За четыре года в Думе мне пришлось написать тысячи писем. Я предпочитал вцепиться в какую-то проблему и использовать все способы ее решения — через запросы, личные встречи, сбор материалов, подготовку законодательных инициатив, публицистику… Но можно точно сказать, что в целом эффективность этой работы крайне низка. Потому что депутату, действующему в одиночку, невозможно систематически проламывать бюрократическую систему. Удается лишь изредка проскользнуть в щелку, в прореху в бюрократической системе. Да и в целом думское начальство предпочитает, чтобы депутаты как можно меньше занимались делами избирателей. Ему нужны истуканы, а не народные представители.
Не только потерявшие стыд чиновники способствуют бюрократической системе. Им под стать определенный тип граждан. Мне не раз приходилось встречаться с эгоизмом особенно пронырливых лиц — с просителями по частным делам, которые почему-то считали себя не только вправе занять депутата своими проблемами, но также предполагали, что депутат для них должен быть вроде мальчика на побегушках. То есть, приходить на помощь по любому зову и немедленно, бросив все прочие дела. Понятно, что жизненные проблемы побуждают предъявлять претензии к власти. Понятно, что обращение к депутату — один из способов решить эти проблемы. Но непонятно, почему часть граждан предполагает, что их проблемы должны решаться в первую очередь, а все прочие — должны быть отложены?
С советских времен сложилась практика, когда депутат не просто вникал в конкретные проблемы избирателя, но имел возможность эти проблемы разрешать. Отчасти эта практика была восстановлена — в ряде регионов бюджеты предполагали определенные суммы, которые депутаты могли тратить по своему усмотрению на самые насущные нужды избирателей. Неформально крупные суммы выделялись и депутатам «Единой России», чтобы они также могли ублажить избирателя и оставить о себе добрую память. Для депутатов оппозиции ничего подобного не предполагалось. В парламенте депутат «Родины» располагал только тем, что ему было положено по закону — весьма аскетичному, а местами просто дурацкому. Да и этот закон думская бюрократия усекала, как могла.
Конкретная проблема могла решаться только одним путем — обращением в органы власти, которые могут и должны ее решить. Увы, метод этот крайне неэффективен. Бюрократия имеет стойкое противоядие к любому депутатскому обращению. Она умеет запутывать, затягивать, извращать переписку. В особенности это касается правоохранительных органов, которые не утруждаются информированием депутата по его запросу в полном объеме, а лишь сообщают ему об итогах рассмотрения обращения. Депутатский запрос превращен в письмо от обычного гражданина и никаких дополнительных обязательств на чиновника не налагает. Зато, как оказалось, каждый запрос депутата может стать поводом для атаки на народного представителя — судебного иска или даже обвинения в заведомо ложном доносе.
По одному из ответов на запрос в ФСБ я обнаружил, что текст запроса изучается на предмет наличия признаков «заведомо ложного доноса». Потом передо мной в косвенной форме извинились, но я понял, что такие исследования постоянно сопровождают подготовку ответов на запросы депутатов от оппозиции. Что касается судебного иска, то я, вероятно, был одним из первых, кому пришлось отвечать за изложение своей позиции сначала в служебном письме (депутатском запросе), а потом на личном сайте, где это письмо было опубликовано. Статус депутата не помешал суду исполнить поручение начальства и защитить честь и достоинство чиновника, которых тот, с моей точки зрения, был лишен по своему выбору — своими словами и поступками. Собственно, и вся система, созданная Путиным, лишена чести и достоинства. Мне же в судебном порядке (то есть, «по беспределу», вопреки прямым нормам закона) доказали, что я нарушил закон. Но об этом эпизоде стоит подробнее в другом сочинении.
И вот в этой обстановке приходится сталкиваться с типом избирателя, который свое время тратит на то, чтобы депутат был ходатаем лишь по его делу. Он требует непременно личного приема, отказывается говорить с помощниками, жалуется руководству Думы на отказ иметь с ними дело. Часть персон подобной категории наотрез отказывается готовить тревожащие их вопросы в письменном виде. Им непременно надо час-другой занять депутата разговором. Большую часть таких болтунов удается отсечь, но некоторые находят лазейку, чтобы явочным порядком пролезть в кабинет (из вежливости ведь не выкинешь человека за дверь). Иные угадывают, как задеть депутата за живое, заставить его умилиться или возмутиться. И только во время встречи обнаруживается, что вас элементарно надули, а человек занимает время, обманным путем решая свои частные (иногда просто психологические) проблемы, или пытается полностью переключить депутата на собственную программу деятельности.
