Осколки чести (ЛП) — страница 34 из 50

— Мы не успеем долететь за неделю! Даже на курьерском корабле!

- С ускорением на шесть пунктов выше максимально допустимого вы уложитесь в пять дней. Если инженеры отладили все как следует, то двигателям грозит опасность взорваться только при восьми пунктах свыше нормы. Так что это совершенно безопасно. — Он обернулся к своим офицерам: — Куэр, соберите, пожалуйста, экипаж курьерского корабля. И соедините меня с их капитаном, я хочу лично его проинструктировать.

Коммодор Куэр изумленно вскинул брови, но отправился выполнять приказ. Хирург понизил голос, метнув взгляд на Корделию:

— Бетанская сентиментальность в действии, сэр? Вам не кажется, что это немного неуместно на императорской службе?

Форкосиган улыбнулся и сузил глаза.

— Бетанское неподчинение, доктор? — произнес он, копируя тон хирурга. — Будьте любезны направить свою энергию на исполнение приказов, а не на сочинение отговорок.

— Черт, да ведь гораздо легче просто открыть крышки. Что вы собираетесь делать с ними, когда они… завершатся, или как там это называется? Кто возьмет на себя ответственность за них? Мне понятно ваше желание произвести впечатление на подружку, но подумайте о будущем, сэр!

Форкосиган сдвинул брови и глухо зарычал. Хирург отшатнулся. Форкосиган замаскировал рычание кашлем и сделал глубокий вдох.

— Это моя проблема. Мое слово. Ваша ответственность на этом закончится. Двадцать пять минут, доктор. Если прибудете вовремя, то я позволю вам лететь внутри катера. — Он оскалил зубы в неприкрыто агрессивной усмешке. — Когда установите их в госпитале, можете взять увольнение на три дня, если захотите.

Хирург, неохотно сдаваясь, пожал плечами и пошел укладываться.

Корделия проводила его полным сомнения взглядом.

— Думаешь, он остынет?

— Да, ему просто нужно дать время рассмотреть проблему с другой стороны. По прибытии в Форбарр-Султану он уже будет вести себя так, будто этот проект был его личной идеей и он сам изобрел… маточные репликаторы. — Взгляд Форкосигана снова обратился к плавающей платформе. — Вот проклятущие штуковины…

Вошел охранник.

— Прошу прощения, сэр, но пилот эскобарского катера спрашивает капитана Нейсмит. Они готовы к вылету.

Возникший на коммуникационном мониторе Куэр отрапортовал:

— Сэр, капитан курьерского корабля на линии.

Корделия глянула на Форкосигана с беспомощной досадой — «ну что тут поделаешь!», — и он едва заметно покачал головой, соглашаясь с нею; затем оба молча вернулись к исполнению своих обязанностей. Она размышляла над последним выпадом доктора. «А нам казалось, что мы так осторожны! Нам определенно нужно что-то делать с нашими чересчур откровенными глазами».

ГЛАВА 12

Корделия летела домой вместе с двумястами других пассажиров, по большей части эскобарцев, на спешно переоборудованном для этих целей таукитянском пассажирском лайнере. Бывшие военнопленные коротали время, делясь воспоминаниями и обмениваясь впечатлениями о пережитом — этими сеансами, как она довольно быстро сообразила, исподволь руководили многочисленные психоофицеры, присланные эскобарцами вместе с кораблем. Вскоре ее молчание стало выделяться на общем фоне, и Корделия научилась распознавать ненавязчивые приемы сгона пациентов на якобы импровизированные сессии групповой терапии, и увиливать от них.

И это еще не все. Она обнаружила, что за ней тихо, но неотвязно следует яснолицая молодая женщина по имени Ирен, которой, по всей видимости, поручили заняться ею. Она появлялась рядом с ней в столовой, в коридорах, в комнатах отдыха, всегда с новым предлогом для начала беседы. Корделия по возможности избегала ее, а когда ей это не удавалось, то она ловко (а порой и грубо) переводила разговор на другие темы.

Через неделю девушка растворилась в толпе, но, вернувшись однажды в свою каюту, Корделия обнаружила, что ее прежнюю соседку сменила новая: сдержанная пожилая женщина с твердым взглядом, одетая в гражданский костюм; она была не из числа бывших военнопленных. Корделия улеглась на кровать и угрюмо наблюдала, как та распаковывает вещи.

— Привет, я — Джоан Спрейг, — жизнерадостно представилась женщина.

Ладно, пора расставить точки над «i».

— Добрый день, доктор Спрейг. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что вы босс Ирен?

Спрейг помолчала.

— Вы совершенно правы. Но я бы предпочла, чтобы наше общение было непринужденным.

— Нет, все несколько иначе. Вы предпочитаете, чтобы оно выглядело непринужденным. Это разные вещи.

— Вы очень интересная личность, капитан Нейсмит.

— Ну, скорее, это больше относится к вам, чем ко мне. Предположим, я соглашусь поговорить с вами. Вы отзовете остальных своих ищеек?

— Я здесь для того, чтобы слушать вас — но только тогда, когда вы будете готовы говорить.

— Ну так спрашивайте меня. Давайте побыстрее покончим с этим и успокоимся наконец. — «Мне бы действительно не мешало бы подлечиться, — тоскливо подумала Корделия. — Я чувствую себя так паршиво…»

Спрейг уселась на кровать, на губах мягкая улыбка, в глазах — пристальное внимание.

