РPeriophtalmus sobrinus. Определить это мне не составило особого труда, так как на Сейшельских островах встречается лишь два вида илистых прыгунов…
Впрочем, в моих выводах не было ничего сенсационного. Илистые прыгуны часто встречаются на берегах Индийского и Тихого океанов. Но для меня, видевшего лишь фауну побережья Атлантического океана и Карибского моря, где эти «рыбы-амфибии» не водятся, в этом-наблюдении было много нового и увлекательного. Я мог часами любоваться веселыми прыжками маленьких скалолазов и размышлять, скажем, об удивительной приспособленности их зрения к воздушной среде. В воде илистые прыгуны видят плохо, но стоит им высунуть глаза из воды, и они видят все вокруг на несколько метров. Для рыбы, которая охотится на поверхности воды, это очень важно.
Однажды вечером управляющий отелем индиец Дуду Чудасама родом из Занзибара пригласил меня на весьма странную рыбную ловлю. Она состоялась примерно в полночь, при полной луне, прибое и самой низкой точке отлива. В это время суток можно было зайти далеко за береговые рифы, и Дуду использовал эту возможность, чтобы с помощью карманных фонарей и палок с крючками на концах «удить» в лужах, оставленных на берегу отливом. К нам присоединились два официанта из бара и ночной сторож. И хотя я не ожидал ничего веселого от такого рода охоты с загонщиками, я все же согласился участвовать в ней в качестве наблюдателя, водрузив на ноги толстые сандалии для защиты от острых кораллов и возможных уколов каменной рыбы.
Рыбалка была не очень удачной. Моим спутникам удалось оглушить с десяток небольших рыбешек и трех небольших, но вполне съедобных каракатиц. На следующий день мне дали попробовать лакомый кусочек, приправленный, как обычно, уничтожающим вкус всякой пищи соусом-карри, который употреблялся тем чаще, чем беднее кухня.
Это были три экземпляра из вида восьмируких моллюсков (Octopus), питающихся главным образом ракообразными и слывших почему-то наиболее «смышлеными» из всех беспозвоночных животных. Каракатицы, естественно, пытались обороняться, что было бесполезной защитой против людей, вооруженных крючьями, которыми они шарили по дну их тесного убежища. Один постоялец отеля, американец, видимо не знавший, что каракатица способна нанести ответный удар своими острыми сильными челюстями, предназначенными природой для охоты на крабов и лангустов, проявил неосмотрительность и получил сильный щипок в руку.
Пока шла ловля, я бродил по берегу и наблюдал. Кое-где мне попадались морские огурцы, достигавшие в длину двадцати, а иногда и более сантиметров. Этих странных, похожих на колбасу, моллюсков из рода Holothuria я, конечно, видел и раньше во время купания, а иногда даже ради развлечения опирался на них ногой — не сильно, но достаточно для того, чтобы они в целях самообороны выпустили (через задний проход) белое «облачко», которое, в отличие от первого оборонительного средства каракатиц, не предназначается для дезориентации противника. У морских огурцов это облачко состоит из вещества, способного в воде застывать в клейкие волокна, опутывающие обидчика; в любом случае они испортят ему аппетит и принудят оставить намеченную жертву в покое.
На Сейшельских островах почти никто не ест черных морских огурцов. Лишь китайцы-иммигранты, поселившиеся на некоторых островных группах, до сих пор варят из них суп. Их употребляют в пищу также некоторые народы Восточной и Юго-Восточной Азии, где они известны под именем трепангов.
В прежние времена сейшельцы экспортировали морские огурцы в Сингапур и Гонконг. В справочнике по Сейшелам за 1928 год сообщается о некоем торговце по имени Чан Сам-трепанг и об экспортируемых им трепангах. Однако вывоз морских огурцов с Сейшельских островов никогда, по-видимому, не был особенно большим. Как мне удалось узнать, в 1938 году эта экспортная статья составила 408 килограммов с весьма скромной общей стоимостью в 163 рупии.
Помимо морских огурцов, морских ежей и больших морских звезд, так плотно пристающих своими двумя или тремя щупальцами к скалам, что их невозможно отодрать, не разорвав при этом на части, на морском дне, что напротив отеля, почти не на что было смотреть. Конечно, в такой близости от туристического центра не приходится рассчитывать на богатую фауну моллюсковых. И тем не менее, однажды я нашел на берегу раковину красивой хищной улитки из рода Lambis длиной в десять сантиметров. Эти улитки, за характерный Для них панцирь с длинным рядом «ножек» с одной стороны, получили свое название «паучья улитка». Обычно море выносит на берег лишь небольшие раковинки улиток.
А во время нашей ночной «экспедиции» единственной необычной находкой была алая морская звезда, не считая тех бедных каракатиц, которые кончили свою жизнь в кухонном горшке.
