В тропических морях встречаются сотни различных видов полосаток. За некоторые из них собиратели раковин, в особенности в США, платят довольно большие деньги. Одно американское издательство выпустило в свет своеобразный прейскурант раковин: «Каталог раковин Ван Ностранда». Большинство раковин из рода Conus оцениваются в нем в сто и больше долларов; самым дорогостоящим считается вид С. gloria maris. Красивый экземпляр этой раковины каталог оценивает в 650 долларов, а платят за него, наверняка, дороже. Самая большая и самая роскошная из этих раковин, стоимостью в 2 тысячи долларов, хранится в одном из филадельфийских музеев.
При таком положении вещей охотников за раковинами не очень-то пугают ядовитые шипы полосаток, а также и то, что некоторые из их коллег лишились жизни на коралловых рифах. В то время как в западной части Тихого океана нашли не более тридцати полосаток (Conus gloria maris), рифы у Сейшельских островов изобилуют Conus textile, называемыми так за свой «текстильный рисунок», а также Conus geographicus, раскраска которого, вероятно, напоминает географическую карту.
Из тридцати восьми человек, которых в разное время и в разных уголках земного шара укусили ядовитые улитки, одиннадцать умерло. До сих пор не удалось найти противоядия. Единственный способ спастись (как и при змеином укусе) — разрезать рану и постараться высосать из нее как можно больше яда, а затем наложить плотный жгут.
Охотники за раковинами, в особенности профессионалы, стараются собирать живых улиток, чтобы раковины были в полной сохранности. Стремясь заработать побольше, они вынуждены рисковать. В общем-то, это — их дело, конечно, до тех пор, пока коралловые рифы не будут целиком разграблены. Но в последнее время коралловые рифы доступны слишком многим фанатичным собирателям раковин.
Что касается меня, то мне вполне достаточно пустых раковин, которых само море выбрасывает на берег. Они вполне годятся для сувениров, несмотря на то, что местами их поверхность слегка истерлась о песок и камни.
Особенно не повезло моллюскам, живущим вокруг острова Маэ. Профессиональные охотники за раковинами и страстные любители-ловцы в значительной мере опустошили коралловый риф. Поэтому необходимо как можно скорее принять защитные меры, и прежде всего присоединить как Маэ, так и другие острова к национальному заповеднику, не дожидаясь, пока воздушный транспорт 70-х годов превратит Сейшелы в центр массового туризма. В некоторых местах, например у берегов Флориды, в Вест-Индии и вблизи туристских центров у берегов Восточной Африки, рыбная ловля и охота у коралловых рифов уже запрещены. Это — единственный способ спасти рифы как природные достопримечательности, сохранив их хотя бы для многочисленных мирных «наблюдателей», которые просто плавают вокруг них и фотографируют красочную подводную фауну.
Сейшелы — «дьявольские острова»
Благодаря своему здоровому, прохладному и ровному климату, своей привлекательной природе и, что немаловажно, изолированному положению, которое затрудняет побег с островов или даже попытку установить связь с окружающим миром, Сейшелы с 1875 года стали местом ссылки для «строптивых» королей и вельмож, «неудобных» политиков и свергнутых вождей. Примерно-так Джон Бредли в своей «Истории Сейшельских островов» начинает раздел о политических деятелях, высланных сюда британскими властями в период расцвета Империи из колоний и так называемых протекторатов.
Он мог бы прибавить одно столетие, поскольку еще Наполеон, впоследствии сам ссыльный номер один для англичан, отправил на Сейшелы целых два корабля, груженных потенциально и действительно опасными преступниками. Ко временам французского владычества относится и наиболее фантастическая из всех историй о людях, которые отбывали ссылку на этих далеких островах.
Однажды на Маэ меня представили одному почтенному джентльмену, которого, разумеется, не зовут Бурбоном, но который уверен в том, что ведет свой род от этой королевской династии. Мсье Анри Гонтье, владелец плантации близ Анс-Руайяль в южной части острова, у себя дома хранит коллекцию реликвий. Сам он считает (и сумел убедить других), что она подтверждает его родословную от Людовика XVI и сына Марии-Антуанетты, маленького дофина Людовика-Карла (Луи-Шарля). Если это так, то «Людовик XVII», как роялисты называли мальчика после смерти его отца на эшафоте, был по-своему самым выдающимся историческим лицом, высланным на Сейшельские острова.
Сама по себе претензия на родство с Людовиком-Карлом довольно оригинальна, если принять во внимание, что последний, даже после того как сначала его отец, а потом и мать были казнены, содержался в башне Тампль, где, согласно официальным источникам, в 1795 году он и умер от туберкулеза в возрасте около десяти лет. Слухи о том, что на самом деле в тюрьме умер другой мальчик, не новы. Настоящий дофин якобы после смерти Марии-Антуанетты был выкраден из тюрьмы и спрятан в неизвестном месте, а вместо него в Тампль посадили другого. Это, в частности, утверждала вдова одного сапожника, казненного в 1794 году, который какое-то время сторожил наследника.
