Школа начинается со страха
В коммунистическом «наробразе», как бы его сегодня не ругали, родитель отводил своего ребенка в школу и не сильно беспокоился за его судьбу. Потому что он приводил свое чадо в государственное учреждение, отдавал его в руки государства и знал, что существует система, дающая гарантии против различных нарушений, не только со стороны администрации, со стороны учителя, но и со стороны товарищей, соучеников. Нарушений случалось немало, но в тоже время было к кому обратиться за помощью. Сегодня вместо беспокойства возник страх, который трудно перенести и нет возможности устранить его источник.
Страх родителя разрастается до ужасающих размеров. Не сотрудничая с системой образования, не будучи допущенным к ней, родитель покоряется школьным учителем и раболепно преклоняется перед ним. Потому что учитель обладает безграничной властью над ребенком. Он может разрешить получать образование в данном месте, а может не разрешить; может дать возможность заниматься, скажем, на уроках английского языка, а может отказать в этом праве; может представить вашего ребенка талантом, а может — дебилом, который не в состоянии осваивать элементарную программу и поэтому должен либо смириться со своей «недоделанностью», либо искать себе другую школу, где все повторится. Учитель может превратить ребенка в неврастеника и показывать на него пальцем, говоря всем; «Смотрите — родители не занимаются его воспитанием!».
Страх родителей за своих детей сковывает любые позитивные инициативы со стороны общественности в отстаивании прав ребенка на получение бесплатного, качественного образования, гарантированного государством. Практически все родители в таких обстоятельствах вынуждены были платить (в среднем по Москве на середину «нулевых» годов XXI века) — от 500 до 1500 рублей в месяц только за то, чтобы ребенка не терроризировали и не унижали. А если ребенку требовались какие-то особые развивающие программы, то все это — коммерция, и стоит уже несколько тысяч рублей в месяц.
Годами отработанная система шантажа родителей через детей раньше сдерживалась государством. Теперь государство отвернулось от граждан, и мы имеем школу, «развивающуюся» в сторону тюрьмы. Потому что если образование и воспитание исчезают из школы, остается одно — неволя. Это означает только одно: школа превращается в место длительного заключения. Чтобы дети не дай Бог, чего-нибудь не натворили. Они все равно натворят, но под присмотром ожидающих этих «творений» надзирателей, которые непременно всё свалят на родителей.
Систему единого госэкзамена, где тесты заменяют необходимость отвечать по билету экзаменационной комиссии, многие ругают. И я поначалу тоже считал, что это исключительно дурная инициатива. Но как оказывается это вынужденная мера. Как тест системы, зашедшей в тупик. Если честно ее проводить в жизнь, способная разбить негласный альянс между обиженным учителем и запуганным родителем, обманывающий собственных детей и государство. Потому что как только этот альянс возникает — «ну поставьте моему ребенку какую-нибудь оценку, чтобы стыдно не было» — образование прекращается. ЕЭГ как тест дал свой результат в 2008 году. При всех подтасовках и радениях о судьбах учеников посредством мелкой, но повсеместной коррупции, выяснилось: как минимум четверть выпускников школ не владеют элементарной математикой и грамотой.
Школьное образование в нашей стране закончилось, но этого почему-то никто не заметил. Даже после состоявшегося теста. Умерщвление образования там, где от него еще хоть что-то осталось, продолжилось. Поддерживает этот процесс страх, воспитанный годами: зависимости от начальника, болезненного беспокойства за своего ребенка… Родитель пасует перед учителем, а родительская общественность — перед директором школы и всей изощренной системой школьной бюрократии.
Единственный путь разрушить эту порочную «вертикаль» страха, дошедшую до самой вершины образовательных институтов, — создание родительской «горизонтали», родительской ассоциации, которая в принципе может предложить более высокий уровень проверки образования, в ' сравнении с педагогической средой. Да, каждый учитель — специалист в своей области, но все остальное общество тоже неплохо образовано и может проверить, насколько, например, в области литературы или математики в данной школе присутствует, а не имитируется образование.
Инициатива, в которой мне пришлось принять участие, имела название «Собрание родителей». Этот проект имел целью вернуть в школу образование, но прежде и одновременно — родителей, беспардонно выставленных за дверь. Именно поэтому школьная система обрушилась на инициаторов проекта с репрессиями — лишь бы не допустить вовлечения в него большого числа граждан, сдавших детей в школы на милость бытующей там системы, списанной с мест лишения свободы. Я и представить не мог, насколько мощным инструментом обладает школьная бюрократия, насколько разветвлена ее почти мафизоная структура отношений.
Московский Департамент образования использовал моего сына, чтобы шантажировать меня: лишь бы отбить у меня охоту к исследованию ситуации в столичных школах.
И только это, только борьба за права собственного сына, открыло мне глаза. До этого, не подозревая, что творится в школе с моими детьми, я верил учителям на слово, как и все. И только атака системы против меня и моей семьи позволила заглянуть в бездну: я понял, что по своей невнимательности упустил самое главное — судьбу моих детей. Ее за меня определили лица, которым нельзя доверить не только детей, но даже метлу дворника. Потому что наверняка сломают. Мой горький опыт — урок для других.
Сражаясь со школьной мафией, я обнаружил, что почти никто не знает того, что открылось мне: что делают с нашими детьми за закрытыми дверями школ. Самое большее, на что можно рассчитывать, — знание родителями, что качество образования в школе чрезвычайно низко. Увы, это знание чаще всего приходит, когда исправить уже ничего нельзя, когда формально образование завершается, но в действительности никакого образования не было.
Мне удалось выяснить: в системе образования нарушаются все основополагающие права родителей и их детей. Дело дошло до того, что мне приходилось в Рособрнадзоре объяснять, что чиновники обязаны добиваться соблюдения закона в своем собственном ведомстве. Они же всячески отпирались, направляя меня в суд и прокуратуру, где, мол, только и могут рассматривать вопросы нарушения законности.
Что должно быть в голове у директора школы, чтобы вместо ответов на мои вопросы по поводу образования, организовать сбор досье на моего сына и судилище против него? Если, будучи депутатом парламента, я не мог толком защитить своего сына, то подозреваю, что десятки и сотни тысяч родителей — тем более. Протеста нет, потому что ребенку никто не поверит, а учитель представляется обществу как несчастный подвижник, который за крохотную зарплату сеет «разумное, доброе, вечное». Это ложь.
Родители оплачивают несвободу для своих детей
Теракт в Беслане в 2004 году дал повод московской бюрократии для огромных затрат из местных бюджетов на имитацию мер безопасности в образовательных учреждениях. В частности, в Москве на родительские деньги была создана целая армия охранников, вставших у дверей школ. Московскими властями были обнародованы планы превращения московских школ в подобие мест заключения, обнесенных заборами, оборудованными средствами слежения и вооруженной охраной. Эти планы не только не имели никакого отношения к противодействию терроризму, но были и противозаконными.
В соответствии с указаниями руководства Департамента образования г. Москвы (руководитель Л.П.Кезина) в столице России был введен новый режим охраны школ, с обязательной оплатой родителями услуг частных охранных предприятий (ЧОП). В школы был запрещен доступ родителей и созданы препятствия для их законного участия в контроле и управлении деятельностью государственных и муниципальных общеобразовательных учреждений. Тем самым было попрано российское законодательство, провозглашавшее, что родители являются полноценными участниками образовательного процесса, должны быть «активными субъектами образовательной политики», участвовать в управлении образованием, как «открытой государственнообщественной системы» (статья 38 Конституции Российской Федерации, закон «Об образовании» статья 2; закон «Об основах гарантий прав ребенка в Российской Федерации» статья 1 пункт 2; «Концепция модернизации российского образования на период до 2010 г.», пункты 1.4, 2.4 и 2.6; Постановление Правительства РФ от 19 марта 2001 г. № 196 «Об утверждении Типового положения об общеобразовательном учреждении», статьи 44,59–61). Родители рассматривались бюрократами от образования как посторонние для школы лица, чье присутствие в школах считается нежелательным.
Нормативные акты московских властей формально закон не нарушали, реальная практика деятельности должностных лиц Департамента образования им противоречила. Поборы с родителей «на школьные нужды» и на охрану школ были повсеместными. Под давлением администраций школ родители, опасаясь за своих детей, вынуждены были задним числом оформлять платежи как добровольную помощь различным фондам или юридическим лицам, часто не имеющим к образовательным учреждениям никакого отношения. Услуги ЧОПов по охране имущественных комплексов школ оплачивались за счет родителей. При этом безопасность участников образовательного процесса не была обеспечена, так как в соответствии со ст. 11 Закона «О частной детективной и охранной деятельности в РФ» сотрудники ЧОПов не несли ответственности за жизнь и здоровье детей (так, по крайней мере, было указано в типовом договоре ЧОПа с администрацией общеобразовательного учреждения, разработанном Московской ассоциацией охранных предприятий «Школа без опасности»).
Руководитель Департамента г. Москвы не уставала заявлять о том, что родители учеников московских школ обязаны платить за охрану («Московский комсомолец» от 21 февраля 2005 г.). Подобные публичные заявления являлись прямым вымогательством и превышением служебных полномочий. Отсутствие каких-либо документов (приказов, распоряжений и т. д.), утверждающих обязательную оплату услуг охраны со стороны родителей, лишь подчеркивало неправовой характер деятельности руководства Департамента. Администрации школ после таких выступлений воспринимали любое указание по мерам безопасности как прямое требование к найму ЧОПов за счет средств родителей. При этом положения договоров, снимающие с ЧОПов ответственность за жизнь и здоровье участников образовательного процесса, оставались для родителей неизвестными. Как и приказы, в которых требовалось «прекратить практику привлечения сотрудников образовательных учреждений к сбору финансовых средств на оплату охранных услуг от родителей и спонсоров» и осуществлять «целевой прием финансовых средств… только на добровольной основе». Бюрократия расходилась с законом в своих публичных призывах (фактически это были призывы к преступлениям) и на практике. По документам придраться было не к чему.