В других местах мне везло больше, в особенности на островах Кузен и Ла-Диг, где я собрал маленькую коллекцию красивых раковин каури, полосаток и т. п., которые туристы охотно берут с собой в качестве сувениров. Кроме ракушек в моей коллекции оказались «пепельницы» в виде раковин моллюсков из рода Tridacna. К этому же роду принадлежат гигантские улитки, иногда называемые в литературе «раковинами-убийцами». В одной научно-популярной работе говорится, что «сила, с которой моллюск захлопывает свою раковину, настолько велика, что ныряльщик, по неосторожности угодивший в нее ногой, может лишиться ее».
Существует одно любопытное свидетельство, принадлежащее голландскому автору, настолько древнему, что даже Брем цитирует его со словами «даже старый Румфиус». Этот Румфиус, о котором я уже упоминал, когда речь шла о двойных кокосовых орехах, утверждал в своем объемистом труде об индонезийском островном мире, что гигантские улитки своими раковинами запросто могут перерезать якорный канат и тросы. Равным образом «каждый, кто попытается сообразно этому рукой схватить открытую раковину, лишится своей руки, если прежде того не просунет что-либо между ее створками, чтобы она не смогла закрыться».
Гигантские раковины были известны в Европе и до «старого Румфиуса». Экземпляр такой раковины средней величины, предположительно с Индийского океана, в XVI веке был послан Венецианской республикой королю Франции Франциску I. Постепенно она перекочевала в церковь «Сен-Сюплис» в Париже, где и по сей день используется в качестве сосуда для хранения святой воды. Я видел, как более мелкий экземпляр использовался для аналогичной цели на Сейшельских островах. Но Румфиус, видимо, был первым, кто стал утверждать, что Tridacna способна отрезать руку или ногу человека. А дальше произошло то, что частенько бывает, когда «ученые мужи» списывают друг у друга: его домыслы стали кочевать из одной работы в другую.
Когда же кое-кто усомнился в том, что раковины гигантских улиток так точно рассчитаны природой, что могут действовать как орудие ампутации, вместо утверждений Румфиуса появились истории о том, как легко застрять ногой в такой раковине. В книге об одной шведской любительской экспедиции к коралловым рифам в Красном море мы читаем: «Многие ныряльщики встретили мучительную смерть, безжалостно пойманные за ногу на морской глубине».
В литературе и в печати мы сплошь и рядом встречаем заметки о подобного рода несчастных случаях на море, в частности на австралийском Большом Барьерном рифе, где обитают самые гигантские из гигантских моллюсков. Лишь после того, как один американец Роджер Кэрас собрал материал для книги о более или менее опасных животных («Дикие животные, опасные для человека. Дефинитивное исследование их общепризнанной опасности для человека». Филадельфия, 1964), озадачившей специалистов по гигантским улиткам, оказалось, что не существует ни одного документального свидетельства о том, чтобы «раковина-убийца» лишила жизни человека. Это говорит о том, что истории о смертельных случаях представляют не что иное, как пустой вымысел, и что вид Tridacna, следовательно, не более опасен, чем гигантские улитки, интересные не только своими размерами (их раковина порой достигает полуметра в диаметре и весит до 250 килограммов, а то и больше, при возрасте, значительно превышающем сто лет), но и тем своеобразным образом жизни, который они ведут на коралловом рифе.
Подобно другим улиткам, они частично питаются водой, которую пропускают через отверстия в своей мантии. Их жабры поглощают кислород и отцеживают микроскопические водоросли, а также другие органические частицы. Но этой пищи, однако, недостаточно, чтобы удовлетворить аппетит гигантских улиток. Необходимый для них вспомогательный рацион составляют одноклеточные зеленые водоросли, живущие внутри мантии и в процессе своего роста использующие солнечный свет для фотосинтеза, то есть образования нового органического вещества. Другими словами, гигантские улитки живут в симбиозе с водорослями, которых они подставляют солнечному свету, открывая свои раковины. Размножающиеся водоросли попадают в печень добавочным источником питания гигантских моллюсков.
В западных районах Индийского океана и в Красном море встречаются гигантские улитки лишь средних размеров. Самые большие экземпляры — 40-сантиметровые Tridacna squamosa, или 20–30-сантиметровые из вида Tridacna maxima, которые с трудом оправдывают свое «максималистское» название и менее всего могут быть заподозрены в способности задержать на дне морском взрослого человека. Они вполне съедобны, и в некоторых местах их собирают для употребления в пищу. Однако есть другие моллюски, встреча с которыми может быть небезопасной.
Большим спросом у собирателей раковин пользуются похожие на фарфоровые изделия улитки-полосатки народа Сопиз. Они удивительно красивы, но опасны, поскольку ведут хищный образ жизни, умертвляя добычу своеобразным язычком, снабженным рядом шипов. Большинство животных пользуются такими шипами для разрыва пищи. У полосатки же они — своего рода ядовитый шприц. Моллюск медленно подбирается к своей добыче и языком гарпунирует ее, подтягивая жертву ко рту.