огатым, он не только женился на дочери главного советника барона, но и завел большую стройку — такую большую, что не одолел ее за всю оставшуюся жизнь.
Патрик широко привлекал людей на свои земли: и рудникам, и стройке были нужны рабочие руки. Захудалому городку, больше похожему на деревню, что достался ему вместе с рудниками, Патрик дал вольную грамоту: мужичье ценило этот статус и охотнее переселялось в неласковые края, хотя тропка сюда была протоптана давно — городок основали беглые холопы. Хозяйскую руку эти люди переносили плохо.
Серый замок, который тогда называли Серебряным, достроил только правнук Патрика. К тому времени, земельные владения семьи уменьшились в половину: потомки затыкали дыры в хозяйстве, продавая удаленные наделы и деревни. И как-то не обращали внимание, что продают их то городским купцам, то городскому совету. Серебряные рудники держали семейство на плаву не один век, не смотря на жизнь не по средствам и карточные игры, а потом и вовсе позволили устроиться в столице, да не абы где, а при Высоком дворе.
Время шло, город рос, замок стоял, серебро добывали: ни жители, ни управляющие, ни рабочие понятия не имели как выглядят господа из Серебряного замка. Те не казали носа в родовое гнездо веками. Очередной потомок, в вихре придворной жизни, подмахнул городской делегации право на рудники, обменяв его на баснословную гору золота. Эк они скопили!
Золото закончилось неожиданно быстро, и через пяток лет незадачливый придворный кинулся судиться: он уверял, что ему подсунули не ту бумагу, но доказать, что права на все подземные ископаемые не отдавал, не смог. Документы были оформлены безукоризненно. Грыз локти, а что было делать: рудники золотые и серебряные приносили прибыль уже не ему, а городскому совету. Мужичье обставило господина — золото нашли, а донесения не написали.
Эта история стала фатальной для рода. Уже через поколение они предложили городу купить сам Замок: больше продавать было нечего. Десяток лет шли торги, но между собой продавцы и покупатели все-таки договорились: город выкупил господские хоромы под тюрьму, и Совет представил Императору план: ссылать неугодных в Серый Замок — Серебряным его уже никто не звал.
За заключенных надо было платить, и не мало, зато вольный город гарантировал, что сосланный имярек никогда и никого больше не побеспокоит. Тюрьма Серого Замка была бессрочной: сколько в ней человек, пуста ли она, переполнена ли — никто не знал, но слухи ходили один другого страшнее.
Рыцарь Патрик, когда-то заложивший грандиозное строительство, задумывал Замок-лабиринт, чтобы враг, если таковой ворвется в стены, из него выйти не смог. Его задумка вполне воплотилась спустя сотни лет: побегов из Серого Замка не было. Говорят, последний потомок Безголового, который тоже звался Патриком, и был отважно безрассуден, не сдержан на язык и кулаки, кончил свои дни в камере-одиночке бывшего родового гнезда: еще одна темная история в копилку замковых страшилок.
Знатное получилось дело у городского совета, и по слухам деньги приносило немалые. Ведь их услугами пользовался не только Император, но и любой, кто мог позволить себе платить огромные деньги за содержание заключённого. В Империи же вместо проклятья стали желать недругам попасть в Серый Замок — не было пожелания страшнее.
Но и самые ужасные тюрьмы не вечны.
Серый замок рухнул вместе с Империей. Впрочем, и сам вольный город с трудом пережил смуту. Городской Совет рад был продать пустую тюрьму кому угодно. Купил брат Саватий, который не скрывал, что организует общину. И теперь в определенных кругах Серый Замок считался благодатным местом.
Бывшая тюрьма заселилась верующими. В камерах и пыточных зазвучали молитвы, коридоры и внутренние дворы разрисовали цветными стрелками, чтобы никто не мог заблудиться в коварных переходах. В одном крыле жили давшие обет безбрачия, в другом — семейные, в корпусах при вратах — взятые на испытания. При монастыре работал детский приют, школа, мастерские…
Лиза задумчиво разглядывала иллюстрации в книге «за рупель»: братские молитвы, труды, просветленные лица, и тут же — чистенькие дети-ангелочки, Саватий с лучистой улыбкой. «Жизнь» Провинциала, описанная в книге, мало совпадала с рассказом отца, а уж то, что Соцкий приходил к Саватию с просьбами о молитве … И то, что Саватий указал отцу место главной шахты…
Они в то время даже знакомы не были. Саватий — совсем другая история.
Мамина.
Какой-то противный холодок морозил кожу, когда Лиза входила под своды главных врат Серого Замка. Надвратная башня монументально возвышалась над окрестностями, утыкаясь шатровой крышей в рваные облака. С верхних этажей должно быть открывается прекрасный вид на окрестности… Во всяком случае, дорога просматривается очень хорошо, со всеми ее многочисленными изгибами, потому что гора, которую венчает Замок, тоже… не маленькая.
Удивительно, врата были огромные, а калиточка в них — махонькая. В такую не входят — вползают по одному, пригнув голову и низко склонившись к собственным коленям.
Свод главных врат высок, а надвратная башня не зря выглядит широкой: за первыми вратами обнаружились еще одни — тоже с калиточкой, на вид вполне обычной.