Апофеозом бесстыдства в сфере безопасности стало предложение партии «Единая Россия» ввести в московских школах электронные пропуска и турникеты, а также многочисленные камеры слежения. Обляпанные партийной символикой такие «средства безопасности» должны были свидетельствовать о том, «кто в доме хозяин», а система безопасности — переродиться в систему тотальной слежки за детьми и способом устранения родителей от их воспитания и образования.
Недопущение родителей в школы и чрезвычайная закрытость школ противоречат не только действующему законодательству в части создания «открытой, государственнообщественной системы образования», к которой призывает Концепция модернизации российского образования, но и самому смыслу государственной образовательной политики. Это еще больше усугубляет тяжелое положение, препятствует разрешению системных противоречий в образовательном сообществе, способствует обогащению узкой группы чиновников и приближенных экспертов. В такой ситуации возникают благоприятные условия для сокрытия нарушений в действиях школьных администраций, нецелевого использования средств, развития детской наркомании и проституции, сохранения круговой поруки, распространения греха и порока среди учителей и учеников.
В той же Концепции совершенно верно указано, что «модернизация образования — это политическая и общенациональная задача… интересы общества и государства в области образования не всегда совпадают с отраслевыми интересами самой системы образования, а потому определение направлений модернизации и развития образования не может замыкаться в рамках образовательного сообщества и образовательного ведомства». Но система образования демонстрировала почти исключительно и почти повсеместно клановую замкнутость, закрытость и враждебность по отношению к обществу.
Летом 2008 года мэр Москвы пришел к простой схеме: все ЧОПы в школах теперь будут оплачивать не родители, а бюджет города. То есть, все москвичи совокупно. Постепенно охрана школ будет передаваться милиции. Казалось бы, результат достигнут, мои усилия и усилия моих единомышленников не прошли даром. Но это не так. Лужков подчинил себе целую армию, выкармливая ее за счет налогоплательщиков. К процессу образования (как и к формированию московской власти) налогоплательщики по-прежнему не имели никакого отношения. И если раньше разумный директор мог убрать барьер между школой и родителями, дав необходимые инструкции охране, то теперь решать вопрос о том, кому в школе быть положено, а кому нет, будет высшая московская бюрократия. Наших детей так и оставили под стражей, только теперь тюремщиков нанимают оптом через московскую мэрию.
Безумие и безумцы школьных реформ
Развал школы был организован ельцинистами, дорвавшимися до власти и удовлетворившими свои психические (геростратические) комплексы и страсть к наживе в школьных реформах. В 1992 году закон «Об образовании» заложил возможность денежных отношений в школе. Но атака разрушителей началась с вузов. В 1996 году закон «О высшем и послевузовском образовании» дал вузам «свободу» — возможность набирать студентов на платные отделения.
К 2000 году 53 % студентов государственных вузов учились на таких отделениях. В 2010 году даже в МГУ половина студентов обучалась за плату. На этом фоне отношения между учителем и учеником в школе также стали платными — неофициально руководство образованием разрешило легализацию коррупционных сделок.
Помимо «свободы» образованию была предложена «модернизация»: замена полноценных экзаменов тестированием на Едином государственном экзамене (ЕГЭ) и массовое сокращение малокомплектных школ. Но главное, о чем годами говорили наиболее квалифицированные и честные специалисты в области образования, — смена целеполага-ния. Из образования было полностью исключено воспитание и задача формирования личности. Образование стало жертвой «золотого тельца». Открыто с самых высоких трибун декларировалось, что образование должно следовать за спросом на рынке труда. Иными словами, в школах и вузах должны были готовить не граждан, а рабов.
В путинской России ежегодно закрывалось более 1000 школ. Пик пришелся на 2006 год, когда было закрыто более 3,5 тыс. школ. В 2010 году был принят закон «Об изменении статуса муниципальных учреждений», который окончательно превратил школы в коммерческие учреждения, которые живут за счет грабежа родителей или на подачки местной власти.
С некоторых пор наша власть признала, что слово «реформы» вызывает в народе отторжение. В своих выступлениях в Думе в 2006 министр обороны Иванов и министр образования Фурсенко признались в этом одинаковыми словами. А также в том, что намерены заниматься все теми же «реформами», но называть их «модернизацией». Чтобы не бесить народ. То есть, будут продолжать реформы, но успокаивать, что это всего лишь модернизация.
Смысл слова «модернизация» в устах наших образовательных чиновников состоит в том, что им надо снова переставить кубики административной системы. Они то и дело проговариваются по поводу «самоокупаемости», то есть коммерциализации образования. В том числе и государственного. Именно для этого и предназначено бюрократическое конструирование — превратить институт, формирующий социум и требующий расходов, в доходный — чтобы паразитировать на распаде того же социума. Именно в этом причина катастрофического падения уровня образования.
Образования коснулась идея выдвижения неких «национальных проектов». Весьма незначительные средства, которые попали в Минобр по линии нацпроектов, растрачены на создание внутри учительства привилегированной касты, получающей значительные надбавки к зарплате. По распространенности этих надбавок можно судить, сколько учителей на самом деле собирается содержать власть. Глупая идея «компьютеризации всех школ» и вывода их в сеть интернет, провалилась так, что о ней теперь и не вспоминают. Но к выборам 2007–2008 гг. надбавки и компьютеризация свою роль выполнили: коррумпировали учительство.
Единственная социальная система, которая еще способна усилиями государственной власти вернуть себе признаки народности — это система образования, через которую проходит подавляющее большинство граждан. Тем не менее, поставленная руководством Министерства образования во главу угла коммерциализация образования, грозит разрушить до основания и этот инструмент национального единства, средство соединения народа и власти.
Каковы же главные замыслы инициаторов так называемой «модернизации»? Они отражены не в документах Ми-нобра, не в Концепции модернизации, а в делах.
Минобр и российское правительство реализуют сегодня следующие главные идеи, получившие отражение в докладе А.Фурсенко перед депутатами Государственной Думы:
1. Тотальная коммерциализация образования путем легализации имеющихся форм коррупции и постепенного устранения государства от финансирования и организации системы образования.
2. Превращение образования в удел лишь высокодоходных слоев населения. Уход образования в отдельные образовательные центры и разрушение образования как системы (и с точки зрения организации, и с точки зрения методик).
3. Превращение образования в частное дело, устранение государства от ответственности за содержание и уровень образования.
Доклад в Государственной Думе прямо прояснил также ряд задач бюрократии, которые были высказаны с достаточной откровенностью:
1. Полное разрушение всех традиций образования, закрепленных в системе, созданной в середине XX века.
2. Создание конкуренции между образовательными учреждениями, которая уподобится той нездоровой, преступной конкуренции, в условиях которой действует российский бизнес.
3. Резкое сокращение числа школ и штата учителей — вслед происходящей на наших глазах демографической катастрофе.
4. Изменение содержания образования вслед деградации хозяйственной жизни — по текущим потребностям работодателей, а не по стратегическим интересам общества и государства.
5. Организация социального конфликта между поощряемыми и непоощряемыми учителями, а также между учителями, которым предписано наращивать платные услуги, и родителями с низкими и средними доходами.
6. Использование ЕЭГ не для контроля качества школьного образования, а для расшатывания системы образования — уничтожения его смыслового наполнения.
7. Подмена образования завозом интернет-оборудования, на которое уходят государственные средства вместо элементарного ремонта и обычного оборудования школ. Имитация введения не испытанных, нетрадиционных «ультрасовременных» образовательных методик при отсутствии базы для реализации обычных методик.
8. Организация хаоса в методиках школьного преподавания, применяемых учебниках и стандартах знаний, предусмотренных по окончании каждого класса.
9. Разрушение единства системы образования: пропасть между уровнем знания выпускника школы и требованиями к абитуриенту вуза, которая заполняется самой беззастенчивой коррупцией.
10. Разрушение национальной системы образования и ориентация на глобальную систему — прямое посягательство на суверенное существование России и стимулирование «вывоза мозгов» и квалифицированной рабочей силы за рубеж.
Выступая в Госдуме, министр образования сказал: «Приоритетные направления развития образовательной системы Российской Федерации опираются на следующие базовые принципы: открытость к общественным запросам и требованиям времени; привлечение общества к активному диалогу и непосредственному участию в управлении образованием, образовательных реформах; переход на современные образовательные технологии и обеспечение доступного качественного образования для всех граждан России».
Здесь нет ни слова правды. Правда в других словах министра, которые он произнес на заседании фракции «Родина»: «Мы все прекрасно знаем, сколько денег сегодня идет на образование. И мы прекрасно знаем, что в основном они идут “вчерную". И единственная наша (органов федеральной власти) задача — это сделать финансирование абсолютно легальным». То есть, курс Минобра состоял в том, чтобы сделать преступление разрешенным, а образование превратить в бизнес. Последнее означало легализацию коррупции, о которой «мы прекрасно знаем».
На деле технология «модернизации», которые придумали Фурсенко и олигархическая власть, отдаляют гражданина от образования. Идеи этих реформ никогда не обсуждались публично. Мол, достаточно мнения специалистов. А за специалистов выдают вконец разложившийся аппарат Минобра, который держит в своих «хрупких руках» жизни наших детей и отыгрывается на этих жизнях за свое униженное положение. Создается корпоративно замкнутое сообщество, стеной вставшее против участия родителей в контроле за образовательным процессом и формированием его содержательной стороны. Открытость Минобра, как оказалось, сводится к совместным заседаниям с таким «институтом гражданского общества», как Российский союз промышленников и предпринимателей, а также в создании множества межведомственных комиссий.
Реформы в сфере образования подобны пресловутой приватизации. Об их содержании совершенно не информированы те, кого они касаются самым прямым образом — родители. Смысл реформ никогда не обсуждался широко, народ не давал санкции на их реализацию. Но замкнутое сообщество чиновников, фактически занятых приватизацией образования, решило, что это современно и перспективно. Не случайно административные структуры образования столь решительны в действиях, не допускающих реализации нормы закона «Об образовании», закрепившей государственно-общественный характер образования.
