Осколки континента — страница 40 из 67

Вот уже более двух лет многие сейшельцы говорят: «Индийцы, уезжайте домой!» Примерно так говорил и Синон: «Сулеман Адам говорит, заткни глотку и ешь рис, у вас нет никакой национальности! Если каждый „малабар” думает, как Сулеман, что на этих островах в течение последних двухсот лет жили лишь черепахи и крокодилы — и что они принадлежат любому, кто сюда приедет, — то индийцы сильно ошибаются. У Сулемана может быть здесь британское право гражданства, но не право рождения. Острова принадлежат тем, кто на них родился».

Синон говорил о том, что индийцы держатся особняком от остального населения, культура которого ближе к Франции, и что они редко вкладывают какие-либо средства — если вкладывают вообще — на социальные нужды Сейшел, здравоохранение, образование и т. п. Они посылают свои деньги за границу, а собственностью владеют здесь, на островах. Если они не желают быть солидарными со своими согражданами, они могут уезжать прочь!

ОПН — социалистическая партия. На ее манифесте — старый лозунг: «Свобода — Равенство — Братство», а основные пункты манифеста — аграрные реформы, равное образование для представителей всех социальных слоев и развитие рыбной промышленности. Я, однако, не смог обнаружить в ОПН той «красноты», которую постоянно приписывают ей ее противники. Несмотря на то, что некоторые члены ОПН в своих воззрениях определенно зашли далеко влево, у нее имеются и такие идеи, которые носят совсем иной характер. Один из представителей этой партии в колониальном Законодательном совете, плантатор с острова Ла-Диг, француз по происхождению, как ни странно отозвался о Южной Африке как о довольно хорошей стране. Двое его детей эмигрировали туда. Там у них возможности значительно шире, чем на наших маленьких островах, сказал он мне.

Думается, что если такая разношерстная партия придет к власти, Сейшелы получат то, что в Швеции мы называем «смешанной экономикой». Возможно, по своему социально-экономическому положению они будут похожи на то, к чему сейчас приближается независимый Маврикий, до сих пор входящий в Британское Содружество Наций.

В настоящее время, как и ранее, ОПН выступает за независимость. Ее члены гордятся тем, что в Африке их партию считают лидером Сейшельского национально-освободительного движения. Но, так как время для решительного шага пока не настало, ОПН за несколько лет до выборов 1967 года изменила свое требование независимости в требование «статуса ассоциации с Великобританией», то есть именно такого политического устройства, о котором я говорил Мэнчему. В любом случае члены партии стремятся к автономии для того, чтобы легче было разрешить социальные и другие противоречия.

Одновременно с этим партия выступает против любой попытки строительства иностранных военных баз на Сейшелах и других островах Индийского океана, включая, конечно, и острова Альдабра. Мне сказали, что британские колониальные власти предоставили своему американскому союзнику слишком большие льготы для их станции слежения за спутниками: аренда за землю, где возведена станция и где стоят автофургоны, в которых живет обслуживающий персонал[27], носит чисто символический характер (чуть ли не доллар в год), а высокооплачиваемые американские служащие, которые иногда годами живут на Маэ, полностью освобождены от налогов.

Не успели американцы обосноваться на Сейшелах, как вспыхнул конфликт. Станция нуждалась в местной рабочей силе, но ее владельцы оказались жадными до денег. В результате в сентябре 1964 года произошла первая в истории Сейшельских островов забастовка, в ходе которой начальник станции, майор Болье, отказался признать профсоюз партнером по переговорам. Английскому губернатору, однако, удалось все уладить, и с тех пор американские ВВС платили своим местным сотрудникам ту же заработную плату, что и колониальное правительство своим служащим.

Когда двумя годами позже на Сейшелах снова вспыхнула забастовка, того же самого губернатора — Его Превосходительство Достопочтенного Графа Оксфордского и Асквитского — охватила паника. На этот раз речь шла чуть ли не о всеобщей забастовке. На открытом месте в Виктории собралось около трех тысяч рабочих. Никаких беспорядков не возникло. Забастовщики лишь не желали расходиться, дожидаясь результатов, которых добьются для них профсоюзы и ОПН. Но, по требованию губернатора, на Сейшелы был послан эскадронный миноносец, чтобы разогнать забастовщиков.

Этот случай был рассмотрен в одном из комитетов ООН. Члены комитета указали на всю странность того обстоятельства, что Великобритания, не желавшая положить конец жестокому самоуправству белых колонистов в Родезии, в то же время не отказалась от проведения «политики канонерок» в отношении одной из самых маленьких своих колоний, где три тысячи рабочих потребовали всего-навсего повышения заработной платы.


В феврале — марте 1969 года снова вспыхнула забастовка, и снова причиной ее послужила низкая оплата труда на американской станции слежения за спутниками, точнее, в фирмах «Мсье Уильям Померой Лимитед» и «Мсье Ришар Мэнчем Лимитед», находившихся в распоряжении американских ВВС. Сейшельское правительство незадолго до этого повысило своим рабочим минимальную заработную плату на двадцать пять процентов, а названные выше фирмы отказались последовать этому примеру, что послужило поводом к забастовке, во время которой взорвались две бомбы у Помероя. Губернатор ввел на островах чрезвычайное положение. Началось судебное расследование, но совсем по другому поводу.

