Может и стоило прислушаться к брату Максиму, который очень уж выразительно на Лаки смотрел, когда они вышли на Центральной площади этой дыры, по недоразумению именуемой городом.
— С завтрака на завтрак? — осклабился он, всем своим видом давая понять, что идея эта самая что ни на есть дурацкая. А посетить местный аналог парка Лаки передумал, когда понял, что он от леса мало чем отличается. Не то, что Лаки не любил дикую природу…
Сам брат Максим доверия мало внушал.
Он только раз зыркнул на Лаки из-под бровей, но имбериец сразу узнал этот взгляд. Так на портовых окраинах оценивают заблудившихся чужаков, прикидывая — сразу пощипать дурачину или заманить дальше в переплетенье улочек и проходов. Лаки подозревал, что если у Максима бороду сбрить, то прошлые привычки помощника Саватия ни для кого тайной не станут.
А может быть дело именно в этом? С этим Саватием, о котором Лаки так много слышал от Карла, ему пришлось работать впервые. И Провинциал категорически не понравился Лэрду. Он бы с удовольствием переместился в Темп, прихватив девушку с собой, да только одного взгляда на Лизу было достаточно, чтобы понять — голова от Лаки у нее не кружится, а значит добровольно она с ним не поедет.
Дочь Соцкого оказалась неприятным сюрпризом — ни дикарка, ни простушка, ни глупа. Слишком красива и слишком серьезна. Но свою красоту, похоже, еще не осознает, если вообще не уверена в обратном. Да только сыграть на этой уверенности не получится — характер у его нынешнего задания тоже не прост, замкнется и отдалится еще больше. Но ей явно никто и никогда не говорил комплиментов. Строгая маменька с негативным личным опытом? Или все просто — девушка выросла почти в полной изоляции. Ну, а как еще можно назвать Полунощь? Остров среди мрака и льда.
Стойгнев же, которому приспичило лично понаблюдать за Лаки и девицей Соцкой (благо на себя князь не походил совершенно) обнаружил, что к этим объектам для наблюдения у него, как минимум, добавился еще один. Мещанина с Имперского шоссе он узнал сразу, как вошел в залу, и это совпадение ему не понравилось. Когда же за столик к бородачу скользнул Волков — растудыть его в хвост — секретарь и помощник покойного Винтеррайдера, князь окончательно убедился, что дело нечисто.
Лизу не устраивало решительно все, но больше всего тот момент, что повода сбежать от Лаки не предвиделось. Еще она предполагала, что брат Максим, который в Сером Замке ходил с очами, опущенными долу и казался скромным мольцом, не даст ей отлучиться из ресторации, и даже более того, он с ней, Лизой, если что, цацкаться не будет. Уж слишком неприятным был его взгляд, который она чувствовала, даже через двойное стекло: одно — мотора, второе — ресторации.
Волков же, присев напротив Ганга, перевернул браслет, включая глушилку. Ганг покосился на него и потянул к себе чайник со взваром — плеснул в кружку, которая уже стояла наготове перед Андреем. Еще делая заказ, барон попросил полового принести чайную пару, мол, знакомец придет, так что и взвару несите сразу побольше.
— Обрати внимание на девушку в темно-сером платье. Только не явно, — попросил Волков.
— Кто это? — не отрывая глаз от тарелки, спросил Ганг.
— Соцкая.
— Вот как, — Ганг аккуратно распилил блинчик вилкой и, отложив прибор, потянулся к бокалу с водой. Взвар был уж слишком сладок, а он Ганг — рассеян, даже не посмотрел, что за люди собрались в этой зале. Увиденное испортило и без того в конец плохое настроение.
— Ты знаешь ее спутника, Андрей?
— Он не из наших краев. Первый раз этого типа тут вижу.
— Еще бы! Он издалека, — Ганг огладил бороду.
— Столичный?
— Да, только столица не наша, — теперь мещанин Сидоров чистил бороду салфеткой, не догадываясь о том, какими словами поминает его манеры чернобородый купец за столиком у окна. — Мы сталкивались с ним на Островах. Нет, мы не представлены, не виделись и не встречались. Просто он привлек внимание Берти, который доподлинно узнал, что этот тип связан с псами Имберийской королевы. Ситуация еще хуже, чем мне казалось. Сегодня передавай сигнал и вызывай сюда Берти с командой.
Андрей дернул головой.
— Вызывай, — жестко сказал Ганг, снова уткнувшись взглядом в тарелку. — Ты привык от псов королевы обороняться, а Берти умеет их обманывать.
У Берти к Имберии и ее псам свои счеты. И эта ненависть помогает ему жить с холодной головой.
В это время Лиза улыбнулась Лаки.
— Прошу меня извинить, но мне надо… припудрить носик, — и пока она поднималась из-за столика, имбериец подскочил, отодвигая стул с таким изяществом, что Лиза почувствовала себя неотесанным деревенщиной рядом со столичной красавицей, хотя, кажется, роль красавицы здесь отводилась именно ей.
— Милая Лиз, все ли хорошо? — трепетно спросил Лэрд.
— Право, вы слишком меня опекаете, — она постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее. — Конечно, все хорошо. Я скоро вернусь, вы не успеете соскучиться.
