На границе леса Кирилл бросил взгляд на наручные часы: 6:37.
– Надо быть очень счастливым человеком, чтобы вставать в такую рань по выходным и не рехнуться, – съязвила Света, обходя отца.
Футбольное поле находилось совсем недалеко, и оно, как оказалось, отнюдь не единственная приманка для адептов ЗОЖ. Пространство с турниками и брусьями; квадрат шесть на шесть метров, покрытый песком и перетянутый волейбольной сеткой; крошечная огороженная площадка под хоккей и несколько мусорных баков. Всё в относительно хорошем состоянии, куда лучшем, чем само футбольное поле, на котором не было газона.
– По вечерам здесь бывает не протолкнуться, – заметил Кирилл, приступая к разминке. – Даже в футбол играют. На траве.
Стоит признать, по утрам Кирилл никогда не бегал в полном одиночестве, а уж по вечерам здесь бывало действительно людно. И подозрительные приезжие, и хмурые местные, и взрослые, и дети и даже пенсионеры с лыжными палками – все приходили сюда после пяти или шести часов пополудни с целью хоть как-то сохранить или улучшить здоровье. А может, развлечься. Пока на одной стороне обширного поля играли начинающие футболисты-школьники под наблюдением тренера, а на другом – смешанные команды из приезжих и местных, на облезлых трибунах собирались немногочисленные болельщики. Турникмены приносили с собой колонки, чтобы музыкой заглушить вопли игроков, а каждый одинокий бегун с опаской поглядывал на футболистов: как бы мяч не вылетел за пределы поля и не угодил ему в голову. По-своему романтичная атмосфера, но то вечером, не утром.
Бежать предстояло по узкой изрезанной вездесущими корнями тропинке вокруг поля. Боевой дух Светы, если он вообще был, скукожился до размеров куриного желудка. Концентрация еловых шишек на квадратный метр не поддавалась оценке. А ещё…
– Что за…?
…собаки. С ними у Светы с детства отношения не складывались. Даже в свои шестнадцать она нервничала, если в поле зрения попадала хотя бы одна запуганная чихуахуа, не говоря уже об овчарках и прочих волкодавах. А тропинка вокруг незаконченного
(«Или заброшенного, надо будет обязательно уточнить у бабы – ой, то есть, у женщины предпохоронного возраста – Люды»)
футбольного поля как магнит притягивала собаководов. Вечером их немного, но утро принадлежало им безраздельно. Об этом отец, само собой, не упомянул.
– Пап, какого чёрта?!
Кирилл с раздражением отвлёкся от растяжки.
– Нельзя вечно бегать от своих страхов. Тебе ещё жить в этом мире!
– Да, в мире, полном собак, – нервно рассмеялась Света.
– Да, именно! – мужчина повысил голос. – В мире, полном собак!
– И какую же часть мне, в случае чего, подставить под укус? – верещала подросток, кружась и тыча пальцем то в левый бок, то в правый.
– Да перестань уже! – почти крикнул Кирилл. – Мелкая шушера боится тебя больше, чем ты её. Ты вон какая большая…
– И жирная! – заскалилась Света.
– …а всякие зубастые и клыкастые, – продолжал отец, – выдрессированы и всегда в ошейниках. Просто не смотри на них. Смотри под ноги. Всё! Погнали!
И они побежали. Обычно вначале берётся низкий темп, и бегуны постепенно ускоряются. Кирилл, может быть, и взял низкий темп, но низким он казался ему одному; Света ростом вышла в мать, да и бежать вровень с тренированным и размявшимся отцом была не в состоянии, поэтому очень скоро начала отставать. Кирилл, в свою очередь, не оборачивался и не обращал внимания на шумное дыхание дочери: он бежал.
«Ты снова пришёл сюда, – внутренний голос напоминал голос одного из видеоблогеров, чьи видео Кирилл посматривал по вечерам; в последний раз это был Мармок. – Пришёл делать вид, что тебе не безразлично здоровье. Да-а, ты настоящий ЗОЖник. И Светик притащил. Ути, какой хороший мальчик! Какой забооотливый папаша! Пусть побегает. Станет такой же, как ты: плохонькой мамой и никудышной женой».
Кирилл ускорился.
«Ты ведь знаешь, что она умерла не потому, что не могла бороться, – теперь внутренний голос звучал как Бэдкомедиан. – Просто она вдруг поняла, что бороться ей не за что! Правда здорово?»
Горло в огне, в висках – стук поездов, но мужчина и не думал останавливаться. Наоборот, он взял максимальную скорость. Никакого контроля над дыханием – тело лучше знает, что и как делать. Всё, что видели расширившиеся зрачки – это буро-зелёное месиво из деревьев, земли и травы. Где-то за спиной кричала дочь, но Кирилл уже не слышал её. Кроме собственного свистящего дыхания и шлёпанья кроссовок он в принципе ничего не слышал. И ни о чём не думал: голова словно отключилась. Лишь по чистой случайности Кирилл до сих пор не споткнулся и не проехался лицом по земле или не влетел в «собачью мину».
В глазах темнело, и сквозь гул к сознанию мужчины пробился Николай Дроздов.
«Особенно мне нравится в этих созданиях, что они всё время делают друг друга несчастными и при этом считают себя благодетелями. Например, этот самец, привлечённый самостоятельностью самки, стремится приручить её и наблюдать за её медленным угасанием. Восхитительные создания!»