В этом мне довелось убедиться при разработке проекта «Собрание родителей», созданном совместно с моими помощниками. В рамках проекта «Собрание родителей» нам удалось выявить множество нарушений действующего законодательства и стремление руководства Министерства образования, а также московского Департамента образования, к закреплению этих нарушений как принципиальной основы некоей «модернизации». Ответом на эту инициативу была организация репрессий против моих детей и детей ведущего соавтора проекта Игоря Литвененко. Если мои дети попали под административный пресс в выпускных классах, то дети Литвененко продолжали подвергаться давлению в течение ряда лет. Нам не раз пришлось обращаться в правоохранительные органы в связи с рассылкой клеветнических писем, организацией судилищ над детьми и повседневных придирок. Все это стало продолжением нашей работы по противодействию нарушениям закона в школе — незаконным поборам, произвольной системе охраны, устранению родителей от процесса обучения их детей ит.д.
На моральную атмосферу, царящую в бюрократической среде, указывает привлечение к обсуждению проекта «Собрание родителей» некоей полусветской дамочки, прикинувшейся политиком, смеющей учить нравом других. Безбедно вдовствуя от покойного мужа, находившегося под следствием за коррупцию и в заграничных бегах. А также воспитав из дочери всероссийски известную… Как бы это выразиться? Впрочем, оставим характеристику на усмотрение читателя. По совместительству эта дамочка оказалась членом Совета Федерации, представлявшей вовсе не свой родной Питер, а Великий Хурал Республики Тыва. Разумеется, в вопросах организации образования, как и во всех прочих вопросах, она в принципе разбираться не могла, но считала себя специалистов во всем. Людмила Нарусова имя этой дамы, приятной власти во всех отношениях.
Протокол обсуждения в Минобре содержал оскорбления в адрес авторов проекта, но опустил некоторые совсем уж циничные фразы. Они сохранились в диктофонной записи. Прослушав запись, я отметил опущенные в протоколе заявления мадам Нарусовой. Например, о том, что «Собрание родителей» — это плагиат. Конечно, занимаясь 15 лет «демократизацией» и немало нажившись на этом, Нарусова жаждала сохранения монополии. Кто бы что ни сказал, у нее все будет плагиатом. В стенограмме также были опущены эскапады Нарусовой по поводу моего поведения в Думе. Мол, как это можно вообще слушать человека, который 1) бьет людей по лицу (это о том, что я бил Жириновского), 2) подписал «отвратительное антисемитское письмо» (прокуратура не нашла в письме депутатов в Генпрокуратуру ничего антисемитского), 3) затеял свой проект ради избирательной кампании (никакой избирательной кампании с моим участием в тот период не намечалось, а в будущем и не состоялось)! В лице Жириновского Нарусова защищала своего политического союзника, в лице еврейских экстремистов — своих хозяев и деловых партнеров, а обвиняя других в «политизации» вопроса, сама была не прочь попользоваться общественным интересом к нему, не допуская представления иной позиции, кроме своей. Высказывания Нарусовой и прикормленных бюрократией «общественников», будучи занесенными в протокол, делали какое-либо сотрудничество со всей этой группировкой, совершенно невозможным. Мы могли добиваться только одного — полного ее устранения из образования.
«Я бы своих детей таким на воспитание не отдала», — сказала Нарусова о нас. Если гипотетическое воспитание распутной Ксюши даже и было бы нам предложено, то мы тоже отклонили бы это неприличное предложение. Это единственное, в чем мое желание совпадает с желанием Нарусовой. В домах терпимости ее методы воспитания, возможно, пригодятся, но родителям я бы предложил чутко следить, чтобы эта дамочка не коснулась их детей.
Два эпизода, отражающих дезинформированность власти по поводу состояния школьного образования, связаны президентом Путиным. Во время всероссийского телемоста на исходе 2007 года ему был задан вопрос в связи с поборами с родителей в детском саду и тревогой родителя, что нечто подобное будет происходить и в школе. Масштабы школьной коррупции, вероятно, не были доведены до сведения Президента. Они лишь в незначительных масштабах фиксировались правоохранительной системой. Тем не менее, ряд нарушений был зафиксирован в школе № 2005, где учились дети Литвененко, и которую (вот уж совпадение!) Президент почтил своим посещением. Вероятно, это посещение, организованное в клановых интересах определенной группы работников образования, стало причиной выделения инновационного гранта данной школе. И произошло это в прямом противоречии с теми задачами, которые стоят перед образованием при реализации принципа государственно-общественного управления и реальной ситуацией в данной школе. Поддержка государства пришла в школу, где законы попирались с образцовым усердием. Что подтвердило общее правило бюрократии: законы — одно, жизнь — нечто прямо противоположное.
В 2008 году исследования показали, что и учителя сами не справляются с ЕГЭ по своему профилю! Как же они могут готовить детей к этому тесту? Оправдание нашли простое: эти тесты писались специально для школьников со «свежими» знаниями. То есть, обучают наших детей люди с «несвежими» знаниями и без тех знаний, которые необходимы для успешного прохождения государственных тестов и продолжения обучения в вузе!
Эти оправдания прозвучали из московского Департамента. Там бюрократия всегда была впереди всех прочих ее отрядов, и за словом в карман не лезла. Здесь убеждены, что наших детей должны учить невежды. Мы должны это помнить: детей обучают в основном невежды.
Школа под контролем живодеров
С лета 2004 года мной начата активная работа над проектом «Собрание родителей», который был инициирован проектным центром «Докса». Но у этого дела внезапно возникла побочная история, которая затрагивала меня лично и с очевидностью свидетельствовала о том, что Департамент образования Москвы решил воспользоваться тем, что один из моих сыновей все еще школьник. С сентября 2004 года под руководством директора школы № 1287 была организована самая настоящая травля моего сына с целью пресечь деятельность в рамках проекта «Собрание родителей». Я не сразу поверил, что такая гнусность возможна, и попытался поговорить с директором. Тон разговора меня удивил и оскорбил. Вместо уважительного отношения к моим весьма скромным просьбам, руководство школы развернуло против моего сына полномасштабную психологическую войну. Из последующего общения с чиновниками от образования стало ясно все бесстыдство паразитического слоя учительства, выделившегося из профессиональной группы и занявшего в ней ключевые позиции. Оказалось, что даже депутату Госдумы добиться правды, соблюдения законности и профессиональной этики крайне затруднительно. Система защищает своих подлецов всеми средствами. В целом эта история дает урок для родителей, каждый из которых может попасть в подобную ситуацию.
Беспрерывные репрессии против моего сына завершились апофеозом в конце 2004 года, когда Советом школы был составлен некий протокол, и без моего участия и уведомления произведено публичное разбирательство, в результате чего сына обязали принести извинения, и против него принято «общественное порицание». Имитируя судебный орган, Совет выслушал, правда, только сторону обвинения, и вынес обвинительный вердикт. Само возникновение конфликта — свидетельство о втягивании детей в бессовестные игры взрослых. Одноклассница моего сына, наученная подлецами из школьной администрации, сказала ему гадость про меня. В ответ получила соответствующую характеристику своей личности. Характеристика была тотчас «задокументирована».
Чтобы исключить оперативное вмешательство родителей, моему сыну внушили, что он выглядит неприлично, «прикрываясь папой». Поэтому сын скрывал от меня факт еще большего обострения отношений с руководством школы и пытался самостоятельно защищать свою честь и достоинство от посягательств целой группы лиц, организованной директором школы А.А.Болдановой. Разумеется, 14-летний юноша вряд ли может тягаться с учителями, многие годы оттачивавшими свое умение манипулировать сознанием детей и родителей.
Целью этой негодяйской кампании было любым средствами выставить меня и моих детей безнравственными людьми, а себя — благородными профессионалами. Нет сомнений, что заседание Совета школы проводилось для демонстрации родителям власти администрации и «наказания» меня как депутата за активную деятельность по защите прав детей, за проект «Собрание родителей». Синхронно аналогичная ситуация сложилась и в школе № 2005 в отношении дочерей Игоря Литвененко (об этом будет сказано ниже).
Совет школы, не ставя родителей в известность, проводил в отношении несовершеннолетних детей «экзекуционные» мероприятия в виде дознания и следствия. Кто дал Совету школы основания проведения судебных заседаний? Кем была санкционирована и утверждена ответственность в виде обязательства извинения и общественного порицания (административная ответственность данного рода наказания не предусматривает)? Каким образом и на основании чего устанавливается вина?
Мне удалось добиться рассмотрения дела в Рособрнад-зоре, где была очевидна беспомощность федеральной службы и наглая нахрапистость московского Департамента. Чиновники предпочли провести встречу в агрессивной манере, игнорируя обязанность рассматривать правовую основу собственной деятельности. Особенно выделялся инспектор московских школ Э.Ф. Стародубцев, которому Департамент образования поручил всеми средствами «похоронить» дело. Поставленные мной вопросы были подменены обсуждением успеваемости моего сына и разного рода лживыми измышлениями и безосновательными утверждениями. Зачитывались разные гнусные документы, составленные против моего сына, но в руки мне эти документы не дали, предложив запросить их официально. Впоследствии оказалось, что это было лишь уловкой, чтобы затянуть дело. Мне прошлось даже подключать Генеральную прокуратуру, чтобы статус депутата и статус родителя был соблюден, а подлая документация прочитана полностью и собственными глазами.
Департамент образования Москвы и Рособрнадзор более года скрывали от меня документы, на основании которых противозаконная деятельность администрации школы № 1278 становилась очевидной. Противодействие депутатской деятельности со стороны Э.Ф.Стародубцева выразилась в отказе предоставить мне эти документы (о якобы проведенной им проверке) на совещании в Рособрназдоре (январь 2005), куда я был приглашен для рассмотрения своего обращения.
