Открыв дверцу, я нашел на полках стопки стандартной белой бумаги. В одной лежали чистые белые листы. В другой — исписанные мелким непонятным почерком. Рядом стояла небольшая картонную коробка с простыми карандашами, перочинным ножичком и ручками.
Я вытащил верхнюю исписанную страничку и, напрягая глаза и воображение, попытался прочитать написанное.
— «Как я уже сказал, большой путь начинается с малого. Не ангел, а ворон крылом своим осеняет того, кто пускается в путь…»
Не знаю, почему, но я вдруг невольно вспомнил ворону, которую увидел над скелетом с мечом.
Осеняет крылом, значит.
Ну-ну.
— «… Есть путь Солнца и славы, есть путь Мира и служения. И есть путь… иро… геро… А, изгоя! Изгоя светоносного, что ведет к вратам Дьявола»…
— Захватывающая история, — улыбнулся Егор издевательской улыбкой.
Я усмехнулся.
— Да уж. Похоже насчет чокнутого ты был не так уж неправ.
Я вздохнул.
И все-таки Крестоносец однозначно нужен мне живым.
— Да, что-то жрать и правда очень хочется, — вздохнул я, бросая долгий взгляд на котелок. — Но грибы меня, конечно, здорово смущают.
— А чего они тебя смущают-то? — оживился Егор, повернувшись лицом к столу и спиной — ко мне. — Вот у него, чернушки и белые насушены, как положено! У нас тут…
На этих словах я вломил ему ребром ладони в основание шеи. Достаточно сильно, чтобы вырубить, но при этом осторожно, чтобы не повредить чего-нибудь лишнего.
В самый последний момент Егор все-таки успел почуять неладное. Дернулся, попытался обернуться — но было уже поздно.
Его ноги подкосились, и я слегка поддержал его, чтобы не навернулся обо что-нибудь головой.
Извини, Егор.
У тебя свои проблемы и задачи, а у меня — свои.
И пока я буду их решать, тебе придется отдохнуть тут немного. Я не могу тебе позволить испортить мне встречу с Крестоносцем.
Я уложил Егора на полу, забрал ПП, прихватил с собой лампу и поднялся из нижней комнаты наверх, на всякий случай закрыв за собой дверцу на щеколду.
Потом прошелся еще раз по верхней комнате. Покрутил в воздухе раненой рукой. Как-то я не очень удачно дернулся, когда вырубал Егора, и теперь рука ныла.
Поспать бы сейчас на самом деле. Отдохнуть немного. За сегодняшний день я истратил очень много сил, а восполнить их не имел возможности.
Я устроился на полу у входа с той стороны, куда открывалась дверь. Поставил рядом лампу. Проверил оружие. Сколько осталось в магазине ПП, я не знал. Два разрывных патрона в моём. У Аверина наверняка был полный магазин перед вылетом, то есть ориентировочно патронов четырнадцать. Даже с учетом потраченных, запас все равно должен быть еще вполне приличный.
Взвесив все за и против, я решил в качестве основного оставить именно его.
Потом пригляделся к двери.
Пружина неплохо удерживала ее, но все равно время от времени между стеной и дверью образовывалась небольшая яркая щель, будто буря пыталась войти в дом. Присмотревшись к этой щели, к трещинам промеж рассохшихся досок и к тому, как ярко и светло сейчас на улице, я погасил лампу.
И когда мои глаза привыкли к темноте, и я начал с легкостью различать темные силуэты предметов в комнате и тонкие яркие линии промеж дверных досок. Время от времени они гасли, и я напряженно подавался вперед всем телом, готовый ко всему. Но свет возвращался, и я снова расслабленно прислонялся спиной к стене и ждал следующего случая.
Кроме того, если его глаза работают, как у остальных, после яркого света в сумерках ему будет не очень-то комфортно ориентироваться. Недаром он оставляет себе свет. А я сижу в тени и прекрасно все вижу. Еще одно маленькое преимущество.
Так я просидел часа два, медленно поедая остатки лимонных конфет, которые я нашел в кармане Аверина. Лимонное драже, обсыпанное сахаром, не особо утоляло голод, но хоть немного радовало пустой желудок.
А потом вдруг услышал грохот и приглушенную брань. Сначала на рефлексе вздрогнул всем телом, а потом понял, что звук доносится снизу.
— Живой? — крикнул я Егору.
— Живой, — донесся приглушенный ответ. — Ну и сука же ты, Монгол! — со злом добавил Егор, дергая дверцу с той стороны. — Какая ж ты с-сука!
— А ты прям неваляшка какой-то, — с легкой улыбкой невозмутимо сказал я. — Не ожидал, что так быстро очухаешься.
— Я вообще живучий, — отозвался голос из подвала. — Понял, паскуда?
Я вздохнул.
Да уж, в самом деле. Что удивительно при таком отсутствии чувства самосохранения и осторожности.
— Вот выберусь — хребет тебе переломаю! — прорычал Егор, продолжая долбиться в дверь. Потом он ругнулся, и снизу опять раздался грохот.
— Обязательно! — с улыбкой ответил я. — Если, конечно, сам раньше не убьешься. И давай-ка, сиди там потише? Ты мне мешаешь улицу слушать. А если я проиграю, Егор, ты автоматически проиграешь тоже. Так что пожелай мне удачи.