– Я ни в чём не виноват… – прохрипел Кирилл, задыхаясь.
«ТОГДА ОТ ЧЕГО ТЫ БЕЖИШЬ?!»
***
Спина отца всё отдалялась и отдалялась. Утратив надежду догнать его, Света остановилась, хотя и знала, что резкие остановки вредны для сердца.
– Или я переведу дух, или дух переведёт меня!
Когда бласт-биты в ушах стали затухать, девушка услышала треск веток за спиной. Медленно обернувшись, Света увидела девочку десяти лет в джинсовом костюме. Кепка на макушке, в ушах – наушники, в одной руке – плеер, в другой – поводок. А на поводке…
«Какой прелестный сукин сын!»
… мопс. Морщинистая тушка напоминала сгусток теста или обмотанную макаронами тефтелю, а выпученные глаза по бокам головы делали собаку похожей на большую бежевую лягушку. Пока хозяйка задумчиво выбирала трек в плейлисте, пес, словно зачарованный, следил за огромной сонной мухой, кружившей над ближайшим кустом. Света попятилась, не сводя глаз с мопса.
Зверь чихнул. На лице хозяйки прорезалась ухмылка, а у Светы чуть не встало сердце.
– Тише ты, – взволнованно прошептала девушка, шарахаясь от тефтели на ножках, – не хватало ещё кондрашку словить ненакрашенной…
Под ногами предательски хрустнула шишка. Мопс обернулся на звук и высунул язык. В глазах собаки горел едва заметный огонёк, и Света не додумалась – или не смогла – отвести взгляд.
Издав приветственный лай, пёс неуклюже рванул к подростку.
– Па-а-апа-а!!! – Света бросилась бежать, не видя, впрочем, Кирилла.
– Что такое, Мани? – беспечно бросила юная исследовательница плейлистов в ответ на лай любимца, но тут же вздрогнула: поводок вылетел из ладони и поплёлся за весело сопящим мопсом. – Мани, назад! Я кому сказала! Назад!
Света не оглядывалась, хотя разум и призывал остановиться: «За тобой гонится безвредное слюнявое облачко, и тебе не хватает духу остановиться и тупо постоять?!». Но пока в голове зрели умные мысли, по ушам бил лай мопса.
Лай хаски… овчарки…
Лай четырёх доберманов?!
Девочка с плеером замерла в ужасе: на беззаботного Мани встрепенулись все собаки в зоне видимости. Наиболее внимательные хозяева крепко ухватились за поводки и удержали своих то ли игривых, то ли агрессивных питомцев. Но не все. И не все собаководы признавали поводки и уж тем более намордники. Ребёнок, придя в себя, тут же бросился на защиту своего любимца.
– Ма-а-ани-и-и-и!!!
А Света всё бежала…
***
Придя в себя, Кирилл обнаружил, что обнимает турник. Голова гудела, из разбитого носа хлестала кровь. Тихонько взвыв, мужчина прижался лбом к холодному металлу. Чуть-чуть полегчало. Проведя в таком положении около двадцати секунд, Кирилл начал различать шелест травы, пение птиц, а также какофонию из криков и лая. Мужчина оторвался от турника и огляделся. Казалось, весь лес стоит на ушах: собаки словно взбесились, опытные собаководы успокаивают питомцев, а иные, принципиально не приемлющие поводки, преследуют своих «братьев меньших».
«Кажется, я заболеваю». Кирилл простонал и схватился за лоб. Пока голова подражала гудку океанического лайнера, взгляд скользил по окрестностям в поисках серой спортивки, знакомого лица или хотя бы завязанных в «конский хвост» светлых волос. Веки норовили предательски сомкнуться, а лица нещадно перетекали в жёлто-розовый кисель. Всё равно, Кирилл почему-то был уверен, что здесь ему не отыскать дочь даже с исправно видящими глазами. Да и подходить к каждому в надежде разглядеть дражайшую собакофобку всё-таки перебор, ведь каждый шаг давался с боем и скрежетом. Присесть бы, успокоиться, подумать.
До трибун идти и идти, лавочек нет. Мужчина доковылял до ближайшего дерева, прислонился спиной к стволу и осел на землю. Кириллу открылся вид на единственную действительно заброшенную часть лесного спортивного комплекса – на крошечную хоккейную площадку. Непонятно, как вообще предполагалось играть в такой тесной коробке. Зато ограда высокая, хоть прячься за ней.
«Я, блин, в домике!»
Со стороны турников донёсся знакомый рифф. Цой, «Кино», «Мама, мы все тяжело больны». Старинный магнитофон с музыкой далёкой юности, времени перемен и веры в свои силы.
«Через день будет поздно, через час будет поздно, через миг будет уже не встать…» – пел мёртвый идол, и все подпевали, веря ему. Кирилл тоже верил и подпевал когда-то. А сейчас его забитые ноги отказывались шагать в светлое будущее.
«… Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?»
Из-за ограждения показалось грязное и словно похудевшее лицо Светы. В её взгляде смешались усталость, тоска и нечто вроде озарения. Припадая на левую ногу, дочь подошла к отцу и рухнула рядом с ним. От серой толстовки несло потом, но отец, казалось, погрузился в себя и ничего не почувствовал.
– Знаешь, чему я научилась сегодня? – спросила дочь отрешённо и, не дожидаясь ответа, продолжила:
– Теперь я точно знаю, что от проблем можно убежать.