К сожалению, проверка школы Генеральной прокуратурой была фиктивной, несмотря на приглашение меня для разъяснения претензий сотрудникам прокуратуры. Все проверочные действия проводились со слов тех, чью деятельность я оценивал как противоправную. За подписью высокопоставленных чиновников Департамента образования Москвы и Рособрнадзора в органы прокуратуры поступали не только недостоверные, но и прямо клеветнические сведения, искажающие реальное положение дел в школе и относящие все претензии на мой собственный счет и на счет моей семьи. Сотрудники Департамента отрицали все зафиксированные нарушения, а статус моего обращения отказывались признавать. В связи с попытками давления на моего сына Генпрокуратура ограничилась информацией руководителю Департамента образования города Москвы «о предупреждении директора школы о недопущении подобных нарушений в дальнейшем». По представлению прокуратуры начальнику Городской инспекции Департамента образования города Москвы Стародубцеву Э.Ф. за необоснованный отказ в ознакомлении депутата с материалами проверки школы № 1287 объявлено замечание. Требования федерального законодательства доведены до сведения сотрудников Городской инспекции.
В дальнейшем прокуратура г. Москвы провела опрос детей в присутствии учителей, что полностью лишило эту проверку смысла. Когда опрос проводился в присутствии классного руководителя, публично распространявшего клевету обо мне и моем сыне, ожидать объективности выводов из такой беседы не приходится. Что должен был говорить школьник под прицелом этого карательного ока? Что он мог сказать школьник, предвкушая ответные действия руководства школы, которые были продемонстрированы на примере моего сына?
В законе «Об образовании» сказано, что под образованием понимается целенаправленный процесс воспитания и обучения в интересах человека, общества, государства. Таким образом, это не только публично-правовые вопросы, но и частноправовые. В Декларации прав ребенка 1959 года ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе. Ребенком, при этом, с точки зрения защиты его прав, считается каждый человек до достижения 18-летнего возраста (т. е. совершеннолетия). Обязанности государства по защите прав ребенка, специально закреплены в Конвенции ООН о правах ребенка 1989 г., где в частности (п. 2 ст. 2) указано, что государства-участники принимают все необходимые меры для обеспечения защиты ребенка от всех форм дискриминации или наказания _на основе статуса, деятельности, выражаемых взглядов или убеждений ребенка, родителей ребенка. Кроме того, в п. 2. ст. 3 Конвенции указано, что государства-участники обязуются обеспечить ребенку такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия, принимая во внимание права и обязанности его родителей, опекунов, и с этой целью принимают все соответствующие законодательные и административные меры.
Способ решения конфликтных ситуаций, возникающих у ребенка, отражен в «Положении о комиссиях по делам несовершеннолетних», Указе Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 июня 1967 г., действующем по сей день. Главными задачами комиссий по делам несовершеннолетних являются организация работы по предупреждению правонарушений несовершеннолетних, устройство и охрана прав несовершеннолетних, координация усилий государственных органов и общественных организаций по указанным вопросам, рассмотрение дел о правонарушениях несовершеннолетних. Ст. 17 Положения предусматривает рассмотрение дел в отношении несовершеннолетних, совершивших антиобщественные поступки. В качестве наказания комиссии по делам несовершеннолетних могут применять к несовершеннолетним следующие меры воздействия: обязать принести публичное или в иной форме извинение потерпевшему; вынести предупреждение; объявить выговор или строгий выговор и др. Только в ст. 19 указана санкция в виде вынесения общественного порицания за появление в общественных местах в пьяном виде, нарушение правил дорожного движения, что к рассматриваемому случаю не относится. Упомянутые санкции может применить комиссия по делам несовершеннолетних, но не школа и не орган общественной самодеятельности, каковым следует считать Совет школы или родительский комитет (ст. 12 ФЗ «Об общественных объединениях»), созданные помимо воли родителей. Вынесение «общественного порицания» таким образом, является прямым нарушением действующего законодательства, актом самоуправства, преступлением.
В российском законодательстве в ст. 9 ФЗ «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации», в п. 3 указано, что обучающиеся, воспитанники образовательных учреждений, вправе самостоятельно или через выборных представителей ходатайствовать о проведении дисциплинарного расследования деятельности работников образовательных учреждений, нарушающих и ущемляющих права ребенка. Полное отсутствие желания решать вопросы иначе, чем путем бюрократического сговора, привело Департамент образования г. Москвы к пренебрежению и этой нормой закона. Расследования, несмотря на все мои усилия, не состоялось.
Со стороны Рособрнадзора и Департамента образования г. Москвы мне неоднократно сообщалось об отсутствии каких-либо противоправных действий против моего сына и дочерей Игоря Литвененко. Это была заведомая ложь, сопровождавшаяся усилением репрессий, составлением досье на детей и распространением клеветнических материалов. Организацией противоправных действий и издевательств над детьми занималась лично первый заместитель руководителя Департамента Москвы Л.Е.Курнешова. Очень логично, что эта дама — лауреат премии Президента РФ в области образования. Только таким подобные премии и могут присуждаться такой властью.
Согласно закону г. Москвы «Об уполномоченном по правам ребенка в г. Москве» от 3 октября 2001 г., Уполномоченный оказывает содействие деятельности органов власти в обеспечении прав и законных интересов ребенка, обращается в суд, или принимает участие в судебных процессах с целью защиты прав ребенка. Таким образом, по закону имеется два органа, которые могут применять в отношении ребенка какие-либо санкции: суд и комиссия по делам несовершеннолетних. Образовательное учреждение правом дознания и расследования не обладает. Школа в соответствии со своими функциями могла лишь оформить надлежащим образом факт нанесения оскорбления учащимся школы и передать дело на рассмотрение в комиссию по делам несовершеннолетних или в суд. Конечная инстанция — суд общей юрисдикции, где могут быть рассмотрены и обжалованы решения любого органа государственной власти. Однако административной ответственности подлежит лицо, достигшее к моменту совершения административного правонарушения возраста шестнадцати лет (ст. 2.3). Моему сыну к тому моменту не исполнилось 16 лет. Таким образом, в действиях администрации школы № 1287 САО г. Москвы, в частности председателя Совета школы, секретаря собрания и директора школы имелись признаки уголовно-наказуемого деяния, квалифицируемого как «самоуправство» (ст. 330 УК РФ).
Представленные мной факты и соображения, в конце концов, были рассмотрены Прокуратурой г. Москвы. В порядке бюрократической солидарности правонарушители не были подвергнуты реальным наказаниям, получив лишь незначительные замечания по служебной линии. Представлением Прокуратуры г. Москвы о превышении полномочий Советом школы № 1287 Северного административного округа города Москвы директор школы Болданова А.А. предупреждена о недопущении впредь подобного нарушения. И это все. Насмешка над справедливостью и законностью.
Работа по проекту «Собрание родителей» на московском уровне, защита прав моего сына, собственного доброго имени погрузили меня в такие пучины, о существовании которых я не подозревал. Предполагая общее неблагополучие школьной системы, я не представлял себе, до чего она доведена в Москве.
Вот лишь некоторые выявленные мной обстоятельства:
В школе действует так называемый экстернат, где за плату ученикам предоставляется возможность закончить два последних класса школы в один год. В большинстве случаев экстернат является формой сокрытия реального уровня образования школьников, которые аттестуются практически без экзаменов и вне обычных процедур. Судя по уровню подготовленности выпускников, прошедших через эту систему, она не давала ровным счетом никаких знаний по большинству предметов и приводила к необходимости самостоятельной подготовки для поступления в вуз практически по всей программе школы, начиная с азов.
Еще одна форма экстерната для учеников 8–9 класса представляет собой систему, при которой родителей склоняют писать заявления, чтобы их дети не посещали занятий и получали образование по тому или иному предмету в домашних условиях. При этом учителям путем шантажа предоставляется возможность вести с такими учениками платные репетиторские занятия.
Формой шантажа учеников и родителей становится выставление им заведомо несправедливых низких оценок и убеждение родителей в том, что способности их детей явно ниже средних и требуют дополнительных занятий. При этом уровень преподавания в школе заметно снижается, а условия аттестации без предварительного репетиторства оказываются посильными только для самых способных учеников. Остальным же под любым предлогом предлагается это самое репетиторство. Пройдя курс у учителя-репетитора, можно быть уверенным в положительной оценке, независимо от уровня знаний. За отдельную плату пройти «интенсивный курс» накануне экзамена, а на самом экзамене получить заранее известный билет. Для всех, кто не может или не хочет платить, без стеснения декларируется: «Если они бомжи (то есть, не могут платить), то им нечего делать в нашей школе». Это доподлинные слова учителя школы № 1287.
Кроме этого родителям приходится платить в течение года за разного рода «школьные нужды». Соответствующие суммы собираются через наиболее услужливых родителей. Ими же организуется сбор средств ко Дню учителя, Новому году и 8 марта. Подарки давно уже утратили символическое значение. Особенно ценные подарки предназначаются каждый раз директору. Помимо собственно подарков предполагаются также и «пожертвования», передаваемые учителям и директору в конверте.
Особым «налогом» облагаются выпускники 9-11 классов на организацию экзаменов и выпускных балов. Суммы «налога» далеки от скромности. Предполагается, что учителям, принимающим экзамены, никак нельзя без закусок с красной рыбой, икры, без фруктов и алкоголя. Это заметно влияет на уровень оценок. После экзамена каждый учитель получает ценный подарок и приглашение на выпускной бал, обычно проводимый в недешевых ресторанах и даже на теплоходах. Директор получает знак особого внимания — немалую сумму в конверте.
Общее разрушение системы образования сказывается на хозяйственной деятельности. Мания компьютеризации создала оправдание для взимания с родителей денег на создание компьютерных классов. При этом низкая квалификация работников школ приводила к растаскиванию имущества и выводу его из строя. Результаты бесхозяйственности покрывались за счет родителей путем изощренной психологической обработки.
