Я посмотрел на хозяина, зная, что его специфика работы вообще-то не терпит чужеродной живицы.
– Показывайте-таки, показывайте, Антон. Да. Если есть желание. Да-а-а, – тяжело вздохнув, но всё так же не меняя строгости в лице, отмахнулся от ребёнка и покачал головой. – Таки не бойтесь. Да. Всё равно, вы поймите, помещение сильно заражено, так что вы тут или не вы, уже без разницы. Да-а. А покуда Лехим не вернётся в кабуц…
– Куда?
– А… Да! В анклав. Да! – пояснил мне в своей странной манере Михаил. – Лехим-таки – московский идиш. Как и мы. Да-а… Один из немногих способных в моём несчастном народе, но лучший. Да! Иначе откуда бы бедному идишу-анжинеру позволить себе нанять чародея? Да-а-а.
– Он разговаривает немного не так, как вы, – попытался максимально корректно сказать, что принял другого чародея за обычного москвича с чистой речью.
– Что поделаешь! Да… – развёл руками мужчина. – Порченый разум… Да-а-а… Детство вне анклава заставило забыть бедного мальчика язык отцов и слово Иилифаима. Да-а-а. Приспособиться. Да-а-а…
Я промолчал. То, что идиши разговаривают «странно», я знал. Благо в Таганской Нахаловке регулярно появлялись как идиши-старьёвщики, так и коробейники. Да и что уж говорить, среди бандитов также встречались выходы из этого народа, причём обычно быстро поднимающиеся и довольно жестокие в своих методах насаждения криминальной дисциплины. Но вот того, что подобная речь как-то связана с их родным языком, я не знал.
Вместо этого я зажёг на ладони шарик из зелёного огня и немного поигрался с ним под восхищённым взглядом парнишки. Пока со второго этажа на лестничный пролёт не спустилась, надо сказать, довольно красивая молодая девушка примерно моего возраста и не позвала:
– Глупый ниблер, хватит отвлекать взрослых! Та! Немедленно иди делать уроки, или я скажу твоей учительнице Герочке, что ты шлемон, и она не даст тебе морковного лейчака! Та! – Малыша как ветром сдуло, только слегка приподнялись юбки экзотической красавицы, когда он проносился вверх по лестнице под неодобрительное покачивание головой отца, а затем девушка чуть поклонилась мне и на чистом московском с произнесла: – Здравствуйте, сударь. Приятно, что вы к нам сегодня заглянули. Прошу меня простить, хотелось бы пообщаться, но вынуждена идти и следить за этим не желающим учиться сорванцом.
После чего удалилась на верхний этаж с грацией потомственной княжны.
– Моя дочка. Да. Сарочка! Да-а-а, – с гордостью в голосе, но всё такой же миной вечного запора на лице произнёс Шнипелсьсон, а затем пробубнил себе под нос: – Та ещё вертихвостка, оказывается! Да-а-а. Учишь их учишь, а они всё совсем омосковиться хотят. Да-а-а. Соответствовать желают! Да-а. Ох уж я этому Кельнсману покажу, как моих дочек портить. Да-а-а!
– Эм…
– Простите-таки. Простите! Да. Порой бывает, разочаровываешься в интересах нынешней молодёжи кебуца. Да. Всё хотят быть как все, и чтобы дух Иилифаима из них выветрился. Да-а-а. На волю желают. Да, – пробормотал Михаил, показывая мне рукой на одну из внутренних дверей. – В мастерскую, простите, не зову. Да. Сами понимаете… Да-а-а… А вот в кабинет пожалуйста!
– А что такое «Иллифаим», если не секрет, конечно?
– Да какой-там секрет! Да! – отмахнулся идиш. – То родное и святое Древо нашего народа из мест его древней родины. Да-а-а… К сожалению-таки, недонесённое предками до наших мест и потерянное во время скитаний и странствий моего несчастного народа. Да. Очень печальная история… Да-а-а…
Кабинет анжинерного мастера, в котором он, по его словам, принимал редких заказчиков со стороны, отличался максимально спартанской обстановкой и болезненной чистотой. Два высоких не очень удобных стула, между которыми возвышался самый обыкновенный деревянный обеденный стол. А также мощный кульман с закреплённой на нем доской, обтянутой не очень белой, но толстой бумагой, испещрённой какими-то карандашными зарисовками и числовыми расчётами.
– Итак! Да! Так что привело вас ко мне сегодня, Антон? Да? – произнёс он, усаживаясь за стол напротив.
– Михаил, – я улыбнулся. – Знаете, перед тем как перейти к делу, я хотел бы задать вам один небольшой вопрос, который у меня недавно возник. Если можно, конечно.
– Таки да. Да, – сосредоточенно кивнул он. – Слушаю.
– Откуда вам стало известно моё имя? – я подался чуть вперёд. – Мне точно известно, что вам его не называли.
– О! Таки много ли в этом несчастном Полисе осталось Бажовых?! Да-а-а! – вскинул в эмоциях руки идиш, что было особенно забавно, потому как выражение двухнедельного запора так и не покинуло его лица. – Конечно же, я признал вас из прессы чуть более чем недельной свежести! Да! Вы таки на весь полис ославились, отказав тому щелмэту в немедленной дуэли. Да! Что бы там ни говорили эти жалкие кагафалы, но разумная осторожность не порок… Да! Нет-нет не порок! Да!..