Шаг, второй, еще десять шагов в сторону подсобного помещения, обогнуть не тот столик, словно она не помнит — куда ей идти и оглядывается…
Лиза очень естественно налетела на стул возле Волкова и перевернула его. Не зря они с маменькой долго тренировались: девушка просто случайно споткнулась. Лизу эти уроки всегда очень забавляли, и вот — мамина школа, как нельзя, кстати. Выбора у нее нет, неизвестно встретит ли она этого человека, выпадет ли ей шанс снова.
— О, Госпожица! Я такая неловкая!
Волков вскочил:
— Барышня, воды? Вам плохо?
— О, нет, прошу вас, простите! Сударь, — обратилась она к мещанину, взмахивая широким рукавом. — Приношу свои извинения, я испортила вам завтрак.
Мещанин пожал плечами, мол, бывает. Лиза надеялась, что Волков не дурак, поймет к чему вся эта сцена.
На Лаки лица не было, когда он подбежал к ней.
— Милая Лиз, что случилось? Вы обидели девушку? — накинулся он на Волкова.
— О, нет, нет, — вскрикнула Лиза и закрыла лицо платком. — Я… Я такая неловкая! И вы такие вопросы задаете, лир, что я вспомнила нашу семью и…и…
— О, Лиз, — в голосе Лаки звучало сострадание.
Ганг яростно допиливал блинчик вилкой: какие щенячьи глаза у этой имберийской дубины… Неприязнь к Лаки Лэрду вдруг остро кольнула, да так, что Ганг с удивлением прислушался к себе. Что это? Чувство было незнакомым.
Горничная из номеров, топая, ворвалась в залу, и, подбежав к господам, едва присела в реверансе — что это был за реверанс! По лицу Лаки скользнуло невидимое раздражение, и Лиза мысленно усмехнулась.
— Извольте ручку, барышня, провожу вас, — суетливо проговорила горничная — рыженькая, пухленькая, в конопушках и совсем молоденькая, Лизина ровесница. Половой одобрительно кивнул ей головой. А он расторопен: сначала бросился за горничной, потом уже пришел поднимать стул.
Лиза быстро, как будто случайно, взглянула Волкову в глаза и тут же обратилась к Лаки.
— Не волнуйтесь, прошу вас, лир, все хорошо, — она улыбнулась ему.
— Лир? Второй раз слышу: лир? Правильно услышал? Имбириец, что ли? Настоящий? — медведем заревел вдруг чернобородый купец, что сидел у окна, и Лиза успела заметить краем глаза, как резко вскинул голову мещанин. — В нашей глуши? А что забрались-то к нам, господин хороший, чай, не столица тут! А я все смотрю какое чудное на вас платье! Поворотитесь-ка, сударь, поворотитесь! Вы почем ткань брали?
Что ответил Лаки, девушка уже не услышала. Они с горничной свернули в один коридорчик, в другой. В дамской комнате она кивнула рыженькой, протянув монетку.
— Ступай, спасибо, что проводила, — та снова смешно присела.
— Благодарю, барышня! Все хорошо, барышня? Может надо чего, барышня? Может, постоять мне здесь? — зачастила, делая едва заметные поклончики.
— Ну, стульев тут нет, ничего не уроню, — криво усмехнулась Лиза. — А с остальным сама справлюсь. Горничная захихикала и убежала.
Слава Госпожице. Девушка осторожно потянула дверь, выглядывая наружу, и разочарованно распахнула ее полностью. Волкова не было. Зря она представление в зале разыграла.
Он не понял.
Вернувшись к зеркалу, она придирчиво осмотрела себя. Белая, как мел, а щеки полыхают и глаза блестят. Да уж, говорила мама, что выдержки ей не хватает.
Она намочила платочек водой, чуть поморщившись: в лучшей ресторации Межреченска вода была на диво ледяная, зато щеки и лоб остудила быстро. Б-р-р.
Надо возвращаться, а то с Лаки станется, придет прямо сюда и заведет свою страдальческую песню: о, милая Лиз, как вы себя чувствуете?
Лиза показала зеркалу язык, фыркнула и крутанувшись на каблучках вышла из дамской комнаты. Так, зала в той стороне, коридорчик, поворот, коридорчик… Но тут, выступив из-за занавески, которая полностью сливалась со стеной, Волков цепко и легко взял ее за запястье, и, прижимая палец к своим губам, потянул за занавесь. Лиза кивнула, чувствуя, как снова начинают пылать щеки.
— Надо поговорить, — это они шепнули одновременно. Лиза смутилась, а Волков спокойно кивнул.
— Придумайте какой-нибудь визит к модистке. Кленовая, 12. Столичная мода, госпожа Штолль. Скажите, знакомы, мама одевалась. Найдете, что сказать… Там встретимся, — и получив новый кивок, Андрей Егорович мягко выставил девушку обратно. Вовремя. Едва повернув за угол, Лиза столкнулась с Лаки.
— Я волновался. Все ли хорошо, милая Лиз? — имбериец имел вид встрепанный и сердитый.
— Да, конечно. Но здесь душно, лир. Я хочу на воздух, — она оперлась на протянутую руку. — Что от вас пожелал узнать тот купец?
— Удивительно бесцеремонной человек, — пожаловался Лаки. Лиза сдержала улыбку.
— Он купец, — вразумительно произнесла она. — Что делать, не все здесь могут похвастаться манерами. Особенно такими безупречными, как у вас, лир. Вы могли бы сделать хорошую карьеру в Межреченске, — подразнила она Лэрда.
Тот непонимающе взглянул на нее.
— Карьеру учителя, — пояснила девушка. — Тут много купцов, у всех дети, манеры после нового воцарения нынче в моде…