— Очень надеюсь, что нет. Все-таки не моя вина, а великий форсмажор. А я хоть и ответственный человек, но умирать ради котлет — это все-таки чересчур.
— Согласен, — кивнул Егор. — Слушай, а что-то другое, уже готовое, есть? Мы голодные, как собаки.
— Так это, братан, кассира-то нет еще, — развел руками Слон. Он окончательно выбрался из марева кухни и, прихрамывая, подошел к стойке. — А я в деньги после того случая больше не лезу, ну их в задницу. Вот есть счетовод — он пускай за все и отвечает…
Теперь я понял, за что бедолага получил свое прозвище — у повара одна нога была в десять раз толще другой, так что левая штанина его свободных штанов казалась слишком тесной для нее.
— Да нам не за деньги, а за счет Командора.
— А, — отозвался Слон. — Ну тогда сюда заходите, сейчас что-нибудь изобразим по-быстрому. Только это, я сначала уточню по поводу обеда на вас, ладно? Без обид, Хирург, я знаю, ты — человек порядочный, но я когда-то и про Семёна так думал, сам понимаешь. Так что на слово теперь вообще никому не доверяю.
— Да не вопрос, делай что надо, — милостиво согласился Егор.
Мы перемахнули через стойку.
— Я, кстати, Монгол, — представился я Слону, протянув руку.
— Прости, братан, все руки в жире, — извиняющимся голосом отозвался он, наглядно демонстрируя мне доказательство правдивости его слов. — Но я рад знакомству, правда. Ты это, проходи!
Слон локтем толкнул дверь, пропуская нас вперед как вежливый хозяин, и зашел следом.
На входе стояли два стола. На одном из них обитали грязные тарелки с объедками, на другом — чистая посуда. Но грязной, судя по всему, было больше, так что она постепенно начала оккупировать угол чистого стола. Чуть дальше, с правой стороны, у стены стояли две плиты и большая печь, как в какой-нибудь пиццерии. Из открытой пасти одной из них валил дым. На табуретке рядом вонюче дымила корявая от нагара сковорода с углями котлет. Под табуреткой, ничуть не смущаясь вошедших людей, сидел рыжий таракан.
С другой стороны располагались две мойки, сушилка для посуды, посудомоечная машина и полки для всякой утвари.
Дальше кухню перегораживала клеенчатая занавеска. Она крепилась почти под потолком и спускалась до самого низа, неровными рыжеватыми складками волочась по полу.
В воздухе кроме всего прочего я теперь чувствовал запах ацетона.
Ругнувшись, Слон с хрустом раздавил таракана тапком, ополоснул руки, вытер их замусоленным серым полотенцем. Потом вытащил из большой кастрюли телефонный аппарат — настоящий полевой, с тяжелой трубкой.
Пока шеф-повар связывался с командным пунктом и выяснял, готов ли Командор покормить нас за свой счет, мы с Егором прошли чуть дальше к занавеске.
— Ты уверен, что здесь можно есть? — очень тихо спросил я.
Егор пожал плечами.
— Ну, свежеприготовленное-то тараканы истоптать не успеют.
— Тоже верно, — кивнул я.
Слон громыхнул телефон обратно в кастрюлю, взял чистую плошку, вооружился большим ножом и обернулся к нам.
— Все в порядке, можете выбрать себе еду по вкусу!
Тут он одернул клеенку, и я увидел подвешенную к потолку говяжью тушу. Коровья голова смотрела на меня с большущего окровавленного подноса. На расстеленной на полу клеенке омерзительной кучей валялись внутренности из вспоротого живота.
А в большом тазу у стены лежал коровий желудок. Я смотрел на него, и в моих ушах отчетливо слышался чавкающий звук — как тогда, под деревом. Мне даже начало казаться, что я вижу в тазу рядом с желудком недопереваренный большой палец человеческой ноги…
— Простите, парни, — пробормотал я.
И, схватившись за свой собственный желудок, ломанулся прочь с этой кухни. Задев табуретку со сковородой, с грохотом уронил на пол мясные угли и выскочил за дверь.
На воздух. Скорее, на свежий воздух!
С усилием преодолел несколько последних ступенек и вывалился наружу, едва не сбив с ног парня, на которого обратил внимание еще на входе в лагерь — украшенного татуировками черепов, причем лицо было разукрашено как самый главный и самый большой череп коллекции.
— Извини, — проговорил я, жадно вдыхая всей грудью.
— Да пошел ты, — буркнул тот и отправился в ту самую дверь, откуда я только что вылетел.
Через пару минут следом за мной вышел Егор с большим бумажным пакетом в руках. Подошел, постоял рядом, наблюдая из-под густых бровей, как я очухиваюсь.
— Гляжу, местная говядинка тебе не пошла, — констатировал он.
— Да уж, слишком изысканно для меня, — пробормотал я, содрогнувшись. — Слушай, это же, блин, натуральный филиал ада из черной комедии, а не кухня! Со своей этой… геенной огненной, сковородками и окровавленной пыточной. И колченогим хозяином в придачу. Как вообще можно жрать корову, которая жрет людей? Это же какой-то опосредованный каннибализм получается.
Егор вытащил из пакета пластиковую бутылку воды и сунул мне в руки.