Личные отношения учителей к ученикам носят репрессивный, грубый характер. Обычным стали публичные оскорбления детей и их родителей со стороны учителей. Иные учителя, вполне в «духе времени», используют при этом тематику сексуальных извращений.
В учительской среде создается привилегированный слой приближенных к директору школы. Именно этот слой поглощает собранные с родителей деньги и получает подарки, вымогаемые у них. Чем «элитнее» школа, тем наглее поборы. За счет родителей привилегированная группа получает возможность сопровождать учеников на дорогостоящих экскурсиях и поездках, включая зарубежные. Между родителями создается конкуренция: кто готов оплатить наиболее дорогостоящую поездку. Цена таких поездок вместе с затратами на сопровождение доходит до полутора тысяч долларов. Разумеется, такие суммы удается выбить только путем шантажа, а расплатой становятся высокие оценки в течение учебного года.
Обучение в школе страдает от неукомплектованности кадрами. Это было бы понятным затруднением, если бы вина за неподготовленность учеников не перекладывалась на них самих. В таких условиях освоить материал невозможно, но возможно откупиться от школьных шантажистов денежными пожертвованиями и подарками.
При организации проверок уровня подготовки школьников, проводимых вышестоящими образовательными структурами, руководство школы применяет уловку, скрывающую истинное положение дел. На тестирование приходят ученики из заранее подготовленной группы и пишут тесты под чужими фамилиями.
Искоренение курения в школе проводится в форме об-лав, в которых обвинениям подвергаются все, кого застали в данный момент в задымленном туалете. Последующее «дознание» выглядит в глазах учеников запредельным цинизмом, поскольку всем известно помещение, специально выделенное в школе для курящих учителей. При этом от учеников требуют при любом случае почтительности, то есть, признания цинизма нормой школьной жизни.
Все эти факты были изложены в моих обращениях, и не были опровергнутыми чиновниками от образования. Они лишь отрицались. Не была проверена работа экстерната, имитирующего образование и скрывающего реальный уровень знаний школьников, не были проверены факты склонения детей к оплате репетиторских услуг со стороны учителей, не проводилось исследования фактически «цензового» характера предоставления знаний, не выявлены известные всем и очевидные факты всевозможных подарков учителям и руководству школ, не было даже попытки определить размеры и порядок взимания с родителей денег «на школьные нужды», факты организации застолий для экзаменаторов, факты оскорблений учеников, факты искажения результатов проверок уровня знаний и проч. Правоохранители и руководство образованием, прекрасно зная о положении дел, не занимались своими обязанностями, не выявляли правонарушений, не боролись с ними.
Не была проведена финансовая проверка работы организации поддержки школы № 1287. Зато есть ссылка на предоставление отчетов на ежегодных родительских собраниях. Документов мне не представлено. Репетиторство отрицается лишь на основании объяснительной записки директора школы. Имеется ссылка на пробное тестирование учеников. Итоги и обстоятельства тестирования не упомянуты, документы не представлены. Имеется ссылка на приобретение компьютеров за счет спонсорских средств и ссылка на акт их экспертизы и списания. Документация отсутствует. Таким образом, руководством Департамента образования и Рособрнадзором проведение проверки полностью фальсифицировано — первичные документы не собраны, утверждения голословны, а вся деятельность чиновников в рамках проверки была направлена на дискредитацию моего сына, а через него — и меня.
Обращение в Генеральную прокуратуру и проверка изложенных мной фактов, увы, во многом повторили прежнюю историю: никаких первичных документов я не получил и был ознакомлен лишь с конечными выводами, находящимися в противоречии с реальностью. В ответе в мой адрес утверждалось, что 1) выплаты родителей на школьные нужды осуществляются исключительно на расчетный счет школы; 2) все выплаты родителей и материальная помощь школе исключительно добровольны (интересно, как это удалось установить и у кого выяснить?); 3) о качестве образования в системе экстерната сделано заключение лишь на основе того, что заявлений от родителей не поступало; 4) нет факта сбора досье на моего сына (как же тогда объяснить шквал объяснительных записок с октября 2004 и использование именно их как материалов проверки?); 5) нет факта репетиторства и навязывания дополнительных услуг (разумеется, никаких попыток выявить этот факт не предпринято); 6) организация поддержки школы не нарушает законы (как это было установлено?). И это несмотря на мой визит в Генпрокуратуру и очень подробный разговор с сотрудниками, пригласившими меня объяснить некоторые детали моего заявления. Фактически работники Генпрокуратуры не собрали никаких исходных документов, не побеседовали с родителями и выпускниками школы, не попытались проверить связь издевательств над моим сыном с моей депутатской деятельностью в сфере образования. Что это, как не свидетельство круговой поруки?
Ответы на мои обращения выявили полный хаос в Министерстве образования. Заместитель министра сообщал мне, что проверка всех жалоб и обращений родителей в отношении их прав в сфере образования входит в компетенцию Федеральной службы по надзору в сфере образования (Рособрнадзор). Казалось бы, функции определены. Но Ро-собрнадзор направлял мои обращения в Департамент — тем, против кого были эти обращения направлены. Указание на это нарушение было направлено министру образования и науки. Но от него я получил сообщение, что в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 9 марта 2004 г. № 314 «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти» Минобрнауки «не вправе осуществлять функции по контролю и надзору». Таким образом, Министерство фактически сняло с себя ответственность за выполнение законодательства Российской Федерации и не может рассматривать и эффективно реагировать на многочисленные обращения граждан о нарушениях прав. «Вертикаль» власти превращается в «вертикаль» бесконтрольности: все решения отданы на откуп местной бюрократии, которая творит беззаконие.
Все без исключения мои обращения, направленные в систему образования, были самым беспардонным образом проигнорированы, а в ответах содержалась ложь. Установление фактических обстоятельств всегда формировалось на основе мнения тех, кого я обвинял в нарушениях закона. Впоследствии я столкнулся с подобным подходом и в других инстанциях. Бюрократия считала, что мнение чиновника документирует любой факт, а мнение гражданина заведомо несостоятельно. Особенно поразил меня уровень правового нигилизма со стороны работников прокуратуры, включая аппарат Генеральной прокуратуры, старательно покрывавших преступления школьных коррупционеров и направлявших мне лживую информацию о, якобы, проведенных проверках.
Торжество бюрократии в школе создало живодерскую систему издевательств над детьми, торжество бюрократии в государстве — систему абсурда и бесправия. Бездействие правоохранительных органов способствовало становлению этой системы. Соединившись вместе, они стали репрессивной машиной против граждан, сопровождавших издевательствами всю их жизнь — от детства до старости.
Доносы
Ход разбирательства по обращениям в связи с организацией психологического давления на моего сына показал, что противозаконные деяния были организованы Департаментом образования в порядке борьбы с разворачиванием проекта «Собрание родителей». Создание нестерпимой атмосферы для сына депутата сопровождалось также сообщением в официальных ответах сведений, не соответствующих действительности, отказами предоставлять депутату информацию, а также организацией клеветнических писем в Государственную Думу «от родителей».
Образовательная бюрократия использовала родителей и учителей в целях защиты своего статуса и неизменности своих паразитических позиций. Для этого фабриковались клеветнические «коллективные обращения», которые направлялись в органы власти. Два таких обращения были составлены против инициаторов проекта «Собрание родителей», которые были выполнены в одном оскорбительноклеветническом стиле и содержали явные признаки координирующего начала, находящегося в Департаменте образования Москвы. Обращения были направлены в Государственную Думу.
Пространный донос, составленный руководством школы № 1287, был многословен и многопланов. Мои действия как депутата были названы «клеветнической кампанией». Может быть хоть один факт, который можно исследовать на этот предмет, приведен? Нет, только «жалобы турка». Клеветники утверждали, что именно мной был создан конфликт. А как же факт шантажа, как же издевательство над моим сыном? Эти-то факты имеют документальную основу! Но зачем клеветникам какие-то документы?! Они обходятся своим мнением и поддержкой со стороны бюрократии.
«В атмосфере уважения к личности ребенка, доброжелательности и требовательности, основанной на любви к детям, что всегда присуще нашей школе, что способствует творчеству и духу коллективизма…» — говорилось в доносе. Из какой это действительности? Или это цитата из партийно-правительственных документов прежних лет?
Или вот еще: «В обращении к начальнику городской инспекции Департамента образования г. Москвы Стародубцеву Э.Ф. мы писали, что ученики школы благодарны своему директору Болдановой А.А. за помощь в решении любых проблем. Они ценят своего наставника за безграничную любовь к ним, желание сделать школьную жизнь интересной и запоминающейся». Ужас! До чего довели людей, чтобы они подписали этот бред, нарисованный розовыми слюнями!
56 подписей лиц, подавляющее большинство из которых не имеет никакого понятия о проблеме, и подписалось в силу должностного положения — то есть, под давлением мадам Болдановой. Эта старушка-вамп уже не чувствовала, что «понуждение к лояльности» стало для нее частью повседневности, а некритичное отношение к собственным поступкам (а правонарушение под ее руководством все же зафиксировано прокуратурой, хоть и не оценено по достоинству) — второй натурой. Нет, мадам Болданова безнадежна в своей упрямой безнравственности, в своих наработанных за годы «профессиональной деятельности» манипуля-тивных приемах, в своей риторике подобострастия, в своей привычке ко лжи и лицемерию.
В доносе утверждалось, что проверки не обнаружили нарушений. Ложь, вероятно, является профессиональным признаком лиц, составлявших эту бумагу. Нарушения были обнаружены и доведены до сведения учителей органами прокуратуры. Но зачем же в доносе об этом говорить? В доносе все черное должно быть только белым, все белое — только черным.
Потом следовал феноменально подлый отчет о проделанной работе. Душегубы рассказывали, как замечательно они устроились и как надо их похвалить. А тут выискался депутат, который мешает им работать! Да, выискался. Считаю, что лицам, которых я упоминал в своих обращениях нечего делать в школе. Это настоящие вампиры, а не учителя!