Забастовка приняла всеобщий характер и длилась несколько часов, до тех пор пока американское военное начальство в тот же день не обязалось выплатить местным предпринимателям компенсацию за повышение заработной платы, требуемое рабочими.

Вскоре после окончания забастовки одному из профсоюзных лидеров, Филиберу Луазо, было предъявлено обвинение в том, что во время этой забастовки он «силой» помешал работать трем штрейкбрехерам, занятым на дорожном строительстве. Проезжая будто бы мимо, он остановился, вылез из машины, отнял лопату у одного из рабочих и приказал всем троим кончать работу, так как идет забастовка.

Показания штрейкбрехеров были очень противоречивы. Свидетели от ОПН утверждали, что в течение указанного времени Луазо не отлучался из партийно-профсоюзной штаб-квартиры. Он был целиком поглощен переговорами, которые привели к скорому прекращению забастовки. Несмотря на его алиби, английский судья, служивший до этого на Занзибаре, признал Луазо виновным и приговорил его к трем месяцам заключения.

Никто, однако, не удивился, что Луазо был освобожден сразу же после того, как обжаловал приговор в Сейшельском верховном суде. Решение суда выглядело как серьезное предупреждение судье, вынесшему неправильный приговор. К сожалению, правосудие на Сейшельских островах не всегда вершится по справедливости. Тот же самый Луазо в 1955 году чуть было не стал жертвой «смертной казни на основании ошибочного судебного приговора…»

В апреле того года в Викторию пришел военно-транспортный корабль с сейшельцами, служившими в английских войсках на Ближнем Востоке. В порту напротив, отеля «Герб пирата» вспыхнула драка. На пирсе было как всегда многолюдно. Многие приходили сюда посидеть на длинной каменной стене. В одной из групп было три человека: Филибер Луазо, его младший брат Патрик и еще один человек по имени Гобин. Другая группа людей, находившихся на пирсе, состояла из одного пожилого мужчины, Феликса Бейкера, и трех женщин. Третья — состояла из проституток и подобных им особ.

Из города в порт вернулись индийские моряки-мусульмане, служившие на английском корабле. Они добросовестно отпраздновали свое прибытие на Сейшелы, и один из матросов был сильно пьян. Двое из них вошли в отель за пивом. Пока эти двое ходили, остальные стали приставать к сидящим на стене. Один из матросов ударил Филибера Луазо, а тот дал ему сдачи. Бейкеру также досталось от того же самого матроса, но он повалил обидчика на землю. Поднявшись на ноги, матрос ринулся на проезжавшего мимо мальчика-велосипедиста и сбил его с велосипеда и т. д. Было очевидно, что выпитое пиво сильно ударило моряку в голову.

Большинство зрителей предпочло скрыться в отеле или отойти в местечко потемнее. Таким образом, то, что потом произошло, вполне могло быть «междоусобной» дракой, в которой участвовали лишь сами матросы. Те двое, что пошли за пивом, вернулись, и один из них, старший в группе, приказал всей компании вернуться на корабль, но своим приказом лишь подлил масла в огонь. Кто-то ударил старшего матроса ножом. Раненого доставили в госпиталь, где он скончался от потери крови. Тем временем матроса, затеявшего драку, ранили в руку. Несмотря на кровотечение, он не умерил свой пыл и продолжал драться, когда братья Луазо и Гобин, выйдя на пирс, снова наткнулись на него. Они посоветовали матросу срочно обратиться к врачу и перевязать рану, в ответ на это тот ударил Филибера в грудь раненой рукой, выпачкав кровью его рубашку.

Хотя в тот момент, когда началась поножовщина, вокруг отеля и было много народа, мало кто видел, как все произошло, за исключением Уиллии Купидон, которую на следующее утро вызвали на допрос в полицию. Во время драки она подошла к дерущимся матросам и видела, как один из них ударил другого, лежавшего на земле.

На следующее утро транспортное судно покинуло Викторию. Как это ни удивительно, вместе с ним дали уйти в море и всем матросам — свидетелям убийства. На Маэ остался лишь раненный в руку матрос по имени Мооса Баба, судя по всему, зачинщик. В Виктории он нашел убежище у влиятельного индийского торговца, также мусульманина. В ходе последующего судебного разбирательства этот купец сопровождал матроса, и, что удивительно, никто не относился к Мооса Баба как к подозреваемому в убийстве.

«Правосудие» избрало своей жертвой не его, а «запятнанного кровью» Филибера Луазо и его товарища Бобина, которые, согласно показаниям свидетелей, во время поножовщины находились далеко от места происшествия. Судья был весьма странной личностью. Годом раньше пятьдесят жителей подписали петицию о снятии его с занимаемого поста, в частности за то, что он был алкоголиком, водил машину в нетрезвом состоянии и имел множество других недостатков. Петиция была отклонена частично потому, как считали многие, что судья был старым школьным другом губернатора, а в других местах его просто не взяли бы на должность судьи. Проще всего было оставить его на изолированных от всего мира Сейшельских островах, пока он не выйдет на пенсию…