— Мало ли, кто кого жрет. Важно, кого жрешь ты, — с глубокомысленным видом произнес он. — Давай отойдем, что ли? Я у Слона обед наш сухпаем и консервами взял, — и с усмешкой добавил. — Рыбными. Чем они там в рыбхозах своих хвостатых кормят, тебе, наверное, лучше не говорить?
— Что, тоже человечиной?
— Да ну зачем. Комбикормом, конечно, — ответил Егор, мечтательно поглядывая по сторонам. — В том числе из перемолотых отходов мясного производства…
— Сволочь ты, — буркнул я. — Мог бы и промолчать.
Егор рассмеялся.
— Забавный ты человек, Монгол. Значит, рубить юрок на куски и затыкать ими вентиляцию ты не брезгуешь, а от коровы чуть наизнанку не вывернулся. Где логика?
— Война и еда — это разные вещи, — возразил я, двинувшись в сторону границы лагеря, затянутой колючей проволокой.
— Ну, главная цель-то у них, по сути, одна. Выжить, — заметил Егор. — В том-то и дело что мне не нравится переживать свой обед, как войну. Ползти потом на толчок по-пластунски, стоически переживать газовые атаки и выдерживать натиск врага из самых что ни на есть глубоких тылов, — фыркнул я.
Егор заржал.
— Думаешь, от местных консервов не бывает «восстания тылов»? Я тебе скажу, от них иногда такое реактивное топливо получается…
— Мы обязательно должны говорить об этом сейчас? — проворчал я. — Я вообще-то поесть хотел.
— Нет, не обязательно. Но если что… — Егор указал рукой в направлении рынка. — ближайшая сральня тоже там! Предусмотрительно, да?
Мы устроились на мягкой траве и принялись поедать пластмассовыми ложками рыбу в томатном соусе, заедая ее безвкусным серым хлебом.
И это было просто божественно как вкусно!
Наевшись до отвала, мы прогулялись до гаражей и забрали у Короткого свою выпивку, а заодно поразглядывали машины возле мастерской. Потом уговорили половину бутылки ноль семь вонючего дешевого коньяка, оставленного нам Командором. Больше пить не стали, поскольку напиваться в наши планы не входило, только поспать пару-тройку часов после целой ночи энергичной ходьбы по пересечённой местности и решить вопрос с транспортом.
Так что мы завалились спать сбоку от прачечной, в зарослях высокой травы.
Проснулся я часа через два от рева трайков.
Машины сбавили ход, но не остановились возле гаражей, а заехали на задний двор со стороны медички.
А спустя минуту раздался возглас Командора.
— Да вы что, совсем охренели⁈ — его решительные шаги зазвучали по тропе, как боевой барабан. — Мало было прошлого дерьма, так вы еще притащили? Это что за труп⁈
— Перестань суетиться, — недовольно откликнулся уже знакомый мне голос парня со шрамами на лице. — И это не труп, она живая. Просто под снотворным. Наш гонец там кишки размотал по всей границе, ну и девку потерял. Мы поискали и нашли. Какие проблемы?
— Проблемы будут, когда они все на лицо ее посмотрят! — прошипел Командор, переходя на шепот. — Вы бы хоть мешок ей на голову натянули, а то все, кому не лень начнут на эту самую голову претендовать!..
— С мешком она точно привлечет к себе внимание, — возразил парень. — А так — пьяная и пьяная. Как стемнеет, мы просто вывезем ее потихоньку, куда надо, и дело с концом. Клянусь, в последний раз такое.
Командор понизил голос, сделал шаг к беляковскому парню и продолжил что-то ему говорить.
А я осторожно приподнял голову, и сквозь траву разглядел, как двое других парней сгрузили с сидения трайкера на землю тощую светловолосую фигурку в защитной одежде.
Глава 15Шило в заднице не спрячешь
После того, как санитары унесли посиневшее тело казненного, Анна Сергеевна еще целый час боролась со вспышками гнева, которые снова и снова заставляли контрольные маркеры мигать красными лампочками и предупредительно пищать.
Наконец, она сдалась и позволила сделать себе укол успокоительного.
Лекарство подействовало быстро. И теперь Анна Сергеевна расслабленно полулежала в своем кресле, чуть склонив голову набок и наблюдая из-под полуопущенных век, как темнокожая сиделка с улыбкой на добродушном полном лице деловито суетится вокруг нее.
Анну очень раздражала эта ее улыбка. И сдобное гладкое тело, перекатывающееся под розовой пижамой. И ямочки на пухлых руках, как у ребенка. И вообще, как можно жить на свете с темной кожей, такими губами и при этом носить фамилию Иванова?
Но при всем этом Рита оказалась самой ловкой, умелой и терпеливой из всех сиделок, что ей довелось перепробовать за два года репликации.
А еще — по-настоящему преданной.
Дважды Анна подсылала к ней псевдожурналистов, которые предлагали Рите большие деньги за снимки ее госпожи или хотя бы сведения, но женщина бескомпромиссно послала обоих в задницу.
Позже Анна узнала, что кроме тех двух эпизодов, которые создала она сама, было еще три. Настоящих. Но ответ Риты на их предложения оставался прежним.
Так Анна смирилась с ее улыбкой и ямочками на руках. А у сиделки выросла зарплата. Преданность Анна Сергеевна оценила высоко. Примерно в треть от изначального оклада.