– У меня сегодня нет времени, – соврал я, разуваясь и снимая портупею и свой кожаный плащ. – Так что, если ей нужно поговорить, позови её сейчас на кухню.
– Как скажете, хозяин, – слегка поджав в неодобрении губы, ответила она.
– Кстати, Клара, а где мой халат? – спросил я, заметив, что привычная вешалка пуста.
– Ваша одежда в вещевом шкафчике, – сообщила девушка, указывая на обычно пустой предмет мебели. – Сменное бельё и чистые домашние вещи дожидаются в ванной комнате, в который вы обычно изволите мыться. И если вы сегодня торопитесь, я немедленно принесу комплект академической формы в вашу спальню.
– Ага, – только и мог сказать я, открыв узкую дверку из ДСП.
Естественно, просто накинуть банный халат и добежать до ванной мне, по мнению Клары, было невместно. Вместо этого предполагалось, что я надену нечто похожее на спортивный костюм из общеобразовательной школы для простецов, толстые носки с жёсткой подошвой и тапочки. А также плотную нижнюю куртку с мягкой подбивкой, а на неё плотный халат, который, как я выяснил ранее, предназначался для домашнего ношения. И всё это – чтобы пройти шагов тридцать до ванной.
А там ждала новая смена одежды, ещё минут на пятнадцать, а затем ещё одна. У меня начало закрадываться подозрение, что то ли кто-то надо мной издевается, то ли подобные многочисленные правила «приличия» придумывают слуги, чтобы хозяева видели, как они стараются каждый день, и, не дай Древо, не выгнали бы их за вопиющее безделье.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил я, снимая одежду и бросая её в специальную корзину.
Если Клара думала смутить меня тем, что будет наблюдать, как я раздеваюсь, она очень ошиблась. Хоть сама, глядя на мой обнажённый торс, слегка покраснела, сохраняя при этом каменное выражение лица, и только нахмурилась, когда я, достав из шкафчика халат, накинул его и, сунув ноги в тапочки, направился на выход из оружейки.
Сказать она мне ничего не сказала, но я прямо-таки чувствовал, как сверлит спину крайне осуждающим взглядом, в то время как я поднимался вверх по лестнице. Впрочем, приняв ванну, на кухню я спустился одетым уже в то, что было для меня приготовлено. Всё-таки совсем уж хаметь я не собирался.
Дочь Елизаветы Всеволодовной как раз закончила завтрак и тихонько, словно мышка, выскользнула из кухни, как-то испуганно со мной поздоровавшись. Я тоже пожелал ей доброго утра, в очередной раз задумавшись, что же с ней делать. Своё решение, а точнее, выработанное нами с Алёной и Ольгой Васильевной коллегиальное мнение об условии вхождения их семьи в клан Бажовых, я огласил ещё вчера на вечернем собрании в главной зале. Видимо, именно по этому поводу бывшая рабыня Золотниковых и хотела сейчас поговорить со мной с глазу на глаз. Естественно, не всё ей понравилось…
Но дело было не в этом. Мелкую, а по факту эта девочка была самой младшей из находящихся сейчас в доме женщин и вполне соответствовала этому «званию», мало того что ничему практически не учили в клане отца, так ещё и зашугали до неприличия. Выпустить такого ребёнка к другим детям её возраста – значит обречь её на роль вечно ведомой, но скорее всего, даже жертвы, а я на такое для своих родственников не согласен. Дети могут быть очень и очень жестоки, а клановые особенно, если судить по её брату. Это мне повезло попасть в последний класс нашей школы, не просто когда у подростков начинают зарождаться мозги, но ещё и с наукой из Нахаловки, позволившей более-менее поставить себя, пусть для начала как натурального отморозка.
Вот тот же Юра впишется в свою новую среду как влитой. Ещё и розги понадобятся, чтобы Золотниковскую дурь выбить, а вот Катенька… Это ведь даже не неуверенная в себе Хельга! Это ребёнок с искалеченной психикой, который боится любых громких звуков и если разговаривает, то почти шёпотом, глядя исключительно в пол. При этом уже сейчас чувствуется, что живица из неё так и прёт, и чародейкой она станет очень и очень сильной! Куда сильнее той же Алёны, хотя и у той, как Ольга Васильевна мне говорила, развитие ядра ещё не завершено полностью.
В общем, мне оставалось только покачать головой, усаживаясь за освободившийся кухонный стол.
– Это… что? – я удивлённо посмотрел на Клару, шустро выставляющую приборы.
– Завтрак, хозяин, – с лёгкой улыбкой ответила девушка.
– Это я понял… – ответил я, ещё рас посмотрев на тарелку с овсяной кашей и композицию из восьми глубоких мисочек, заполненных всяческой снедью. Начиная от нарезанных фруктов и овощей, заканчивая жаренными в тесте мелкими рыбками и золотистыми куриными биточками, над которыми поднимался лёгкий парок. – Я столько не съем!
– Что вы! Этого совершенно не требуется! – опять улыбнулась мне Клара. – Современный традиционный «европейский» завтрак предполагает, что к нейтральной каше вы сами подберёте желаемую закуску! Всё остальное можете не трогать.
– Клара, а можно мне завтра всё-таки нормальный «Московский» завтрак из омлета, ну, или, в крайнем случае, из жареной яичницы и пары тостов? Можно просто бутерброды и чай.
