— Судя по казне, — с сарказмом ответил Михаил, — столица не долго будет радоваться. И тогда бунт, которым вы меня так пугаете, все равно случится.
— Ну, это не ваша забота, Ваше Высочество, — имбериец оговорился специально, Михаил мог в этом поклясться. — Скоро начнется торговля кристаллами, и ваша Царственная Мать поделится с вами прибылью от этого дела. Веселитесь, радуйтесь, говорите речи, радуйте чернь рассказами о том, как хорошо будет жить страна совсем скоро, но не проявляйте рвения там, где не нужно.
— Пока я видел только один кристалл, и с тем вы не знаете, что делать!
— Ваше Высочество, предоставьте решение этого вопроса специалистам!
— Я уже сомневаюсь в способностях ваших специалистов, граф Лортни!
Лир Лортни повел себя недопустимо. Он коротко поклонился и вышел, гордо вскинув голову. Так кланяются равному. Михаил швырнул стул в стену: высочество, значит! Высочество, не Величество! Прямой намек на то, что третий сын королевы рано или поздно вернется в Восточное крыло Имберийского дворца. А там его, наверное, снова отпустят погулять в Южные моря, чтоб не так чувствовал поводок!
Обломки стула выглядели отвратительно, и Император еще больше взбесился — беспорядка он не терпел, и слугам досталась вся тяжесть его гнева.
Сейчас он постукивал пальцами по ручке кресла и согласно кивал в такт словам: плана у него все равно нет, ну разве что — поехать на Север, но его он озвучил только Мей.
А та сидела, ни дать, ни взять статуэтка, а не женщина, и писала своим ровным прекрасным почерком протокол сегодняшней встречи.
С него потом снимут копию — ее отправят в Имберийское царство.
И это тоже не поднимает настроения.
Михаил с усмешкой обвел взглядом советников: они с первого дня мастерски не замечали Мей. Еще и шепотки ползли по дворцу: Император подобрал эту — вы же понимаете, о ком мы говорим — эту игрушку чуть ли не в восточном борделе, где-то в порту: какой ужас!
Не трудно было догадаться, кто источник этих сплетен. Королевские псы и здесь отметились.
…Аудиенция закончилась, и монарх отпустил советников взмахом руки, ровно сказав секретарю:
— Останьтесь, Маргарита Сергеевна, мне необходимо продиктовать несколько писем.
Они несколько минут молчали, глядя друг другу в глаза.
— Как у тебя отношения с… с этими? Досаждают? — с Мэй он никогда не таился.
— Все хорошо, — она пожала плечами. — Они не любят меня, я не люблю их. У нас гармония и взаимопонимание.
— Тебе скучно, — проницательно сказал Майкл.
Мей улыбнулась краешком губ.
— Нет, не в этом дело. Хотя — да, я никогда не любила корсеты и паркеты, а сейчас так окончательно возненавидела. И, простите Ваше Величество, — она обворожительно улыбнулась. — Твою мамочку, Майкл, я тоже не особо люблю. Ее никогда не было так много в нашей жизни.
— Моя Мать — Королева, — напомнил Майкл, скорее по необходимости, чем искренне. Уж он-то точно знал, что на все разговоры в королевских дворцах всегда найдутся чьи-нибудь уши… И знать бы еще за какой стеной они прячутся. — Достаточно, Мей. Сейчас я желаю продиктовать письмо своей Царственной Матери.
Его умная девочка кивнула.
После совершенно пустого письма, хотя, конечно, эта бумага могла бы послужить образцом светской переписки — много слов и нет смысла — Михаил заявил, что Его Величеству необходимо прогуляться и позвал Мей с собой.
— Заодно обсудим формулировки приглашений для семьи Кайзера, — уточнил он, накидывая плащ.
В саду было тихо и мокро. Дождь закончился и глядя на влажные листья, Михаил рассеянно думал, что спроси его сейчас Мей, а чего он, собственно, хочет на самом деле — а никому, кроме нее, он бы и отвечать не стал — он не нашел бы слов.
Быть императором? Вернуться в Восточное крыло, а затем уплыть на Южные моря…
А ведь вопрос прост, как ловушка для мышей: Кто Он — Император или неудачник?
Вот только в эту ловушку он загнал себя сам.
Мей повернула голову. Ее глаза были темны:
— Мне очень жаль, Майки. Твоя мать забывает о том, что она мать. Она помнит только о том, что она Королева. Твоя жизнь не имеет для нее значения, мой Император!
Майкл взглянул на подругу. В повороте его головы была безмятежность. Они обошли центральный дворцовый партер по кругу и остановились в центре, у фонтана, который ныне был выключен. Подслушать их было сложно, даже невозможно, но и малоопытный пес может истолковать разговор по жестам.
— Будь сдержаннее, Мей!
— Мне очень жаль, Майкл, но ты знаешь, что я всегда говорю тебе правду. Прости меня за то, что доставляю тебе боль этими словами. Но, милый, дорогой, бесценный Майки, тобой играют как дешевой пешкой. И даже не сама Королева, — Мэй фыркнула как раздраженная кошка. — Лортни занимается интригами в теплых кабинетах шикарных дворцов за спинами таких полководцев, как ты, и думает, что он самый главный.
— Иногда его интриги уместны, — миролюбиво заметил Михаил. — И помогают полководцам, даже таким как я.
Мей тепло на него посмотрела. На дне ее глаз словно зажглись искорки:
— Ты добрый, Майкл. Совсем не похож на своих родственниц! Но, Майкл, — ее голос заледенел. — Лортни хорош, только пока помнит, кто он.