— Я хочу помочь вам вспомнить, что произошло с вами в то время, пока вы были в плену на барраярском флагмане. Какими бы ужасными ни были эти воспоминания, осознать их — значит сделать первый шаг к исцелению.

— Э-э, кажется. у нас противоположные намерения. Я с необычайной ясностью помню все, что со мной произошло в то время. Мне не составляет никакого труда довести происшедшее до своего сознания. Чего бы я хотела, так это забыть обо всем хоть ненадолго, чтобы спокойно спать по ночам.

— Понятно. Продолжайте. Почему бы вам не рассказать о том, что с вами произошло?

Корделия вкратце пересказала события, начиная с момента нуль-перехода от Колонии Бета и вплоть до убийства Форратьера, но оборвала рассказ перед появлением Форкосигана, проговорив неопределенно:

— Потом я пару дней пряталась по закоулкам корабля, но в конце концов меня поймали и снова заперли на гауптвахте.

— Ясно. Стало быть, вы не помните, как вас пытал и насиловал адмирал Форратьер, и не помните, как вы убили его.

— Меня не пытали. И я его не убивала. По-моему, я довольно ясно это объяснила.

Доктор печально покачала головой.

— Мне сообщили, что барраярцы дважды забирали вас из лагеря. Вы помните, что с вами тогда происходило?

— Да, конечно.

— Можете рассказать об этом?

— Нет, — уперлась Корделия. Для эскобарцев тайное политическое убийство принца ничего не значит — едва ли они могут ненавидеть барраярцев сильнее, чем ненавидят сейчас. Но даже простой намек об этом способен разрушить хрупкий гражданский мир Барраяре. Беспорядки, армейские мятежи, свержение императора — и это будут еще цветочки в сравнении с тем, что может случиться дальше. Если на Барраяре разразится гражданская война, разве Форкосиган не может погибнуть в ней? «Господи, пожалуйста, — устало думала Корделия, — не надо больше смертей…»

Спрейг выглядела чрезвычайно заинтересованной. Корделия почувствовала себя загнанной в ловушку и попыталась загладить свою оплошность.

— Один из моих офицеров погиб во время бетанской экспедиции на эту планету… надеюсь, вы знаете об этом? — Врач кивнула. — По моей просьбе было изготовлено надгробие на его могилу. Вот и все.

— Я понимаю, — вздохнула Спрейг. — У нас тут был еще один случай вроде вашего. Девушка тоже была изнасилована Форратьером, или кем-то из его людей, а барраярские медики подчистили ей память. Полагаю, они пытались уберечь его репутацию.

— О, кажется, я встречалась с ней на флагмане. И еще она была в моей палатке, правильно?

Спрейг сделала неопределенный жест в знак того, что это профессиональная тайна, однако удивление, мелькнувшее ее в глазах, подтвердило догадку Корделии.

— Вы правы насчет нее, — продолжала Корделия. — И я рада, что она получает необходимую помощь. Но со мной вы ошибаетесь. И относительно репутации Форратьера вы тоже заблуждаетесь. Единственная причина, по которой разошлась эта дурацкая история обо мне, кроется в том, что в глазах большинства быть убитым слабой женщиной еще позорнее, чем собственным солдатом.

— Одних только физических доказательств, полученных при медосмотре, достаточно, чтобы усомниться в этом, — сказала Спрейг.

— Какие еще доказательства? — оторопела Корделия.

— Доказательства пыток, — ответила врач с мрачным, даже несколько разгневанным видом. Корделия сообразила, что этот гнев направлен не на нее.

— Что? Меня не пытали!

— Пытали. И подтерли вам память — блестящая работа. Какая гнусность… Но они не смогли скрыть следов физических повреждений. Вам известно, что у вас была сломана рука, переломано два ребра, что у вас многочисленные синяки на шее, ушибы на голове, на руках — вообще на всем теле? А биохимический анализ свидетельствует о крайнем стрессе, сенсорном голодании, значительной потере веса, нарушениях сна, избытке адреналина… мне продолжать?

— Ах, — сказала Корделия. — Это.

— «Ах, это»? — повторила доктор, вскинув бровь.

— Это я могу объяснить, — поспешно заверила ее Корделия. Она коротко рассмеялась. — В некотором смысле вина за это лежит на вас, эскобарцах. Во время отступления я находилась в тюремной камере на флагмане. Корабль был подбит — и все в нем встряхнуло, как камушки в банке, включая и меня. Вот откуда у меня переломы и все остальное.

Доктор сделала пометку в блокноте.

— Очень хорошо. Действительно превосходная работа. Искусная. Но недостаточно искусная — переломы у вас были в разное время.

— Ох, — сказала Корделия. Как же объяснить историю с Ботари, не упоминая каюту Форкосигана? «Один мой друг пытался меня задушить…»

— Мне бы хотелось, чтобы вы подумали о возможности медикаментозной терапии, — осторожно проговорила доктор Спрейг. — Барраярцы проделали с вами огромную работу по сокрытию — даже более капитальную, чем с другой девушкой, а для нее понадобилось чрезвычайно глубокое прощупывание. Думаю, в вашем случае это еще более необходимо. Но нам нужно ваше добровольное сотрудничество.