— Все-таки какой же ты гандон, а. Я-то думал, у нас тут какое-то товарищество образовалось. Я же с тобой, как с человеком обращался. Слышь ты!..
Я подвигал плечами разгоняя кровь.
— Слушай, я тебе сказал, что мне надо. А ты мне в ответ соврал. Ко мне какие вопросы?
Пару минут Егор молчал. А потом проговорил:
— С чего ты взял, что я вру?
— Опыт большой, так что различать научился.
— Ну… То есть типа я сам облажался.
— Типа того.
— Но щас-то вроде разобрались. Выпусти меня, я же помогу если что!
— Выпущу, — заверил я Егора.
— Слава богу! — облегченно выдохнул он.
— Но не раньше, чем все закончится.
— Вот ты все-таки гандон! — в сердцах выругался Егор.
— Помолчи, я сказал! Мне тишина нужна. Иди вон кашу поешь, рот займи.
В ответ снизу донеслось недовольное бормотание.
Но долбиться и возмущаться он перестал.
Товарищ тоже мне нашелся.
Я вообще не держу никаких «товарищей». С того момента, как понял разницу между прекрасным миром книжных идеалов и реальностью. Вот это «один за всех, и все за одного», «не имей сто рублей», «сам погибай, а товарища выручай» и прочее — оно, безусловно, прекрасно.
Вот только стоит на одной полке с дедом Морозом и розовыми единорогами.
В реальности все иначе.
По большому счету, в этом мире мы такие же гости, как и во всех остальных.
И на деле человек всегда один. Даже если утверждает обратное. И рассчитывать может только на себя.
А друзьями и товарищами по факту чаще всего называют обычных собутыльников. Кому вообще насрать, где ты и как, кроме тех моментов, когда хочется выпить.
Ну или тех людей, от которых собираются время от времени получать помощь или выгоду, причем не на партнерских условиях, а на правах друга. Другими словами — бесплатно.
Иметь таких сто штук — никакого здоровья не хватит. И погибать за них уж точно никакой не подвиг, а дурость.
Единственный тип взаимоотношений между людьми, который я уважаю — это партнерство и взаимовыгодное сотрудничество. Но тут обычно используют такие определения, как «коллега», «соратник» или что-то в этом роде.
Еще иногда простреливают иррациональные привязанности. Такие, как у Егора к его воспитаннице. Или как у меня по отношению к Тане. Теперь, когда уже отболело и зарубцевалось, я мог рационально взглянуть на наши отношения. И определенно они сделали нас обоих слабее.
Не будь меня, она не приняла бы назначение в Гамму, а улетела бы на переподготовку во Владивосток. И, возможно, прожила бы большую жизнь. Не будь ее, я не полез бы на рожон, не связался с Ладыженским, и благополучно умер бы в своем времени.
Привязанности потому так и называются, что вяжут по рукам и ногам.
— Слышь, Монгол! — снова подал голос Егор. — Что-то у меня такое гадское чувство, будто снизу кто-то постукивает.
Я усмехнулся.
— Ну, значит, все. Трубец. Это Крестоносец к тебе подкоп делает.
— Да я серьезно!..
— А если серьезно, у меня тут дверь слегка стучит. Вот у тебя и отдает, видимо. Ладно, давай помолчим?
Я поднялся и перебрался поближе к входной двери.
Оставив пистолет в руке, я замер, прислушиваясь к завыванию ветра снаружи.
А потом заметил, что щели в двери стали совсем незаметными.
Что-то загораживало свет с той стороны. Или кто-то.
От недавней расслабленности не осталось и следа. Я весь подобрался, сжимая в руке пистолет, и поднялся на ноги.
Ну же, Крестоносец. Покажись.
Дверь сначала еле слышно подалась на меня, впуская в комнату яркие отблески оранжевых вспышек.
А потом резко, с грохотом распахнулась.
И внутрь, подсвеченный ярким сиянием бури, вошел настоящий гигант.
Ростом он был явно больше двух метров. На широченных плечах внатяг сидела льняная рубаха. Длинные русые волосы с проседью от рыжего марева с улицы вспыхивали золотым отливом. На повернутой ко мне гладко выбритой щеке виднелся шрам от уха к подбородку — ровный, как след от скальпеля. Серые штаны с множеством карманов были заляпаны кровью. В петле на поясе висела тушка курицы, обвязанная веревкой, чтобы не топорщились крылья. На правом плече Крестоносец держал метровый сруб березы диаметром сантиметров на сорок. А в левой руке — полуторный меч в ножнах. На этот раз — самых что ни на есть простых, безо всяких украшательств.
А еще Крестоносец был босой.
— Извини за замок, — сказал я, нежно прижимая палец к спусковому крючку, но все еще не поднимая пистолет. — Буря заставила.
Крестоносец медленно повернул ко мне голову.
— Стараешься быть вежливым? — хрипло спросил он.
— Хочу поговорить, — ответил я.
Крестоносец усмехнулся.
А потом с ревом швырнул в мою сторону бревно со своего плеча.
Я отскочил от березы в сторону, и сруб с грохотом ударился о стену и упал на пол.
— Я не хочу стрелять в тебя, давай поговорим! — крикнул я, демонстративно поднимая пистолет. — Ты — проходчик?..
— Я есть рыцарь мечей, рожденный огнем и служащий ветру! — прорычал Крестоносец и ударил по воздуху рукой.