бы потому, что индивиды «чистой расы» являются здесь исключением. В наследственную кладовую сейшельского населения внесли свой вклад французы, африканцы, малагасийцы, англичане, индийцы, китайцы и, кроме того, члены команд проходящих мимо судов всех наций мира, сосланные сюда потентаты[7] из других британских владений и просто чужеземцы-путешественники. Однако здешние жители отнюдь не чувствуют себя равноправными. Англичане, верные традициям, сложившимся в начале XIX века, свысока относятся к сейшельцам всех цветов кожи. Один из моих друзей рассказал, что, посещая Лондон, он обычно сохранял благожелательность и дух коллегиальности в «Колониэл Офис», и других подобных заведениях. Но стоит ему приехать на Сейшелы, он тут же садится «на высокую лошадь» и ему становится трудно общаться с чиновниками-сейшельцами. Англичан не встретишь в баре за рюмкой вина или в местном клубе. И в то же время, приезжая на Сейшелы в качестве государственного служащего, англичанин, если у него есть дело к чиновнику высшего ранга, должен обратиться сначала к секретарю губернатора. Он не имеет права на прямой контакт с избранными народом членами Управляющего совета Сейшел.
Разумеется, подобная ситуация недемократична, даже смешна в колонии, где население так малочисленно, что все знают друг друга. Но подобные явления могут быть объяснены и бюрократизмом. Более серьезная опасность, пожалуй, кроется в расовых предрассудках местного населения. Лица французского происхождения держатся на расстоянии от всех прочих. Это касается не только социальной группы, которую называют «большими белыми».
Я встретил на Ла-Диге светлокожую девушку, школьную учительницу, родители которой принадлежат к так называемому «среднему классу». Она жаловалась мне, что мать не разрешает ей даже танцевать с «красными» или «черными», так как это «неприлично для белой девушки». Вместе с тем очевидно, что эта девушка и ее родители не «чистые европейцы». У нее широкоскулое лицо с чертами, явно свидетельствующими как о монголоидных (с Мадагаскара), так и о негроидных примесях.
Еще один пример. Зажиточная семья плантатора, придерживаясь традиций, идущих от первых колонистов, отказывается признавать родство со своим однофамильцем из Виктории, хотя тот считается одним из самых богатых и перспективных деловых людей на Сейшелах. Они заявляют, что его семья незаконно присвоила себе эту фамилию. В действительности речь идет о ветви того же рода, но уже не чисто европейской.
После того как «Ассоциация налогоплательщиков и производителей» сейшельской аристократии в 1963 году начала активную борьбу за самоуправление (еще до введения всеобщего права голоса), даже либералы были вынуждены противодействовать слишком быстрому развитию событий из опасения, что этот островной мирок может превратиться в новую Родезию.
Право же нельзя утверждать, что в настоящее время на Сейшельских островах отсутствуют тенденции к сегрегации. Повсюду «степень европеизма» в происхождении имеет огромное значение, а светлый цвет кожи символизирует «знатность». В церквях светлокожие сидят на первых местах. Хотя после введения права гражданства в 1967 году здесь перестали, казалось бы, «оценивать по доходам» и тем самым была создана почва для демократизации, расовые предрассудки здесь, как и в современной Вест-Индии, имеют настолько глубокие корни, что потребуется смена не одного поколения, чтобы изжить их. Одним из самых сильных оскорблений сейчас, как и прежде, является: «Уйди прочь, кафр!». Само по себе это свидетельствует об унижении человеческого достоинства краснокожих и чернокожих.
На Сейшелах довольно редко встречаются люди с признаками регулярного недоедания, как и люди действительно плохо одетые. Но это лишь обманчивая видимость. Уровень безработицы здесь огромен. Тот, кто имеет хоть какую-нибудь работу, в большинстве случаев получает мизерную, помесячную или поденную, заработную плату. Дети выглядят относительно упитанными лишь потому, что в школе они получают дополнительное питание. А взрослые не ходят «в тряпье», так как сейшельцы слишком горды, чтобы внешне проявлять свою бедность.
Обычно чужеземец не имеет представления о лачугах бедняков, разбросанных в стороне от торговых путей. И я не увидел бы их, если бы друзья не предложили отвезти меня в труднодоступные горные селения на юге Маэ в районе Анс-о-Пэн.
В одной из лачужек, на площади, едва ли превышающей десять квадратных метров, ютилось шесть человек: двое стариков, их дочь и ее трое внебрачных детей. Никакой мебели — на полу лишь тряпье и лохмотья, где они все вместе спали. Семья жила на 30 рупий в месяц, зарабатываемых старушкой у одного богатого индийца, владельца близлежащей плантации. Старик и его взрослая дочь — безработные.
Наверное, в подобной хижине стоило бы побывать некоторым писателям-путешественникам, рекламирующим тропические острова типа Сейшел как потенциальные туристические центры с бунгало, барами и песчаными берегами. Они удивляются сенсационно низким ценам, не принимая во внимание, что владельцы отелей здесь наживаются за счет персонала с невероятно мизерной зарплатой.