– Нельзя, – всё с той же улыбкой ответила она. – Хозяин, вы должны правильно питаться, иначе это скажется на вашем здоровье. Если вы хотите «Московский» завтрак, то завтра я вам его приготовлю. Но это не яичница и бутерброды.
– А что?
– В современных тенденциях «Московским завтраком» называют свежелепленые пельмени со сметаной или капустой, квашенной с яблоками, и сбитень.
– Приятного аппетита, Антон, – произнесла, входя в кухню, Елизавета Всеволодовна. – Могу ли я с тобой поговорить с глазу на глаз?
– Конечно, – кивнул я и под неодобрительным взглядом Клары, отодвинув от себя тарелку с кашей, подтянул биточки и овощной салат, явно демонстрируя, что будет основным блюдом, а что гарниром.
Недовольно поджав губы, девушка слегка поклонилась и степенно вышла с кухни, в то время как наша пока ещё гостья устроилась на стуле напротив.
Глава 14
– Так о чём вы хотели поговорить, Елизавета Всеволодовна? – спросил я, после того как молчание за столом несколько затянулось.
Одновременно с этим я вовсю наслаждался кулинарными талантами Клары, набивая живот нежнейшими обжаренными котлетами. Биточки, как и остальные выставленные передо мной блюда, были словно шедевры из какого-нибудь очень крутого ресторана и таяли во рту, взрываясь фейерверком вкуса. Я даже как-то по-другому стал поглядывать на отставленную в сторону тарелку с овсяной кашей, раздумывая о том, что, может быть, действительно стоило попробовать этот «европейский завтрак» именно в том виде, в котором тот был подан. А не заниматься самодурством, явно обижая при этом великолепного повара.
Впрочем, за последний год, вырвавшись из вопиющей нищеты и голода, преследовавшего большинство воспитанников приюта в Таганской Нахаловке, у меня образовалась стойкая неприязнь ко всему, что именовалось «кашей». Ведь те несколько лет, что я провел в детском доме, серо-бежевая безвкусная масса переваренного овса, небрежно плюхнутая злой кухаркой в мятую металлическую тарелку, была единственной бесплатной пищей, которую я каждый день видел в столовой. И это был не элегантный «европейский завтрак» с кучей разнообразных добавок в отдельных тарелочках, а почти несъедобное клейкое нечто, в котором регулярно попадался скрипящий на зубах песок и мышиный помёт.
– Антон, называйте меня, пожалуйста, Лизой, – улыбнулась мне женщина, сидевшая напротив.
– Хорошо, Лиза, – я выжидающе посмотрел на неё.
– Я хотела бы поговорить с тобой по поводу церемонии гоминиума, – моя собеседница немного замялась, а затем взглянула мне прямо в глаза. – Я… конечно, не в праве спрашивать тебя об этом… но ты уверен в его необходимости? В смысле, нас, Бажовых, сейчас очень и очень мало, так стоит ли нам, вместо того чтобы объединяться, дробить семью на первичные и вторичные ветви?!
– Лиза, и какого ответа вы от меня ждёте? – тяжело вздохнул я. – Честного или предельно вежливого?
– Естественно, я хотела бы услышать «честный», – немного грустно ответила она, уже явно понимая, что получит.
– Я вам не доверяю, – ответил я просто, пожав плечами.
– Но мы же одна семья… мы разделяем одну кровь.
– Нет, Лиза, – отрицательно покачал я головой. – Я совершенно не хочу вас обидеть, но сейчас вы для меня просто незнакомцы. К тому же свалившиеся как снег на голову. Да, я признаю наше родство, но не более.
– Это… как чистокровной Бажовой мне довольно обидно слышать подобные слова, – произнесла она и замолчала, слегка пождав губы. – Особенно зная, что ту же Алёну, совсем чужого нам человека, ты так приблизил к себе.
Я чуть нахмурился и отложил в сторону вилку. То, что этот разговор в любом случае должен был состояться, я знал и в определённой мере был готов к нему. Как и к той абсурдной на первый взгляд ситуации, при которой вчерашний проситель, человек, который искал у меня убежища и покровительства, будет качать права и пытаться оспаривать моё решение.
Тут просто-напросто была некая разница в общем воспитании между мной и сидевшей напротив женщиной. Она, пусть и прожила практически всю сознательную жизнь в статусе рабыни, всё равно была носителем клановой чародейской культуры. По её мнению, мы имеем Бажовскую кровь, а значит, родственники и ближайшие друг другу люди, даже если совсем недавно не знали об этом факте. В то время как я до сих пор разделял взгляды простецов на то, что такое «семья», а также на то, что близкий мне по крови человек вполне может оказаться не заслуживающим доверия незнакомцем.
Здесь ведь какое дело… Пока возле меня не появилась Елизавета Всеволодовна со своими детьми, всё было довольно-таки просто: я последний Бажов, с возвращёнными мне правами главы клана, признанными самим Князем. И точка. Не было ровным счётом никакой причины, не то что копаться в клановых правилах, но и даже обсуждать что-либо. Бажовы – априори патриархальный клан, в котором я был сейчас единственным мужчиной. Алёна, как и вассалы, которых я, вполне вероятно, приведу в клан, все они в любом случае будут стоять ниже меня и моей будущей жены. Как, соответственно, и их дети.