И все же в такой непростой ситуации депутат мог и обязан был работать. При крайне низкой эффективности своей деятельности, он вполне мог бы добиться многого. Если бы работали все депутаты, то чиновников можно было бы приучить к тому, что они имеют дело с серьезной силой. По моим оценкам, депутаты в подавляющем большинстве бездействовали. Минимальной доля бездельников была в оппозиционных фракциях. «Правящая партия» тунеядство возвело в принцип.
Оппозиции все время предъявляют претензии за то, что ей нечем похвалиться по итогам своей работы. Любой перечень заслуг всегда будет встречен скептическим: «И это все?!» Даже противники режима предпочитают поносить парламентскую оппозицию как недееспособную. За время своего существования фракция «Родина» получила нелестных характеристик от внепарламентской оппозиции не меньше, чем в адрес правящей партии. Несправедливость этих характеристик наносила чувствительный удар самооценке и всегда ставила передо мной вопрос: «За что, за кого сражаемся?» В Думе «Родина» окуклилась, лишилась плотной связи с организованными политическими группами и даже с собственной партией. Внутрипартийная бюрократия серьезно мешала взаимодействию депутатов и общества, а СМИ минимизировали наши возможности донесения до общества наших проблем и усилий. И все равно надо было сражаться против бюрократии, противостоять думскому абсурду и правилам, склонявшим к тунеядству.
Клевета и сплетня сопровождает политиков с древнейших времен. Некоторые имена стали нарицательными только потому, что до наших дней дошли скабрезные писания авторов, которые во времена античности были популярнее серьезных историков, философов, публицистов. То же происходит и сегодня. В общественном сознании укореняется то, что не имеет никакого отношения к действительности, зато широко распубликовано и обмусолено в СМИ. Депутат должен «работать со СМИ» и даже подстраиваться под запросы журналистов, чтобы хоть как-то отразить свою позицию в массовых изданиях и донести ее до избирателя. Работа со СМИ во многом заменяет работу, которую депутат должен исполнять по закону.
Политики скорее развлекают публику, чем работают. От политиков ждут фарса, скандала, похабщины. И все это раздувается из малозначимых эпизодов, либо просто придумывается. Все мои попытки остановить клевету натолкнулись на тунеядство правоохранителей — в прокуратуре, в ФСБ, в судах. Все эти структуры также противодействовали народному представительству. Лишь бы депутат не работал.
Абсурд политической жизни, уродства государственного устройства, наглость бюрократии, клинические типы в обществе — все это убивает саму возможность народного представительства во власти. Депутату не дают работать, превращая его в марионетку. И думский абсурд многогранно демонстрирует, как это происходит на практике.
Бесстыдство и безмозглость
Госдума перестала быть народным представительством уже по статусу тех, кто воссел в депутатские кресла. Большинство депутатов парламента — люди совсем не бедные. В том смысле, что большая часть депутатского корпуса имеет доходы помимо зарплаты. Причем такие, на фоне которых зарплата парламентария оказывается совсем незначительной. Они не понимали интересов страны не потому что богаты. А потому богаты, что переступали через эти интересы.
Не случайно в Думе свили себе гнезда изготовители ювелирных изделий. Однажды в Думе была устроена выставка — продажа ювелирной утвари и оружия. Я приценился к оружию. Ножичек булатный стоит 50.000 рублей, сабелька со всяческим украшательством — 200.000 рублей. Депутатский доход со всеми надбавками и представительскими на тот период составлял около 80.000 рублей. Я отошел от витрины, понимая, что здесь отовариваются коррупционеры и олигархи. Но ошибся. Как потом выяснилось, было скуплено 80 % выставочных экземпляров. На людях, конечно, покупки никто не делал. Их доставляли депутатам на дом. Значит, размеры депутатского жалованья — ничто в сравнении с прочими доходами.
В 2008 году в журнале The Forbes было оценено достояние российского парламента. Оказалось, что на обе палаты парламента приходится 12 миллиардеров, а общее состояние депутатов оценивается в 41 миллиард долларов. Парламент Российской Федерации оказался самым богатым в мире!
Дума — заведение, где интеллекту тесно и тоскливо. Парламентская библиотека безлюдна. Наша команда (депутат + два помощника) представляла собой, вероятно, самых беспокойных библиофилов. Мы заказывали много книг и журналов. Мы вообще много читали. В Думе это не принято. Там принято, в крайнем случае, слушать вполуха. Поэтому когда Парламентскую библиотеку закрыли на ремонт, этого никто не заметил. Никого из депутатов особенно не волновало, что фонды библиотеки находятся Бог знает где, но не в парламенте. Поэтому выполнить заказ на доставку нужной литературы быстро невозможно. Кроме того, странную позицию заняло руководство Государственной библиотеки. По межбиблиотечному обмену книги в парламент зачастую не поступали. Просто их не желали предоставлять. Причины никогда не сообщались. Беспокоило это, вероятно, только нашу команду. Другим было все равно.