В XIX веке так много людей выдавало себя за Людовика XVII, что это имя в результате приобрело дурную славу. Даже в 1926 году у Людовика нашлись потомки. Им оказался один немецкий часовщик, самостоятельно боровшийся за «право» на французский престол и заявивший о своих претензиях в Париже. Вместе с тем никто не мог представить точных доказательств, что в башне Тампль умер настоящий дофин. Так что нет ничего безрассудного в размышлениях о том, куда он мог исчезнуть. С этой точки зрения история одного из предков Гонтье, Пьера-Луи Пуарэ, настолько правдоподобна, что над ней никто не смеется.
Пуарэ прибыл на Сейшелы, будучи еще совсем молодым человеком, на французском фрегате «Маренго», скорее всего с Иль-де-Франс (Маврикий). По одной из версий, он сошел на берег на изолированном, но населенном острове Пуавр в Амирантском архипелаге, в то время как судно с двумя другими пассажирами на борту поплыло к острову Маэ. Полагают, что один из пассажиров, человек по имени Эме, вез с собой инструкции французскому коменданту Сейшельских островов де Кенсси. Согласно другой версии Пуарэ прибыл сразу на Маэ. Прибытие «Маренго» было отмечено в судовом регистре 22 мая 1805 года.
Как бы там ни было, доподлинно известно, что Пуарэ поселился на острове Пуавр. В те времена на острове выращивали хлопок (теперь там растут лишь кокосовые пальмы). Он получил работу на хлопкоочистительной фактории. От одной мулатки по имени Мари-Дофин (не любопытно ли?) в 1817 и 1818 году у него родились две девочки. Сохранилась составленная нотариусом бумага, в которой Пуарэ подтвердил свое отцовство, когда его дочери впоследствии вышли замуж.
После 1822 года Пуарэ перебрался на Маэ, где ему выделили землю под хлопковую плантацию и рабов. Франция к тому времени уступила Сейшельские и близлежащие острова Великобритании, и, согласно одному старому источнику, земельные дела Пуарэ устроил Е. Мэдж, доверенное лицо британских властей. Бывший начальник архива Уэбб утверждает, однако, в своей «Истории Сейшел», что инициатива в этом деле принадлежала Кео де Кенсси, который после прихода англичан все еще продолжал свою деятельность на островах, правда, уже в качестве мирового судьи.
Живя на Маэ, Пуарэ, похоже, держался на расстоянии от других французских колонистов. Те же, в свою очередь, относились к нему с большим уважением, за исключением, вероятно, «террористов», сосланных на острова Наполеоном. Последние дали ему прозвища Фламан (народное название башни Тампль) и лё Капэ, как революционеры называли заключенного в нее дофина.
Когда в 1856 году Пуарэ умер в возрасте около семидесяти лет, он оставил новую жену и детей — всех вместе не менее семи человек, и у каждого одно из имен было Луи или Мария. Одну из девочек звали попросту Марией-Антуанеттой, а младшего сына — Луи-Шарлем.
Пока был жив де Кенсси, ничто не пролило свет на загадочное появление Пуарэ на островах. Но после смерти бывшего французского коменданта в 1827 году Пуарэ стал открыто претендовать на свою идентичность с Людовиком-Карлом, читай «Людовиком XVII». У Гонтье сохранился фрагмент наброска письма, в котором Пуарэ пишет: «Я — сын Людовика XVI и Марии-Антуанетты, тот, которого считают похороненным более сорока лет назад и который теперь хочет сообщить о… с тех пор, как в 1792 году Папа́ разлучили с Мама́н в башне Тампль, когда Папа́ передали в руки палача. Потом меня перевезли в Дюнкерк… я занимался физическим трудом на одном из Сейшельских островов. Я надеюсь вернуться. При встрече я расскажу вам больше».
Это письмо было написано в 1838 году и адресовано брату Марии-Антуанетты, великому герцогу Карлу Австрийскому. Но Пуарэ писал и другим европейским августейшим особам, особенно свергнутому в 1830 году французскому королю Карлу X, иначе графу Д’Артуа, младшему брату короля Франции, гильотинированному во время Французской революции. В письмах к нему Пуарэ утверждал, что он его племянник. Вся корреспонденция Пуарэ переправлялась через английского чиновника Мэджа. Уэбб считает, что последний знал от Кенсси о подлинном происхождении Пуарэ и был уверен в правильности этих сведений.
Можно ли рассматривать историю о Пьере-Луи Пуарэ как доказательство в пользу той версии, что французские роялисты действительно спасли жизнь «Людовику XVII», но что впоследствии мальчика посчитали «неудобным», и влиятельные родственники убрали его со своего пути? Самым безопасным было бы, конечно, предположить, что этот странный человек, живший на Сейшелах, был попросту психически ненормальным, что в голову ему запали слухи о спасении дофина из башни Тампль и что Кео де Кенсси и Мэдж были к нему снисходительны.