— Он считает, что он помнит, а я забыл. Лир Лортни — посланник Матери в тех странах, которые внушают обеспокоенность Короне. Там, где появляется он, наша страна выигрывает еще до битвы, — Майкл усмехнулся. Ах, Мей! Умная девочка догадывается, какие демоны его терзают, но из-за какого-то непонятного упрямства он не готов вслух согласиться с ней.
— Обеспокоенность, — пробормотала девушка.
— Что?
— Когда мы собирались сюда, ты не говорил, что готов записаться в вассалы к своей мамочке. Я внимательно слушала и слышала только то, что ты станешь Императором Великого северного трона. Теперь это твоя страна, Майкл! Она не может внушать обеспокоенность никому при имберийском дворе.
— Мы не можем разорвать отношения с Имбериией, если ты намекаешь на это, — голос его прозвучал глухо.
— Этого делать нельзя, — откликнулась Мей. — Нужно разыгрывать свою партию, пока Лортни не начал посылать тебя к бочке с пивом. У твоей партии, Майкл, должен быть дальний прицел: полностью избавиться от опеки имберийских собак.
— Что? Собак? — расхохотался он. — Ох, Мей, ты и сама забываешься, пользуясь моей добротой. Еще скажи, что я тоже…
— Нет. И я никогда так не скажу, мой любимый капитан. Но Майкл, как только твоя Мать-Королева получит все, что она хочет получить в этой стране, твоя песенка как Императора будет спета. Дай мне договорить, милый, — улыбка Мей была поистине ангельской. Майкл даже засмотрелся на нее. — Не надо смеяться, мой Император, я много думала об этом. Здесь я стала бояться за тебя. Я рядом с тобой десять лет. Мы побывали в разных передрягах, но я никогда не чувствовала страх за твою жизнь, мой Майки. Я прикрывала твою спину. Я не боялась никого и ничего. Ты знаешь, что это так!
— Это так, — ответил Майкл, целуя изящную руку. К граху всех наблюдателей!
— Не надо ехать на Север, чтобы вытрясти из него все кристаллы для твоей Матери. Забудь про Имберию, Майкл! Эти кристаллы должны быть твоими. И только твоими! Не королевскими, императорскими!
— Что ты предлагаешь, крошка Мей?
— Я предлагаю тебе не называться Императором, а стать им. И остаться. Прости, но Королева не вечна, а с твоей старшей сестрой у тебя не самые гладкие отношения. Приказ, который, возможно, никогда не отдаст Мать, сможет отдать Сестра. Не дай Небо, конечно… О, Майки, милый, мне страшно, когда я думаю об этом.
— Приказ? — Михаил зашипел не хуже самой Мей и поперхнулся. Давний и тайный страх заставил его схватить холодный воздух дворцового сада губами так, как будто это был последний вздох, наполовину уже не здешний. Догадывается ли Мей о том, о чем он никогда не говорит вслух?
…Когда пришла весть о гибели тети-императрицы, Майкл был в кабинете у Царственной Матери и сейчас даже не мог вспомнить, для какой надобности его вызвали пред светлые очи — кажется, сорванец Майкл ввязался в очередную потасовку на улице, сбежав ночью из дворца. На помощь подоспели гвардейцы — да, той пьяной компании не повезло… Или это был другой случай?
Тот день стерся из памяти полностью, остался только момент — усмешка на губах Марии Александры. Вот Королеве сообщают о гибели сестры, вот полуулыбка трогает ее губы, вот она довольно откидывается в глубь кресла, забыв про сына… И скользкой змеей вползает мысль, которую Майкл гонит беспощадно, боясь додумать словами: нет, нет, нет, он не так понял…
Все службы двора в трауре. В стране приспущены флаги. Придворные ходят со скорбными лицами. Балы отменены, и старшая сестра злится.
Королевская семья безмерно скорбит на заочной панихиде. Мать, вся в черном, обращается с балкона к народу.
Древнее зло восстало на севере…
Варвары убили дочь Имберии…
Черные портьеры на окнах колышет легкий и теплый имберийский фён, мать хохочет над шутками канцлера… Глупая Кейт играет в карты с консортом. У отца раздраженный вид:
— Думал, что не смогу и шага сделать после этой панихиды. Стоять без движения пять часов!
Фрейлина хихикает:
— Сир, вы известны своей выдержкой. Вы были безупречны.
Отец светло улыбается ей.
У Семьи час отдыха перед большим траурным обедом. Редкий случай, они собраны все вместе в одной комнате. Вторая принцесса гладит Наследницу по плечу.
— Разве можно было предположить, что черный цвет может так быстро надоесть, — сестра недовольна. У нее были совсем другие планы на этот день, и ближайшие месяцы тоже.
Королева сразу же отвлекается от разговора с канцлером:
— Я введу полу-траур для принцесс. Потерпи неделю, детка.
— О, Ваше Высочество, — улыбается Кейт. — Вашему цвету лица так идут оттенки фиолетового!
…А сейчас Мей смотрит немного исподлобья:
— Если ситуация не изменится, Майкл, приказ на твое устранение, — дело времени. А много его у тебя будет или мало, никто не знает. Твоя страна пытается устроить здесь тоже, что она уже провернула на юге: много княжеств и мало мира, — голос подруги звучит устало. — Мы, конечно, можем бросить все и сбежать: нас никто не найдет на островах Южных морей, даже псы королевы. Ты знаешь, как там можно потеряться. Но жить нам придется, не привлекая внимания… Как дикарям, Майкл. И без слуг. Солнце, море, песок, рыба — ее сначала надо поймать самому — ну и пальмовые листья.