– Открывай, Снежная королева, – шепчет он на ухо.
Я вздрагиваю от его близости и распахиваю глаза. Мы стоим возле беседки, она горит и переливается желтыми огнями – и это словно волшебство. Свет гирлянд заливает все вокруг. Я вижу озеро, на котором расчищен снег и сверкает лед. Что это? А потом до меня доходит: передо мной самодельный, импровизированный каток. Только не это!.. Дышать сразу же становится сложнее. Морозный воздух колет легкие, словно иглы. Но Тим не обращает внимания на мое замешательство.
– Сюрприз! – произносит он, задорно улыбаясь.
К счастью, у меня нет коньков. И хотя Тимур очень старался, я понимаю, что это отличный повод отказаться от совместного времяпрепровождения на льду.
Приятно, что Тимур все еще пытается загладить свою вину, но он совершенно меня не знает. Если бы Стрелецкий был хоть немного внимательнее, хоть иногда думал бы о ком-то помимо себя, то наверняка заметил бы, как я боялась заходить в Ледовый дворец. Как перевожу тему, когда со мной начинают разговаривать о фигурном катании. Как не отвечаю на вопросы о чемпионате, о своей неудавшейся спортивной карьере.
Я обещала себе никогда не возвращаться на лед. А Тимур снова подумал лишь о собственных желаниях. Вот пусть и катается в гордом одиночестве!
– Круто. Но у меня нет коньков, – говорю я с легкой ухмылкой и привычно перевожу тему: – Ты расчистил все это сам?
– Сюрприз! – повторяет Тимур, указывая на синюю коробку с белым бантом. – Хотел подарить тебе в новогоднюю ночь, но не удержался. Открывай!
Дрожащими руками я развязываю бант, с ужасом представляя, что находится там, под подарочной бумагой со снежинками. Снимаю ленту очень медленно, стараясь потянуть время. Распечатываю упаковку и вижу то, о чем уже догадалась. Меня бросает в жар.
– Как ты узнал нужный размер? – спрашиваю я, надеясь, что коньки мне не подойдут.
– Спросил у твоей мамы, – с интонацией победителя отвечает Тимур.
– Она тоже в сговоре?! – вздыхаю я с сожалением.
Он все продумал, каждую мелочь, и подключил моих родителей. И вот в моих руках белые фигурные коньки. Смотрю на них, и перед глазами пролетает вся моя прошлая жизнь…
Я первый раз выхожу на лед и боюсь, что тренер не возьмет меня к себе в команду, что я не подойду, потому что слишком неуклюжая, чтобы кататься на коньках.
Мне на шею надевают медаль за третье место. Я приезжаю домой, и папа дарит мне медальницу. Мы вешаем на нее первую награду, и с того самого момента начинается моя история.
Я падаю снова и снова, тренирую тройной тулуп. Разбиваю руки в кровь, прикладываю лед к синякам, пишу через боль в школе.
На меня кричит тренер и говорит, что зря вкладывала в меня столько сил и времени.
Я плачу, сижу на диете, потому что поправилась и прыжки даются мне с трудом.
Решаю, что знаю свои возможности лучше, чем тренер, и совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
Папа снимает медальницу со стены по моей просьбе. Я так и не повесила туда последнюю награду за первое место на чемпионате России. Самую дорогую медаль, которая у меня была и из-за которой я потеряла все.
Выкидываю коньки в мусорный бак и ухожу, вытирая слезы, пообещав себе, что больше никогда не вернусь на лед…
Я возвращаюсь в реальность, поднимаю глаза на Тимура. У него озадаченный вид.
– Не стоило. Прости, мне нужно идти, – тихо говорю я, оставляя коробку там, где она стояла.
Обхожу Тимура и скрываюсь в тени дома таким быстрым шагом, каким только возможно, чтобы он не увидел слез, стекающих по моим щекам. Вбегаю в свою комнату, снимаю куртку и падаю на кровать, захлебываясь рыданиями.
Всего лишь одно незначительное действие снова сломало меня. Я так надеялась, что этого не случится. Так долго избегала прошлого, держала эмоции в себе, но сейчас я переполнена, мне нужно их выплеснуть.
Почти три часа мы с моим отцом и отцом Киры расчищали на озере площадку для катания на коньках. Я думал, что увижу в глазах Киры тот азарт, который загорелся в них на ледовом шоу. Но увидел лишь испуг.
Неделю назад, когда я решил посоветоваться с мамой насчет коньков для Киры, она поддержала меня. Сказала, что это отличный подарок на Новый год. И подготовила к этому родителей Киры.
Моя мама так обрадовалась, что даже изъявила желание оплатить подарок, ведь профессиональные коньки дорогие, но я отказался. У меня есть деньги, и куда мне их тратить, если не на друзей? И вот после отличной тренировки в виде расчистки катка десять на десять метров я считал, что все сделал правильно. Оказывается, нет.
Кира смотрела на коробку с коньками и долго думала, что сказать. Я видел, как дрожат ее руки, но решил, что это от предвкушения. От того, что сейчас она наденет коньки, и мы пойдем кататься в свете гирлянд, под крупными хлопьями снега, которые падали с неба. Но я ошибся.
Кира сбежала. Так быстро, чтобы я не увидел, как она плачет. А я не планировал доводить до слез. Я хотел порадовать ее. И теперь сижу один в беседке, не зная, что делать. Бежать за ней или дать побыть одной? Извиниться или сделать вид, что ничего не произошло? Поговорить с ней или промолчать?