Вся эта чушь в Думе не получила какой-либо реакции. Но Департамент образования не успокаивался в своей борьбе с проектом «Собрание родителей». Мои дети закончили школу и оказались вне досягаемости чиновников-мафиози. Поэтому они с еще большим остервенением набросились на детей Игоря Литвененко. В Думу через год пришел новый донос с фантастическими оскорблениями в адрес Игоря и в мой адрес, удивительно похожими на оскорбления из первого доноса. В школе, где учились дочери Литвененко, были инспирированы конфликты и даже организованы судебные иски против его семьи. Со своей стороны Литвененко и я стремились отбить атаки Департамента. Были направлены ответные заявления о клевете. Дело приобрело затяжной характер.
В коллективных обращениях имелись утверждения, не соответствующие действительности и доходящие до возбуждения национальной неприязни: «К сожалению, своих дочерей супруги Литвененко также воспитывают в духе пренебрежения общепринятыми правилами поведения и взаимоотношения в социуме, национальной и религиозной нетерпимости. Так, в течении длительного времени Анна и Мария Литвененко (т. е. дочери супругов Литвененко) на переменах и после занятий терроризировали по признаку национальной неприязни ученицу младшего, 3-го класса, Аурику Курбаниязову. Когда, наконец, девочка не выдержала издевательств и пожаловалась маме, та после уроков в вестибюле первого этажа провела с Анной и Марией соответствующую беседу и т. д.».
Дети оказались экстремистами, которые «терроризировали» несчастную девочку до того, что ее мать пришла вершить физическую расправу и устанавливать межнациональный мир.
Письмо, касающееся действий Игоря Литвененко и моих, поступившее в Приемную Госдумы, очевидным образом является клеветой, так как его текст доходит до того, что в нем содержатся обвинения в мой адрес в подрыве конституционного строя и терроризме. Надо отметить осведомленность авторов письма о конфликтной ситуации, возникшей в школе, где обучался мой сын, которая известна подписантам только в связи с усилиями Департамента образования.
В доносе присутствовали утверждения о «злонамеренных провокациях», о «шантаже» и «терроризме» по отношению ко всем участникам образовательного процесса, о воспитании дочерей Литвененко «в духе пренебрежения общепринятыми правилами поведения и взаимоотношения в социуме, национальной и религиозной нетерпимости», содержалась характеристика сестер Литвененко как «спекулянтов», как лиц, которые «терроризировали по признаку национальной неприязни несовершеннолетнюю ученицу», ссылки на «факты прямых угроз… в адрес отдельных родителей», характеристики Игоря Литвененко такие, как «клеветник, шантажист, провокатор».
Целый ряд обстоятельств свидетельствует о том, что данное обращение инициировано вовсе не родителями школы № 2005, а лицами, близкими к Департаменту образования. Подлинность подписей родителей школы № 2005 под обращением на имя Председателя Государственной Думы вызывает большие сомнения. Подписи стоят на от-. дельных листах и непонятно, к какому именно документу они относятся. Скорее всего, родители не видели документа, к которому приложили их подписи. В обращении содержалась информация, которая ни при каких обстоятельствах не могла быть известной «простым родителям». Например, говорится, что «обстановка, создаваемая Литвененко И.А. и Л.А. в нашей школе, идентична той, которую покровительствующий ему депутат Госдумы Савельев А.Н., создал в Школе № 1287 (САО г. Москвы), где обучался сын последнего». Также говорится, что А.Н. Савельев «имеет отнюдь не блестящую репутацию и внутри партии “Родина”». Хотя в документе несколько раз утверждается, что родители не знакомы со мной и не имеют обо мне никакой дополнительной информации. Перед прокуратурой доносители отчитались тем, что все свои выводы сделали исключительно на основе информации с интернет-сайтов:. Разумеется, на официальных интернет-ресурсах не было ничего, что позволяло делать столь подлые выводы. Они, вне всякого сомнения, были подсказаны услужливой родительской «общественности» (в лице председателя родительского комитета) чиновниками Департамента образования.
Авторы и подписанты этих пасквилей четко сформулировали цели своих действий, а также отразили мотивы составления доносов — составить ложное представление о проекте «Собрание родителей» и его инициаторах как среди участников образовательного процесса, так и в органах государственной власти. Обращения инициировались лицами, заинтересованными в прекращении деятельности, направленной на создание правового механизма участия родителей в управлении общеобразовательными учреждениями.
Органы прокуратуры, потратив необоснованно длительное время для проведения проверок по моим депутатским запросам (реально никаких проверок не проводилось), отказали в возбуждении уголовного дела против клеветников. Прямая клевета была представлена как «эмоциональные обороты», не имевшие цели оскорбить или дискредитировать. Из материалов проверки следовало, что писавшие клеветнический донос лица составляли его под диктовку директора, не имея сведений, которые излагали в обращении. Также под диктовку писались объяснения во время прокурорской проверки, в которой прокурорская и школьная бюрократия действовали рука об руку.
Последовавшее судебное разбирательство выявило факт давления на родителей с целью организации травли детей Игоря Литвененко. Вовлечение в этот процесс других родителей было затеяно руководством школы, чтобы оградить себя от неудобных вопросов, а также от проверок, которые выявили серьезные нарушения в финансовой деятельности.
К поддержке школьных бюрократов подключились судебные. По наущению чиновников одна из склоненных к клевете родительниц подала в суд на Игоря Литвененко. Не менее услужливый судья Химкинского городского суда потребовал от меня предоставить суду заверенную копию его обращения на мое имя. Я усмотрел в этом нарушение Конституции, устанавливающей неприкосновенность частной жизни, тайны переписки и ограничения на распространение информации о частной жизни лица без его согласия. (В дальнейшем истцу пришлось отозвать свою подпись под доносом, а суду — утвердить мировое соглашение сторон.)
Это была вторая известная мне попытка со стороны суда растоптать положения федерального закона «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации», ст.6, запрещающей преследование гражданина в связи с его обращением в какие-либо органы власти или к должностному лицу, а также разглашение сведений, содержащихся в обращениях. Злоупотребляя правом, судья в сотрудничестве с заявителем превратили защиту прав в полное беззаконие. Увы, в этом их поддерживали и сотрудники московской прокуратуры. Они предоставили копию заявления супругов Литвененко на имя прокурора Москвы должностным лицам, в отношении которых должна была осуществляться проверка. Затем эта копия была передана адвокатам, готовым услужить бюрократии в преследованиях Литвененко за инициативу создания проекта «Собрание родителей». Впоследствии аналогичным образом (и это уже другая история) законодательство было нарушено уже по отношению ко мне-Савеловским судом г. Москвы, а также Минюстом, предоставившим текст моего депутатского обращения для использования против меня должностным лицом, деятельность которого критиковалась в обращении.
В данном случае это был акт политического преследования.
Прокурор г. Москвы в оправдание беззакония со стороны своих подчиненных написал мне: «Федеральным законом РФ № 59 от 02.05.2006 «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации» устанавливается порядок рассмотрения обращений граждан государственными органами, органами местного самоуправления и должностными лицами и не распространяется на обращения, подлежащие рассмотрению в порядке, установленном иными федеральными законами. Поэтому запрос федерального судьи Коржова И.А. о представлении заявления Литвененко подлежит рассмотрению в соответствии с действующим гражданско-процессуальным кодексом РФ. Так, в силу ст.57 ГПК РФ суд вправе самостоятельно запросить доказательство по делу или выдать стороне запрос для его получения, а лицо, у которого находится истребуемое доказательство, обязано передать его в суд. При таких обстоятельствах представление в суд по соответствующему запросу обращения Литвененко не может является разглашением сведений, содержащихся в обращении».
Абсурд этих строк очевиден для всякого думающего человека. Ведь предложенная схема означает, что любой судья может запросить любое обращение гражданина в любой орган власти. Таким образом, обращения граждан перестают быть закрытыми для чиновников, на которых жалуются. Граждане оказываются совершенно беззащитными и против произвола мстящего чиновника, и против злоупотреблений правом в суде! При этом законность попадания любой копии обращения гражданина в руки заинтересованного в его преследовании лица ни судом, ни прокуратурой не рассматривается. Это значит, что внеслужебный сговор чиновников позволяет им корпоративно издеваться над гражданином и привлекать к этому суды, в которых издевательство, по извращенной логике бюрократов всех мастей, задействованных в этом деле, должно приобрести форму законности.
Полную солидарность с этим абсурдом выразил от имени Генеральной прокуратуре первый зам Генерального прокурора А.Э. Буксман, сославшийся на закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», который, будто бы, также снимает любые ограничения на разглашения сведений из обращений граждан. Якобы, адвокат совершенно свободен в запросе любых документов в органах власти, а те обязаны выдавать эти документы или заверенные копии.
Особую подлость всей этой псевдоюридической казуистике придавал тот факт, что судебный иск был формой упреждающих действий со стороны заявителя, которая решила с применением силы оказать нечто вроде «воспитывающего воздействия» на дочерей И.Литвененко (в родительском доносе это называлось «провести соответствующую беседу»). Документы, положенные в основу иска, не моги быть почерпнуты из электронных ресурсов, на которых они не публиковались. Очевидно, Департамент сумел найти подходы к московской прокуратуре и думской канцелярии, чтобы получить копии, необходимые для процесса. Дирекция школы, вместо того, чтобы погасить конфликт и пресечь попытки физического давления на сестер Литвененко, сдала все документы противной стороне и ее адвокатам, появившимся в этой истории явно не по воле возмущенной родительской общественности, а по воле чиновников Департамента. То же самое сделали московские прокуроры, продемонстрировавшие солидарность бюрократии в борьбе против граждан. Все это делалось под видом проведения проверки по депутатскому обращению, которое было направлено мной в Минобразования и Московскую прокуратуру, но пришло к тем, кого надо было бы гнать поганой метлой подальше от школы.
