Князь дернул уголком губ. Королевские псы, что при Михаиле ехали в Империю открыто и почти не стесняясь, даже фальшивую Костову состряпали, да только никакого отклика не получили.
Официально родственники Палянициных из Сливении давно ответили, что знать не знают ни про какие бумаги и архивы… Возможно, ответы могла дать графиня Зинаида Костова, урожденная Паляницина, но она погибла в катастрофе, слетев на моторе с горной дороги в пропасть.
Еще совсем молоденькой девчонкой Зиночка обожала скачки, да не с трибуны на них смотрела, как благопристойные девицы. Нет, ей надо было самой скакать на горячем коне впереди всех… соперников она не терпела.
Когда появились моторы, Зиночка их встретила с воодушевлением и освоила раньше и лучше многих. Говорят, не ездила, а летала по шоссе… до тех пор, пока не справилась с управлением на повороте горной дороги. Стойгнев видел фото той аварии в зарубежных газетах. Ах, Зиночка, Зиночка. В свете ее за глаза звали генеральшей, даром, что только дочь генерала.
Муж ее, граф Костов в аварии выжил, но с той поры полупарализован, нем, а возможно, даже и глух. Во всяком случае, агенты докладывали, что на газеты с вновь обретенной графиней-дочерью он никак не отреагировал. И показывали, и рассказывали, и зачитывали, и во время всего этого действа обнаружили, что старик спит и похрапывает, начихав на тех, кто перед ним представление разыгрывает.
Но имберийцев это не смутило, они лже-графинюшку к папеньке в Сливенское царство даже свозили. Граф, впрочем, снова заснул во время встречи. Родня же его сделала незаинтересованное лицо, мол, нашлась и ладно, а от нас-то что надо? Может, за папенькой желаете поухаживать? Костова, то бишь актриса ее изображающая, что-то наплела о долге перед Империй… Все сделали вид, что поверили.
Неудача врага всегда греет душу, да только и сам Стойгнев был ровно на том же месте и в том же положении. Кого он обманывает? Их положение куда хуже. Имберийцы, нацелившиеся на недра Империи, убрали Соцкого и по всему выходило, что старшего Винтеррайдера тож. А младшему Руб-Мосаньский сам не доверял. Где того носило все эти годы он примерно знал и подозревал, что барон давно под колпаком у имберийцев, хорошо, если не работает на них — уж слишком он богат. Должно быть и у его везения есть цена.
Вот и получилось, что ситуация с недрами Империи почти полностью вышла из-под контроля. И Стойгнев впервые за много лет сказался больным. Напросился у ненавистного Императора в отпуск, в имение, здоровье поправить. Михаил даже обрадовался. Во всяком случае прошение подписал мгновенно. Его секретарь и то дольше вчитывалась в бумагу. Маргарита Сергеевна свела брови, когда Михаил поставил росчерк, и тут же спрятала лицо, приседая в реверансе. Стойгневу тогда впервые и подумалось, что к любовнице Императора они слишком легкомысленно отнеслись. Вернется — надо бы посмотреть на эту красотку поближе.
— Кого Бог наказывает, у того отнимает разум, — пробормотал Руб-Мосаньский, вспомнив Мэй-Мэргарет. Два года смотрел на эту девицу и только сейчас заподозрил, что она не просто красивая кукла из спальни Императора.
В имение он, разумеется, не поехал. И теперь в Межреченске был инкогнито, на полдороге поменявшись местами со своим двойником. Работа у того нынче была нехитрая, лежать в затемненных покоях боярского дома и изображать больного.
Сам же князь собирался под видом купца побывать везде: и в Межреченске, и в Полунощи, в монастырь Неспящих наведаться.
И в Оплот. В Оплот — обязательно. Гарнизон верен Винтеррайдерам, а значит и настоящему Императору… которого у Империи пока нет. Кроме того, был там человечек один. С ним князь лично хотел разобраться, пусть и человечек тот об этом не подозревал.
Купец из Стойгнева вышел не иначе, как первой гильдии. Бороду пришлось чуть ли не от глаз клеить, а иначе… Тут князь, срепя сердце признавал, что выражение лица у него слишком… великокняжье. За такое выражение физии можно по этой самой физии в речном порту Межреченска отхватить люлей. Уж больно там мужики простые, к княжьим рожам не приученные.
Бородища же внимание от истинного обличья отвлекала. И чесалось под ней, пакостью такой… Немолод он скакать по городкам и весям, да страшно, что кто другой окончательно запорет все дело. Они и так почти проиграли. Савва, Савва как же тебя не хватает, крестьянский ты сын Косицын…
Почему-то вспомнился мещанин в коротковатых штанах, который разглядывал Летний Замок на Имперском шоссе, близ столицы. Стойгнев покосился на свои — укоротить? Раздражали его все эти мещане и купцы неимоверно: торгаши, лишь бы чего продать, да в норку копейку утянуть. Дальше этого и не думают.