Левая партия ОПН подсчитала, что средний прожиточный минимум семьи из четырех человек (мужа, жены и двух детей) на Сейшелах 165 рупий в месяц. При этом 25 рупий составляет квартплата (за маленький некрашеный деревянный домик), 28 рупий стоят 20 килограммов неочищенного риса, по десять — рыба, одежда и так далее. Однако еще и сейчас (когда я пишу эти строки) немногие достигли и этого скромного прожиточного минимума, несмотря на то что профсоюзы вместе с ОПН постоянно ведут борьбу за улучшение условий жизни.
Месячная заработная плата квалифицированного рабочего на государственных предприятиях колеблется между 148 и 190 рупиями. Значит, некоторые из них перешагнули черту «среднего достатка». Рабочие средней квалификации получают не более 128–144 рупий, а заработок неквалифицированных рабочих составляет всего 92 рупии в месяц. Не удивительно, что на островах распространена пословица: «Деньги хороши, но они слишком дороги».
Хуже всего оплачивается труд на плантациях. Мужчины зарабатывают здесь не более 45 рупий в месяц при полном рабочем дне. Старая, старая история! Сельскохозяйственных рабочих трудно организовать. Предприниматели угрожают им увольнением, если они присоединятся к профсоюзам. К тому же сами рабочие слишком безропотны, особенно в таких старых рабовладельческих колониях, как Сейшелы.
Да и церковь проповедует смирение, безропотность и послушание перед всякого рода начальством, начиная от высшего суда на небе и кончая теми, кто обладает силой и деньгами на земле. Это касается и католической церкви, к которой принадлежат почти все сейшельцы.
Каждый час бьет церковный колокол, и все добрые католики на Сейшелах делают «подобающее» выражение лица и крестятся. Это происходило и с теми, кто находился в гостинице «Бо Валлон Бич», недалеко от католической церкви в Бель-Омбре. В Виктории нечто подобное можно наблюдать даже по два раза в час. Ведь на звоннице, что находится рядом с собором «Непорочной Девы», имеется колокол, который дает сдвоенные удары.
Лет двадцать назад «игры с колоколом» очень понравились английскому писателю Алеку Во, и через два года, написав книгу, в которой упоминалось о Сейшельских островах, он так и назвал ее: «Где колокол бьет дважды». Ему в свое время объясняли, что колокол бьет дважды, поскольку жители тех мест ленивы и не в силах воспринимать что-либо с первого раза.
Когда наступает время праздновать День поминовения святых, покровителей различных католических храмов, возле их статуй устраиваются большие народные гулянья с музыкой, танцами, выпивкой, драками и другими «развлечениями». Постоянно туда и обратно шныряют автобусы и омнибусы.
На тропических островах — это чаще всего обычные грузовики со скамьями или досками, приспособленными для сидения в кузове. Те, кто не в состоянии уплатить 50 центов за проезд в «автобусе», отправляются на праздник пешком.
Я присутствовал на четырех таких гуляньях на Маэ и на Ла-Диге и могу заверить, что веселье там било через край, особенно по вечерам. Помещения школ и других общественных заведений, отведенные на эти дни под танцплощадки, были переполнены народом. У прилавков толпились очереди. В такие праздники найти себе партнера, «булду»[8], проще простого.
Даже девушкам из очень респектабельных семей разрешалось посещать танцы в честь святых. Иными словами, «любезные» швейцарские священники-капуцины островного мира предоставляют возможность и этим несчастным девушкам встретиться с подходящим «булду». Конечно, в обществе, где царит католическая ханжеская мораль, это может стать одной из обязанностей церкви.
Однажды я был приглашен на свадьбу. Вначале в церкви состоялась торжественная церемония, потом был семейный праздник с лучшим на Сейшелах оркестром каметоле и французскими народными песнями между музыкой и речами. Но на этом, к стыду моему, кончается мой непосредственный опыт знакомства с церковными обрядами. Наверно, мне следовало побывать на каких-нибудь похоронах. Я сожалел, что не сделал этого, ограничившись лишь сведениями, взятыми из книги английского социолога Б. Бенедикта «Народ Сейшел», об особенностях местного ритуала погребения: «Похороны по первому классу в Виктории стоят 50 рупий. Обряд включает бой трех церковных колоколов, песнопение, проповедь священника и органную музыку. Похороны второго класса в городе состоят лишь из двух колоколов и стоят 10 рупий. По третьему классу хоронят бесплатно и звонят одиннадцать раз лишь в один колокол. Так, на слух, можно определить статус умершего и его семьи… В селении, где большинство церквей имеют лишь один колокол, три класса погребального обряда различаются тем, как долго священник следует за гробом. При похоронах по первому классу священник встречает гроб по дороге в церковь, сопровождает его и затем присутствует на кладбище. Это стоит 15 рупий. На похоронах за 10 рупий священник встречает гроб усопшего у дверей церкви, затем сопровождает процессию, но не далее, чем до входа на кладбище. Похороны по третьему классу бесплатны. Священник в этом случае вообще не встречает гроба и не следует за ним». Даже если данные Бенедикта несколько устарели и сейчас услуги священника поднялись в цене, сама ситуация почти не изменилась.