Анализ документов переписки с органами власти показал, что одной из структур, в рамках которых происходит организация противодействию инициативам родителей и их попыткам защищать права своих детей, оказалась Комиссия по соблюдению гарантий прав несовершеннолетних на получение общего образования — структура Департамента образования г. Москвы, Именно здесь вне всяких регламентов оказывались документы, направленные клеветниками в различные инстанции, и вырабатывалась стратегия дальнейшего бюрократического давления и дискредитации проекта «Собрание родителей».
Появление бессовестных доносов с десятками подписей стало возможным в связи с отсутствием органов школьного самоуправления, предусмотренных законом «Об образовании». Недопущение контроля со стороны родительской общественности обеспечивало коррупционером продолжение произвольного изъятия денег у родителей под любыми предлогами.
Опустошение кошельков и наказание неугодных
В рамках проекта «Собрание родителей» были выявлены многочисленные факты нарушения законодательства Российской Федерации, связанные с отсутствием самостоятельных счетов общеобразовательных учреждений Москвы в органах казначейства, а также установлена незаконность существующего порядка обеспечения безопасности школ г. Москвы.
Система критериев конкурсного отбора общеобразовательных учреждений для финансирования в рамках национального проекта «Образование» включала наличие самостоятельного баланса и обеспечение условий безопасности участников образовательного процесса, а также интегральный критерий наличия открытого демократического государственно-общественного характера управления образованием. Однако текст приказа, утверждавшего эти критерии, представленный на юридическую экспертизу в Министерство юстиции, подвергся изменениям. Критерии обеспечения безопасности учащихся во время нахождения их в образовательных учреждениях, а также наличие самостоятельного баланса образовательного учреждения были исключены.
Правка приказа была вызвана якобы «дублированием» положений Устава образовательных учреждений, где прописано наличие самостоятельного баланса. Однако Устав не является нормативным документом и не может быть применен на федеральном уровне. Помимо этого, наличие вышеуказанной нормы в Уставе не означает, что на практике эти нормы реализованы должным образом. В результате в Москве сложилась ситуация, когда юридические лица (образовательные учреждения) зачастую не имеют расчетных счетов в органах казначейства (бюджетных и внебюджетных) и самостоятельного баланса. Таким образом, все бюджетные и небюджетные денежные средства находятся в полном распоряжении вышестоящих административных органов образования (Департамент и подчиненные ему территориальные структуры), которые только и являются самостоятельными субъектами финансово-экономической деятельности.
Весьма вероятно, что правка приказа произошла под давлением московских властей, которые недвусмысленно объявили, что не собираются следовать объявленным критериям. Им важно было сохранить поборы «на школьные нужды» и монополию бюрократии на контроль за организацией системы образования, расходованием бюджетных средств, качеством образования.
Несмотря на установление прокурорскими проверками очевидных нарушений в живодерской школе, чья дирекция по наущению Департамента образования преследовала семью Литвененко, в целом система поборов в московских школах оставалась прежней. Департаментом образования и его руководством не были выполнены представления прокуратуры о доведении до родителей положений закона, связанных с навязанной им благотворительности, и о рассмотрении проекта Положения «О формах участия родителей в управлении общеобразовательными учреждениями», разработанного Игорем Литвененко. Честные прокуроры вынуждены либо менять место работы, либо выходить на пенсию. А спайка живодерской бюрократии в системе образования оставалась неизменной.
Полной картины нанесенного вреда мы выявить не в состоянии. Но нам пришлось вмешаться в одну из конфликтных ситуаций — между руководством Центра образования «Школа здоровья» № 1804 «Кожухово» г. Москвы и Юго-Восточным окружным управлением образования Департамента образования г. Москвы. Приказом начальника Юго-Восточного окружного управления образования «О предупреждении необоснованных денежных сборов с родителей» была установлена обязанность для директоров школ собирать деньги с родителей учащихся, именуя такие сборы добровольными. Приказ обязывал директора школы заключить договор с охранным предприятием, рекомендованным Департаментом образования, и оплатить работу охранной фирмы на основе добровольного желания родителей. Таким же образом был издан приказ «О централизованной оплате расходов по учреждениям образования», в соответствии с которым Управление монополизировало право заключать и оплачивать договоры, связанные с расходами на инвентарь и оборудование, содержание помещений, благоустройство, текущий ремонт зданий и помещений и проч. При этом, ответственность за результаты деятельности организаций, с которыми заключаются договоры, возлагалась на директоров школ. Проявилась общая схема управления образованием: «верхам» — финансы, «низам» — ответственность.
Попытки преодолеть беззаконие вызывали нападки чиновников. Так, директор ГОУ ЦО № 1804 У1.А. Курбатова отказалась подписать акт о выполнении работ по благоустройству территории, предусматривавших замену ограждения. Вместо проверки фактов недобросовестного ведения работ, изложенных в служебной записке, руководство Управления организовало явно репрессивные комплексные проверки. Благодаря тому, что учительский и родительский коллектив выступил против системы коррупции, организованной под видом добровольного сбора средств на организацию охраны школы, нам удалось отбить атаку бюрократов, обратив внимание прокуратуры на нарушения законодательства. Проверки прокуратуры подтвердили факты нарушений, но принятые меры были скорее формальными. Заместитель начальника Управления получил предупреждение о персональной ответственности за нарушение Бюджетного кодекса, а главному бухгалтеру было объявлено замечание.
Позднее в отношении детей, обучающихся в той же школе, была организована провокация, скорее всего, спланированная теми же силами, что пытались отстранить от руководства директора, действующего заодно с родителями. На военно-спортивном конкурсе, где команда школы была на голову выше других команд, дети были избиты группой кавказцев. В дальнейшем московская милиция сделал все, чтобы устраниться от обязанности расследования дела, а чиновники от образования все попытки защитить детей обратили против школы.
Департамент образования Москвы создал разветвленную коррупционную сеть, принуждая все звенья системы московского образования к вымогательству денег у родителей и нецелевому расходованию бюджетных средств. Наиболее очевидным в этой системе является фактически легализованная форма коррупции в виде сбора средств на школьные нужды. Причем зачастую на эти нужды выделяются бюджетные средства, а собранные с родителей деньги присваиваются. Учет денег, поступающих от родителей, как правило, не ведется. Департамент всячески препятствовал финансовой самостоятельности школ. Последнее также способствовало хищению бюджетных средств. Но самое опасное в этой системе незаконных поборов состоит в другом — в фактическом прекращении процесса образования.
Объективная и независимая экспертиза уровня школьного образования выявила бы чудовищный провал в деятельности столичных органов образования, выпустивших из московских школ целое поколение невежд. Это главный итог коммерциализации школьной системы, создавшей теневую «индустрию» образовательных «услуг». Право на образование защищено только выбором учителя, который непрост: подчиниться системе коррупции и превратиться в часть механизма выбивания денег из родителей или продолжать делать свое дело, невзирая на административное давление.
Органами прокуратуры выявлено несколько фактов коррупции в школьной системе, которые касались фактов взяточничества. Но система, организованная руководством Департамента, осталась незыблемой.
Департаментом изобретена коррупционная схема: на детские нужды поставляется ценное оборудование, некоторое время оно лежит на складе как невостребованное, а затем продается по цене бывшей в употреблении аппаратуры. Другое изобретение — формирование «фасадных» организаций, под которые списываются бюджетные средства. Отдельные детские коллективы хорошо финансируются, чтобы демонстрировать успешную работу по данному направлению в целом. Поскольку дома детского творчества имеют давно разработанные и проверенные методики, отчетность по ним не может быть серьезно искажена. Поэтому Департамент был занят развитием фикции детских общественных движений, где учет реального охвата детей разнообразными инициативами невозможен. Мои попытки получить в Департаменте информацию о масштабах финансирования детских общественных структур, правовой основе такого финансирования, перечне программ и отчетах об их исполнении не привели к должному результату. Все, что я получил — набор рекламных брошюр.
Чиновники от образования ничего не знают о своей системе, если это напрямую их не касается. Казалось бы, учет объемов платных образовательных услуг — один из важнейших параметров, который необходимо контролировать, соображая, не слишком ли «круто берут» с граждан те, кому предоставлена возможность превращать образование именно в услугу, отнимая у него миссию воспитания гражданина. Также важна эта цифра и с точки зрения прогнозирования налоговых платежей. Увы, чиновники не знали об этом ничего. Мне не только не удалось получить от них цифры, но даже пробудить в них заинтересованность в расчетах и проведении необходимых исследований.
Граждан финансовая сторона вопроса касается особенно остро. Не только потому, что образование становится все менее доступным, а уровень оплаты совершенно не гарантирует высокого качества образования. Государство обещало гражданам послабления на фоне фантастического роста стоимости образования — налоговые вычеты. Со всей сумму, затраченной гражданином на обучение своих детей, ему полагался возврат подоходного налога -13 %. За год эта сумма при обучении на платном отделении столичного вуза выражается цифрой, близкой к 1000 долларов в год.
Странно, но переписка с чиновниками так и не прояснила для меня вопрос о том, какие суммы налоговых вычетов по расходам на образование реально предоставлены гражданам и какой объем налоговых вычетов предусмотрен при исполнении закона в полном объеме. Но ведь поступления налогов от коммерческих образовательных структур фиксируются! Значит, сумма, расходуемая гражданами на образовательные услуги, официальным порядком учитывается и должна быть известной. Простой и эффективный механизм возвращения гражданам налогового вычета мог бы также полностью освободить налоговые органы от бесплодной и даже вредной (с точки зрения интересов граждан) работы. Я предложил министру образования ввести систему возврата налогового вычета в момент оплаты образовательной услуги. Никакой реакции на это предложение я так и не получил. Министру было не до того.
Попутно выяснилось, как работает Федеральная налоговая служба.