Обдумав ситуацию, я решаю, что не могу оставить Киру одну, став виновником ее слез. Поэтому забираю сумку с моими коньками, коробку со злосчастным подарком и возвращаюсь в дом.
Родители упаковывают новогодние подарки наверху, чтобы положить их под елку ночью. Это наша общая семейная традиция, несмотря на то, что мы уже давно взрослые и больше не верим в чудо.
Я иду на кухню, беру две кружки и наливаю в них горячее какао, а потом направляюсь в комнату Киры. Остановившись перед дверью, несколько секунд собираюсь с мыслями и без стука вхожу. Ведь если я спрошу, можно ли войти, Кира точно ответит «нет».
– Прости, не думал, что тебя это так расстроит, – сразу же начинаю извиняться. – Я принес примирительное какао. Поговорим? – осторожно спрашиваю я.
Кира лежит на кровати, смотрит в потолок, а по ее щекам катятся слезы. Мне становится так стыдно, словно все беды мира произошли из-за меня.
– Меня расстроил не ты, – тихо отвечает она. – Ты старался, хотел как лучше. И это здорово. Каток на озере, новые коньки… Спасибо. Просто это не для меня, – говорит Кира и садится на кровати. – Больше не для меня.
Ее золотые волосы растрепаны, нос красный, а щеки мокрые от слез. Сейчас передо мной не Снежная королева, а маленькая потерянная девочка, которой очень больно. Я ставлю кружки на комод перед телевизором и сажусь на кровать рядом с ней.
– Почему больше не для тебя? – почти шепотом спрашиваю я. Не хочу спугнуть ее своим напором. Я и так довел Киру до слез, что бы она там ни говорила. – Тогда, на ледовом шоу, я видел блеск в твоих глазах.
Она усмехается и смотрит куда-то вдаль. Думает, вздыхает, переводит взгляд на меня. Вытирает слезы рукавом водолазки, как делала это, когда ей было пять. Некоторые вещи остаются неизменными. А потом говорит:
– Это очень долгая и неинтересная история, просто поверь мне.
– Я хочу ее узнать, – прошу я, смотря ей прямо в глаза. Заправляю выбившийся локон за ухо, не отводя взгляда.
– Говорю же, она скучная. Как и я. Это было в моей прошлой жизни. Сейчас все иначе. – Кира не сдается. Да, она еще и мисс Упрямство.
– У нас впереди семь дней, не думаю, что твоя история затянется. Даже если ты будешь рассказывать в мельчайших подробностях. Но я хочу знать, правда. Я принес какао и маршмелоу. Ты ведь так их любишь.
– Я любила, когда мне было семь, – наконец-то улыбается она, шмыгая носом.
– Какие-то привычки не меняются. Например, ты вытираешь слезы рукавом, так же как в пятилетнем возрасте. Поэтому жду твою историю. И клянусь, не уйду, пока ты не расскажешь ее мне, – подмигиваю я, подсаживаясь ближе. – Не хочу показаться высокомерным, но я всегда добиваюсь своего.
Ощущение от того, что Кира снова рядом со мной, сложно передать словами. И даже ее слезы не испортят момента. Я скучал. Скучал по той девочке, которая зажмуривалась, когда героев убивали в фильме, но никогда не отказывалась от просмотра очередного боевика. Скучал по тому, как мы готовили вместе и я украдкой любовался Кирой. Скучал по нашим урокам игры на гитаре, когда она сидела так близко, что я чувствовал, как от нее пахнет спелой вишней. Скучал по той атмосфере, которая возникала, когда мы оставались вдвоем. В школе я смотрел только на Киру, но в ответ не получал ни единого взгляда. Меня отвлекали постоянные вопросы одноклассников про игры, выспрашивание билетов и милые улыбки хоккейных болельщиц. Но ни одна улыбка не была настолько же прекрасной, как у Киры.
– Ладно, – соглашается она. Хочет снова вытереть слезу рукавом, но, вспомнив мои слова, вовремя останавливается. – Пойду умоюсь, чтобы не делать, как пятилетняя Кира.
– Пятилетняя Кира была противной, – смеюсь я и тут же получаю удар в плечо.
– Стрелецкий, умеешь ты все испортить, – сердито надувает губы Кира, но я начинаю ее щекотать, отчего напускная обида сменяется звонким смехом. – Мне нужно умыться!
Она встает и направляется в ванную.
– Ты прекрасна в любом виде. Даже в слезах, – шепчу я, но Кира уже не слышит.
Глава 9
– Загорская выступает через три человека, ты сразу после нее, соберись, – говорит тренер фигуристке в синем платье, указывая на меня.
Я уверенно улыбаюсь: мне не нужно собираться с мыслями, я уже готова выйти на лед и победить.
Чемпионат России – моя мечта с восьми лет. И вот в пятнадцать лет наконец-то я попала сюда. Я прошла долгий путь, чтобы оказаться в числе участников, и, если все пройдет удачно, в чем я не сомневаюсь, следующей ступенью станут Чемпионат мира и Олимпийские игры. Для спортсмена это как взобраться на Эверест. Высшая точка в карьере. Самое большое достижение и огромный почет – представлять свою страну.
На мне ярко-красное платье, стразы переливаются под блеском софитов, волосы собраны в пучок, а на губах красная помада. Коньки заточены, все идеально. Это золото будет моим.