— Твое имя, дитя? С какой целью ты пришла под кров сей? — человек в сутане с капюшоном, надвинутым так, что лица не видно, задал вопрос мягко, вынырнув из густой тени в углу вторых врат.
Лиза вздрогнула, и тут же с облегчением поняла: не к ней обращаются. Женщина в черном платке обогнала девушку перед самой калиточкой. Но это даже хорошо, быть первой не хотелось…
А вправду, как ее имя? Когда они ехали в дилижансе она говорила больше всех, но сама так и не назвалась.
Попутчица вдруг бухнулась на колени, закричав так, что черная сутана отшатнулась:
— Помоги, помоги! Проводи меня к чудотворцу! Дочь, дочь! Моя дочь, моя дочь умирает!!! К Саватию проводи меня! — она разрыдалась, протягивая руки, и поползла за привратником.
Ее крик взлетел, ударился о каменную кладку, заполнил пространство, заметался между стен, оглушая всех. Женщина попыталась ухватить край сутаны, но рука сорвалась, а привратник попятился от нее с еще большим проворством. Коротко выдохнув, Лиза шагнула вперед и, ухватив женщину за плечо, почти крикнула, разрывая вопль несчастной:
— Конечно, он поможет! И Провинциал Саватий поможет, он, наверное, уже знает, что ты тут. Но для начала брату на воротах нужно пропустить нас всех в монастырь.
— А? — всхрипнула женщина, подняв красное, мокрое от слез лицо. Лиза содрогнулась, увидев ее глаза и, повинуясь мгновенному чувству прижала ее голову к себе — так в начальной школе Полунощи она обнимала обиженных, заплаканных детей… пока ее не уволили, конечно же. Госпожица, что она обещает?
— Э-э-лиза!?! — столько лет прошло, а этот голос и протяжную «э» Лиза узнала мгновенно. Теперь она разглядела узкую дверь, что сливалась с серой стеной в густой тени вторых врат. Савватий, все такой же чрезмерно худой и как будто совсем не постаревший, полу-вышагнув из нее, смотрел на девушку… в полутьме выражение его глаз было невозможно разобрать.
Ее ответ был озорным:
— Дядюшка! Я же обещала вас навестить!
Обещала. И было ей тогда лет пять-шесть: «Ты уезжаешь, дядюшка, значит, теперь я приеду к тебе в гости!»
Саватий хмыкнул. Женщина в черном платке, которую Лиза все еще держала за плечи, издала какой-то слабый звук, и он чуть повернул голову:
— Она с тобой?
— Нет. В смысле, мы вместе ехали в дилижансе. Она была добра ко мне в дороге.
Узкая ладонь Саватия легла на черный платок. Женщина всхрипнула, а Лиза снова внутренне содрогнулась от надежды в ее полубезумном взгляде. Так у самого края смотрят на Бога… и боятся, что Бог не выполнит волю просителя.
— Умиротворись. Ты все сделала правильно. Вечером братия будет молиться за твою дочь, но подумай о воле Небес. Подумай об этом! — голос Саватия неожиданно громыхнул металлом. — Святое Провидение ведет тебя особенным путем. Вставай!
Он поманил к себе привратника и кивнул на попутчиц Лизы, которые, сбившись в кучку, наблюдали за развернувшейся сценой:
— Всех разместить в белых гостевых. И скажи там, что я жду Акулину через час.
Взгляд, обращенный на Лизу, был спокойным и внимательным:
— Ступай за мной.
… Внутреннее убранство надвратной башни Лиза не разглядела. Саватий шел быстро, не обращая внимание на встречных, которые кланялись, едва завидя Провинциала, и застывали в низком поклоне, пока он не миновал их. Похоже, он единственный, кто не носит капюшон. Зато не перепутаешь…
Однако, расстояния здесь… огромные.
Куда он ее ведет?
Но тут Саватий свернул в арку, которая оказалась не очередным бесконечным коридором, а тупичком для кабины подъемного механизма.
— Сейчас поднимемся на верхний ярус, — не оборачиваясь, объяснил он. — Вставай сюда.
— Выдержит? — Лиза не спешила заходить. Знала, что в старину такие открытые подъемники делали в расчете на одного человека.
— Мы с тобой худенькие, — скупо усмехнулся Савватий. — Сойдем за тяжелого рыцаря.
Тесная кабинка медленно, с натугой, ползла вверх и краем глаза девушка видела как появляются и скрываются замковые коридоры: один, второй…
Как они близко стоят, так, что Лиза, кажется, чувствует настроение Саватия. Он… не доволен?
Неожиданно, но они одного роста. А еще худые и русые… В детстве, в Полунощи шутили, что Лиза копия дядюшки. Родители отрекомендовали его родственником. Нужно было как-то объяснить людям появление в их доме будущего Провинциала… Девушка быстро взглянула в его лицо: вот уж не хотелось бы быть копией такого лица. К счастью — нет.
А он словно ждал ее взгляда:
— А ты выросла. И совсем стала похожа…, — Саватий вдруг осекся.
Лиза прекрасно знала, что она не в маму пошла, да и от папы взяла разве только что цвет волос и глаз, но все равно спросила дурашливо:
— На маму? На папу?