В январе 2007 года я обращался в ИФНС № 43 по г. Москве в связи с нарушениями, допущенными, с моей точки зрения, в связи с присвоением мне ИНН без моего ведома и согласия, вслед за чем тот же номер был присвоен другому лицу. Данное обстоятельство в течение длительного времени вводило меня в заблуждение, будто бы ИНН мне присвоен. В связи с тем, что поиск ИНН в базе данных происходил по номеру, а не по фамилии, при посещении ИФНС № 43 мне было сообщено, что в документах, связанных с налоговым вычетом при оплате образования детей, я допускаю ошибку. И только после официального депутатского обращения мне было сообщено, что ИНН мне все же не присвоен. Переоформив документы по налоговому вычету, я направил их снова в ИФНС № 43. После многомесячного рассмотрения мне пришло письмо с предложением явиться в ИФНС с целью присвоения ИНН, без чего рассмотрение моей декларации о доходах, будто бы, не представляется возможным. Получалось, что без оформления ИНН выплата налогового вычета не предусмотрена. Но в таком случае широковещательные заявления президента Путина об уважении религиозных убеждений граждан, которые не желают приобретать «печать» ИНН на собственной личности, ничего не стоят. Огромные суммы, которые граждане могли бы получать в порядке возврата налога (что предусмотрено законом вне зависимости от наличия ИНН) оставались в распоряжении чиновников, которые даже не вели учет, скольким они отказали в реализации их прав по причине отсутствия ИНН.
Кроме того, как я выяснил, компьютерная база данных в налоговой инспекции содержит поисковую систему, основанную не на поиске налогоплательщика по фамилии, имени и отчеству и его паспортным данным, а только по ИНН. Паспорт, таким образом, теряет признаки удостоверения личности; личность подменяется цифровым кодом — подобно тому, как это делалось в гитлеровских концлагерях.
По всем этим сюжетам я направил запросы в Минфин и Федеральную налоговую службу. И получил ответ, что мои права никак не могут быть ущемлены. Отсутствие ИНН не означает, что я лишен права на налоговый вычет. Удовлетворенный таким ответом «верхов», я отправил документы на получение вычета в ИФНС № 43, приложив к ним поступившие ответы. Ждать пришлось долго. Вместо получения вычета я получил от ИФНС новое приглашение прийти за своим ИНН. Разумеется, я не пошел. А налоговый вычет мне выплачен не был. И в дальнейшем я уже не пытался при-мирить налоговые «низы» с их же «верхами». В системе, построенной на тотальной лжи, невозможно отыскать никакой логики или пытаться прекратить самоуправство.
Вывод один: «печать дьявола» навязывается нам насильственно. Когда тем, кто протестует против ИНН, приписывают излишнюю экзальтированность, а Московская Патриархия, солидаризируясь с госбюрократией, уверяет, что ИНН не нарушает принципа веротерпимости, я могу сказать, следуя собственному опыту: ложь!
Один из моих запросов был посвящен поборам в Екатеринбургском профессионально-педагогическом университете (РГППУ), где курсовой проект предполагал создание чертежей с использованием широко известной программы AutoCAD. Для изъятия денег у студентов бесплатного отделения был организован платный курс на базе компьютерного класса того же университета, где с помощью мощной программы САПР можно было создать чертежи значительно быстрее, а с помощью преподавателей получить уже готовую пояснительную записку, в которую оставалось лишь вписать рассчитанные программой значения. Таким образом, за 3 тыс. рублей студент мог готовить курсовую в несколько занятий, а при отсутствии денег — трудиться над ней много месяцев. Но даже если кто-то из студентов решил бы потратить эти месяцы, ему пришлось бы преодоле-' вать также и коллективное давление преподавателей. Студентам заранее сообщалось, что не посещавшие платные курсы всегда имели большие проблемы со сдачей сессии.
Эти сведения были сообщены мне студентами РГППУ и направлены для проверки в органы прокуратуры. Состоя-ласьли проверка? Скорее всего, нет. Корпорация бюрократии, окопавшаяся в системе образования, имеет прочные связи в правоохранительной системе. Поэтому мне просто ответили, что мои сведения не подтвердились, а платные курсы студенты проходят совершенно добровольно. Студенты же, напротив, утверждали, что никакой доброй воли они в данном случае не проявляли.
Подобная добровольность, на мой взгляд, похожа на «добровольное» расставание с кошельком, когда грабитель приставляет нож к горлу своей жертвы. Точно так же бюрократия грабит студентов и их родителей «добровольными» услугами. Разумеется, при таком настрое преподавательских кадров, ни о какой профессиональной подготовке студентов не может быть и речи. Высшее образование убивается не менее интенсивно, чем среднее.
Финальный аккорд в моих отношениях с живодерской системой образования прозвучал в письме Заместителя руководителя Рособрнадзора Е.Н. Геворкяна: «Согласно имеющейся информации Департамента образования города Москвы в целях обеспечения безопасности образовательными учреждениями привлекаются дополнительные финансовые средства за счет добровольных пожертвований родителей и заинтересованных физических и юридических лиц, что не противоречит действующему законодательству. Родители на общешкольных родительских собраниях определяют размер и порядок перечисления добровольных пожертвований для организации охраны образовательных учреждений. Родительскими комитетами образовательных учреждений осуществляется контроль за расходованием поступивших средств, а также качеством охранных услуг. Департаментом образования города Москвы неоднократно рассматривались Ваши обращения по поводу нарушения прав Ваших детей в средней общеобразовательной школе № 2005 города Москвы. В ходе проведенных проверок таких нарушений не установлено».
Что все это ложь, мне известно достоверно и подтверждено документами и фактами. К сожалению, корпоративная замкнутость Министерства образования не позволяет сделать ставку на реформу этой структур. К сожалению, постановка принципиальных вопросов в рамках национального проекта «Образование» так и не состоялось. К сожалению, дальнейшее развитие кризиса системы образования не встречает системного сопротивления. Система школьного образования находится на грани разрушения, распадаясь на образовательные очаги посреди моря тотального «необ-разования».
Ввиду того, что на сегодняшний день это практически единственная система, через которую может быть восстановлено национальное единство — единство власти и народа, в данную ситуацию требуется решительное вмешательство. Власть либо погубит страну, либо внесет волевое системообразующее начало, восстанавливающее образование как фундамент общества.
Изменения в системе образования, помимо кадровых, должны касаться в наибольшей степени технических средств образования, не создавая представлений о множественности истин, которые несовершеннолетний не в состоянии освоить. Необходимы не столько фантастические проекты подключения всех школ к Интернету (в котором знание погребено под колоссальными напластованиями «информационного мусора» и просто лжи), сколько использование средств дистанционного образования и расширения таким путем аудитории наиболее талантливых кадров преподавателей, а также средств создания мотивов к обучению. Для нужд образования требуется оградить детей от системы глобальной сети и предоставить выход в национальную сеть, в тот ее сектор, который способствует образованию, а не подрывает его.
Наша концепция прямо противоположна той, которая утверждается ныне. Это концепция открытой школы в противовес закрытым учреждениям за решетками и с охраной, в которые теперь превращено большинство школ. Это концепция преподавания однозначной истины в противовес насаждаемому релятивизму (в том числе и моральному), с которым может справиться не всякий взрослый.
1. Утверждение образования как дела государственно-общественного. Данный принцип утвержден в законе и систематически попирается Минобром, региональными Департаментами образования и руководством подавляющего большинства школ.
2. Изменения в системе образования должны касаться ' в наибольшей степени только средств образования — технических. Не столько фантастических проектов подключение всех школ к интернету, сколько использования средств дистанционного образования и расширения таким путем аудитории наиболее талантливых кадров преподавателей, а также средств создания мотивов к обучению.
3. Восстановление неразрывности государственной системы образования, создание возможности гражданину пройти по всей образовательной цепочке от дошкольного до послевузовского без привлечения частных услуг репетиторов, платных курсов и т. д.
4. Профориентация школьников не столько в соответствии с запросами работодателей, сколько в соответствии с научно обоснованными прогнозами развития страны, национальными целями и интересами. Работодателям, как известно, на настоящем этапе нужны в основном кадры с уровнем образования таджикских землекопов.
5. Восстановление единого образовательного стандарта и единой методики преподавания, обязательных для всех учебных заведений. Экспериментирование с методиками лишь в рамках научных исследований. Достижение равноценности дипломов с одинаковыми специальными — равной квалификации, независимо от места получения образования.
6. Разворачивание специальных программ обучения и дальнейшего трудоустройства особо одаренных детей и студентов.
7. Сочетание образования с духовно-нравственным воспитанием.
Образование (и это должно быть ясно всякому внятно мыслящему человеку) совершенно чуждо всякой модернизации. Напротив, образования всегда было и будет крайне консервативным. Или его вообще не будет. Консерватизм, впрочем, не отменяет рационализацию, обновление технического оснащения и коррекцию содержания в соответствии с новейшими достижениями науки. Что же касается кадров, то в настоящее время «консерватизация» предполагает для школы настоящую кадровую революцию — «консервативную революцию».
Образование должно преподносить единственную, не-обсуждаемую истину — традицию, почерпнутую в отечественной истории, религии, культуре и науке. Критическое мышление должно формироваться в вузе, но не в школе. В школе лишь формируется способность приобретать знания — уметь учиться. Для этого преподается необходимая сумма знаний. В вузе — способность применять знания в жизни. Только взрослый человек с необходимым минимумом образования может получать право на творческий подход в своей профессии. Частные мнения должны возникать преимущественно после освоения традиции.
Образование по своему смыслу консервативно. Потому что воспитание гражданина и снабжение его необходимым объемом знаний не терпит новаций. В системе образования воссоздается Традиция. А традиции чужда всякая модернизация. Никак нельзя допустить изменений в понимании естественных и точных наук, «обновлять» язык и классическую литературу, которые преподают в школе. С методиками еще можно экспериментировать. Но в крайне скромных масштабах. Это видно по масштабам разрушений, нанесенных образованию либералами, покуролесившими всласть, начиная с перестройки. Теперь мы точно знаем, что концептуальные новации в образовании — дело преступное.
Образование сегодня необходимо реанимировать после нескольких пятилеток беспрерывного разрушения. Не модернизация нам необходима, а реанимация!