Князь прошелся по просторной зале и перешел на другую сторону. Сейчас перед ним раскинулась главная площадь, на которой, впрочем, тоже было малолюдно. Дом городского головы, Присутственное место, гостиница с рестораном…
Лет 200 назад в ней останавливался тогдашний Император. Ничего хорошего в его дневнике про эту гостиницу написано не было. Но дневники прочли уже после его приснопамятной кончины, а памятник в честь Посещения отлили сразу, и с тех пор был обречен чугунный император восседать на коне напротив ненавистной гостиницы. Оттого ли он задрал голову к небу? Что этим хотел сказать местный художник за давностью лет было неизвестно, а Ижаев шутил, вызывая у патрона движение бровей, что вполне сходило за снисходительную улыбку: дабы не осквернять столь непотребным видом царственных очей.
Мотор, выкатившийся на площадь перед ресторацией, заставил Стойгнева выгнуть бровь. Кому этот монстр на колесах принадлежит он прекрасно помнил из донесений, как помнил и то, Саватий по ресторациям не шляется. Этот змей предпочитает дела вести либо у себя в норе — ну да, ныне у него целый Замок, который норой язык назвать не повернется, — либо по частным маленьким домишкам где-нибудь в Среднем городе. Привык ближе к нижним улицам ныкаться.
И тот, кто выскочил из машины был князем тоже мгновенно узнан. Лаки-обольститель собственной персоной. Но — как? Не успели донести?
Лаки с изящным поклоном распахнул вторую дверцу, протягивая руку кому-то, кого Стойгнев еще не видел. Кто им потребовался в Межреченске, если прислали Лаки?
Девушка, выходя, едва оперлась на руку Лаки и сразу же ее отпустила. Стойгнев наклонил голову: осанку он оценил. Воспитанием неизвестной явно занимались хорошие учителя. Купеческая дочь? Дворян здесь отродясь не водилось, окромя Патрик-Серебряных, да и те давно вывелись.
Руб-Мосаньский повернул камень на широком браслете. Ижаев явился мгновенно — явно под дверью дежурил.
— Лаки тут, — с усмешкой обронил Стойгнев, не отказав себе в такой мелочи, как посмотреть на выражение лица помощника. Ижаев кивнул. — Да ты, кажется, уже в курсе. Встань сюда, смотри. Почему не доложил?
— Сам только узнал, — одними губами ответил Сергей. Лицо его закаменело.
— Хороший город, чтобы отомстить, — хмыкнул князь. — Девушку знаешь? Кого-то она мне напоминает… Но кого — не пойму.
— Девушку вижу первый раз, — так же тихо ответил Сергей. — Но уже знаю. Это Елизавета Львовна Соцкая, которую Саватий выдает перед монастырскими за свою племянницу. Похоже, Лаки прибыл по ее душу.
Глава 9
Воспитанная девица держится с кавалером холодно. Во время прогулки мало говорит и двигается не спеша, держа в руке зонтик. Сия особа ни в коем случае не приподнимает юбки, даже если перед ней — грязная лужа. Потому что барышня с хорошим вкусом не выйдет на улицу, если там дождь и грязь, особливо в перерывах между благородными сезонами, а именно весной или осенью…
Из книги правил и наставлений благородным девицам
Вы выбрали себе объект для соблазнения и готовы действовать? Отлично! Однако, позволю себе небольшую ремарку. Прежде, чем переходить далее, непременно скажите себе, что вы победите. Настройте себя на победу. Без уверенности вы ничего не добьетесь, мой друг. Сомнение — грех, и оно может смутить вас в самый неподходящий момент. Настоящий мужчина всегда уверен.
Из рукописного сборника одногомужского клуба
В этот день в Межреченске, в глубине Скучных земель, провидением Высших сил или волею людской в одной ресторации встретились сразу несколько человек, каждый из которых разыгрывал карту будущей судьбы Империи, порой не догадываясь об этом. Кто-то из них знал, какую игру он ведет и зачем, кто-то еще не подозревал, что ему уготовал фатум, — но все они до поры до времени за некоторым исключением не имели ни малейшего представления друг о друге. Впрочем, это было делом самого ближайшего времени.
Мещанин Сидоров спустился из своего номера, чтобы позавтракать. Ночь у него выдалась нелегкой и все, чего хотел Ганг, а это был именно он, так это просто выпить взвара, заесть его блинчиком и десять минут ни о чем ни думать.
Князь Руб-Мосаньский — ах нет, конечно же, купец первой гильдии Сергей Иванович, зашел с улицы, потому как совершал утренний моцион по центральной площади и проголодался, а дома у него, пусть дом этот и находился рядом с ресторацией, дуры-бабы только начали обед готовить. А он никакая ни будь там мелочь, коли захотел откушать, не терпит ждать.
Купец так громогласно сообщил об этом половому, что Лаки невольно поморщился. У Лаки цель была проста — в приличной обстановке красиво поухаживать за северной дикаркой. Но интуиция вопила, что все идет не так.
Обстановка была терпимой, да публика отчего-то смущала. Такое же чувство у Лаки было, когда в шинайском кабачке он попал в перекрестье взглядов сразу трех разведок… и всем им он к тому времени успел насолить. Тогда из Шиная уходить пришлось через пустыню. Но Шинай на перекрестье торговых путей между Севером и Югом, Западом и Востоком, там шпионов всегда как блох на собаке. В Межреченске же картина была совершенно другой. Или нет? Чувство опасности не покидало и мешало сосредоточиться на спутнице, а в его тонкой работе настрой важен.