«Осторожность, говоришь… трусость то бишь, – я почувствовал, как внутри опять закипает гнев. – Ославился…»
Я даже не знал, что обо мне что-то написали в газетах… И, судя по всему, это касалось того вызова в храм, который я отклонил. Не знаю, почему… но сейчас меня это обвинение, пусть даже вскользь брошенное совершенно левым человеком, разозлило так, что я еле смог удержать себя в руках.
Я никогда не был трусом! Да я не идиот и умею испытывать страх, но с тех пор как потерял свою родную семью, никогда не играл труса! А теперь они все смеют обвинять меня в том, что я не готов идти на самоубийство по первому же свистку какого-то там урода?
– Я не струсил, – злым шёпотом произнёс я, одновременно не в силах молчать и при этом боясь спугнуть сидевшего передо мной человека, который сейчас был нужен, как никогда!
– Вот-вот! Да! – кивнув, воскликнул Михаил, быстро закивав головой. – Я Изеньке тогда так и сказал! Да! Ничего эти кагефалы не понимаю! Да! Не может быть трусом человек, спасший нашего Мойшу от такой жуткой участи! Да-да! Отступить перед позорным щелметом – есть не трусость, но мудрость! Да! Что вообще находит молодёжь в этих дуэлях! Да! Дуэли, говорю я Изеньке, не приносят прибыли, пойми, глупый старый кедоц! Да! И вы знаете что, он-таки согласился со мной! Да.
– Хорошо, – кивнул я, стараясь говорить как можно естественнее, хотя внутри всё продолжало клокотать. – Михаил, у меня к вам как к деловому человеку есть следующее предложение…
И я озвучил то, что обдумывал в последние время, когда с каждым днём всё сильнее ощущал вонзающиеся в моё тело шипы Уробороса и понимал, если не пойду за проклятым «Игнисом» – быть беде. И дело даже не в том, что я желал быть настоящим главой клана. Нет, последнюю неделю я буквально физически чувствовал, как оставшееся время моей жизни буквально убегает сквозь пальцы.
Не знаю даже, как объяснить… Складывалось ощущение, что я медленно и неотвратимо приближаюсь к лобному месту, где вот-вот должна состояться моя казнь. Шаг – день. Ещё шаг – следующий. И осталось не так уж и много, в то время как я в это время сижу на попе ровно и, не то что не хочу, не могу шевелиться. По объективным причинам. Потому что просто не знаю, что делать и куда бежать!
И это выматывало. Не то чтобы мне было страшно. Просто в коттедже Ольги Васильевны будто поселилось что-то липкое и неприятное. Нечто, что заставляет меня переживать… нет. Каждую минуту ждать чего-то неизбежного… И, слава Древу, не далее как пару дней назад моя новая родственница вдруг вспомнила ночью то самое место, в котором располагался сокрытый за барьерами старый Бажовский посад.
Вот я и решился. Не далее, как вчера, вновь проник в старый схрон моего клана в катакомбах под городом. С драгоценностями связываться не стал, хоть и довольно просто было, изуродовав их, просто переплавить в золото и извлечь камни. Вот только сколько в итоге понадобится – непонятно. Вместо этого забрал несколько хрустальных кирпичиков с приготовленными предыдущими поколениями Бажовых начищенными частями добытых ими с монстров, живущих глубоко под Москвой. Они мне и так без надобности, я не знаю им цены, а если действительно умру, они и вовсе не пригодятся.
Зато есть человек, который в них разбирается, и если и обманет с ценой, не будет задавать лишних вопросов. Старый идиш. К нему-то я их сегодня и принёс. Вначале для оценки и, если выгорит по деньгам, с просьбой в обмен тайно организовать для меня сопровождение из группы хороших проверенных наёмников в интересующее меня место. В клановый посад.
– …Вот, посмотрите, – произнёс я, доставая из-за пазухи хранившийся там свёрток.
От старого Золотых дел анжинерного мастера я вышел в куда лучшем настроении, нежели был. Даже воздух после ответа Михаила стал казаться каким-то сладким, а с плеч словно слегка сполз давивший всё это время тяжёлый груз.
Конечно же, идиш меня обманул. Я даже не хочу гадать, какой он там себе откусил гешефт от моих проблем, потому как заработать в этот момент вовсе не было моей самоцелью! Деньги меня сейчас вообще совершенно не интересовали – жизнь в любом случае куда как дороже. А честь главы клана стоит ещё выше.
Так что договорились – а дальше трава не расти!
Бугаи охранники, всё так же резались в карты возле крыльца на перевёрнутом мусорном бачке. Словно я и не просидел часа два в душной комнатёнке, гордо именуемой «кабинетом для приёма посетителей» в доме идиша. Однако кое-что в переулке всё-таки изменилось. Так возле моего пароцикла, пристёгнутого толстой цепью за раму и колесо к массивной решётке технической подсобки, самозабвенно прямо перед горе-охранниками копались пятеро мужичков, очень, скажем так, приметной придонной наружности.
– Ребят, а вы понимаете, – произнёс я, покосившись на громил-картёжников. – Что если бы я вышел от вашего босса и не нашёл свой пароцикл, у вас у первых были бы проблемы?
– А нам пох! – ответил один из них, не отрываясь от забора карт из колоды. – Гопан, пять копеек.
– Нам, парень, за это не платят! – усмехнулся второй. – Поднимаю ставку.