Адмирал с явным облегчением передал малышку медикам.
– Так, посмотрим, – сказал врач, открывая журнал. – Это та, которую мы не отправляем в императорский детский дом, да? А куда нам ее отвезти после окончания контрольного периода?
– Меня попросили заняться этим лично, – без запинки ответил Форкосиган. – Чтобы не нарушить анонимности родителей. Я… Мы с леди Форкосиган отвезем ребенка ее законному опекуну.
Физиономия доктора приняла необычайно глубокомысленный вид.
– А-а. Понимаю, сэр. – Он не смотрел на Корделию. – Вы как руководитель проекта вправе поступать с ними по своему усмотрению. Никто не будет задавать вопросов, я… я могу вас заверить, сэр, – горячо проговорил он.
– Прекрасно, прекрасно. Сколько длится контрольный период?
– Четыре часа, сэр.
– Хорошо, мы можем пойти поесть. Корделия, сержант?
– Э-э… можно мне побыть здесь, сэр? Я не голоден.
Форкосиган улыбнулся:
– Конечно, сержант. Людям капитана Негри полезно размяться.
По пути к машине Форкосиган спросил у Корделии:
– Чему ты смеешься?
– Я не смеюсь.
– У тебя глаза смеются. Так и искрятся.
– Это из-за врача. Боюсь, мы невольно его обманули. Ты разве не уловил?
– Как видишь, нет.
– Он решил, что ребенок, которого мы сегодня распечатали, мой. Или, может, твой. Или даже наш общий. Я прямо видела, как у него в голове завертелись колесики. Он считает, что наконец понял, почему мы тогда не открыли все пробки.
– Боже правый!
Форкосиган остановился, собираясь идти обратно.
– Нет-нет, не вздумай, – сказала Корделия. – Если начнешь отрицать, будет только хуже. Я знаю. Меня уже и раньше обвиняли в грехах Ботари. Пускай фантазирует на просторе.
Она замолчала.
– А о чем ты теперь думаешь? Глаза у тебя потухли.
– О ее матери. Я уверена, что видела эту женщину на борту флагмана. Длинные черные волосы, зовут Элен – другой быть не могло. Поразительно хороша собой. Я понимаю, чем она привлекла Форратьера. Но слишком молода для таких ужасов…
– Женщин не следует допускать к боевым действиям, – заметил Форкосиган, помрачнев.
– На мой взгляд, мужчин тоже. Почему ваши люди стерли ее воспоминания? Это ты приказал?
– Нет, это идея хирурга. Ему стало ее жаль.
Лицо адмирала напряглось, а в голосе слышалась боль.
– Это было ужасно. Я тогда этого не понимал. Сейчас, наверное, понимаю. Когда Форратьер натешился досыта – а он с ней сам себя превзошел, даже по его меркам, – она была в полной прострации. Помочь ей было уже нельзя, но именно тогда я решил его убить, если это повторится, и к черту императорский сценарий. Сначала Форратьера, потом принца, потом себя. Так Форхалас остался бы вне подозрений…
Ну вот… Ботари… выпросил у него, так сказать, ее тело. Забрал к себе в каюту. Форратьер решил, что это для того, чтобы продолжить истязания девчонки, видимо, в подражание ему. Он был польщен и не вмешивался. Ботари удалось как-то отключить следящие мониторы. Никто понятия не имел, чем он там занимается все свое свободное время. Но он пришел ко мне со списком лекарств, которые просил тайно ему достать. Обезболивающие мази, кое-какие противошоковые средства – очень продуманный список. Он умел оказывать первую помощь – результат боевого опыта. Тогда я догадался, что он ее не мучает, а просто втирает очки своему патрону. Наш Ботари безумец, а не садист и не дурак. Он как-то странно любил ее, и ему хватило смекалки скрыть это от Форратьера.
– В подобных обстоятельствах это не кажется таким уж безумным, – заметила она, вспомнив, что Форратьер планировал для Форкосигана.
– Нет, но то, как он это делал… Я пару раз кое-что видел. – Форкосиган шумно выдохнул. – Он ухаживал за ней у себя в каюте: кормил, одевал, мыл – и все время вел шепотом диалог сам с собой. Говорил за обоих. Это была призрачная реальность, в которой она полюбила его, вышла за него замуж… Нормальная жизнь счастливой семьи. Почему бы безумцу не мечтать о том, что он – в здравом уме? Наверное, она страшно пугалась, когда приходила в себя.