Тот кивнул, словно раздумывая: а стоит ли кивать? Однако, игнорировать вопрос начальства не решился и головой качнул осторожно, как будто не до конца. Ганг внезапно догадался, что Стива сбивает с толку поведение патрона.
Должно ли его самого это настораживать? Или все просто: Стив — подчиненный, а он, барон…
А он, получается, союзник. И да, как ни крути, союзники нужны им всем, и выбора нет. Может, это возраст? Излишняя подозрительность, ворчливость, сны, желание приуда… Приударить?!
Гангу словно стакан воды в лицо выплеснули. Ему что, понравилась эта девушка — Лиза Соцкая?
____
*Гасник — это пояс, шнурок, кусок веревки, которым подвязывают рубаху (и не только ее), устар.
Глава 22
В корреспонденции, полученной от капитана трансатлантического лайнера «Принцесса океана» Нормана брома, содержится следующее сообщение: «пассажир 1 класса барон Волфганг Винтеррайдер не обнаружен сегодня в своей каюте стюардом, обслуживающим барона. Накануне барон провел час за ужином в ресторане, где одновременно наслаждался концертом знаменитой Илоны Тимп. Барон не с кем не общался, и сразу прошел в свою каюту. Стюарта он отпустил сразу же, заявив, что хочет отдохнуть и попросил не тревожить его рано. Стюард не сразу не счел отсутствие барона стоящим внимания обстоятельством. Позже был произведен полный обыск лайнера, но сколько бы команда не искала барона, к настоящему времени найти его так и не смогли. Рано утром судно заходило в Тилон. Стоянка продлилась два часа. Лайнер покинули только те пассажиры, что плыли до Тилона. Кроме того, нами было обнаружено исчезновение еще одного пассажира, некоего служащего Джона Смита. К розыску Смита так же были предприняты все меры, которые ни к чему не привели»
Столичный листок, срочный выпуск, 21 день золотеня
Большая часть нашего мира уже подключена к телеграфной сети. Телеграфный кабель коренным образом изменил мир после того, как регулярно стал передавать информацию. Новости, которые раньше передавались за несколько недель, теперь доходят за считаные часы, а то и минуты!. Это ли не настоящая магия и победа человеческого ума!
Королевский вестник, статья
«Что нужно знать о новых технологиях, которые прямо сейчас меняют мир»
Кому Бог велит царствовать, того он бережет
Народная мудрость
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Стойгнев. — Что-то ты побледнел как будто…
Винтеррайдер машинально потер лицо. Вторая жена, помнится, воды никогда не жалела. Несколько лет прошло, а ему нет-нет да вспомнится летящий в лицо бокал. Ганг потом еще долго носил с собой дюжину платков. По привычке.
Воды нет, а ощущения точно такие же.
Какие могут быть ч у в с т в а сейчас? Какие желания? Тяжелый год, тяжелый месяц.
А еще ему нельзя повторять своих прежних ошибок.
— Жену вспомнил, — буркнул он вслух, мрачно взглянув на князя, который ждал ответа. — Вторую. Думаю, ты видел в газетах статьи о ее гибели несколько лет назад.
Стив резко вскинул голову и предостерегающе взглянул на Ганга, а князь сразу же помрачнел и отвернулся к деревянному резному щиту, прикрывающему окна.
— Соболезную. Матушка твоя с Державиными лежит, — сказал повествовательно, разглядывая дали дворцовых парков. Царские сады пережили Смуту не в пример лучше своих хозяев.
— Благодарю. Да, Император оказал честь, — с такой же интонацией ответил Ганг. Он бы от этой чести отказался, будь его воля, но батюшка никак не мог.
Стойгнев грустно усмехнулся:
— А я уже никого не спрашивал. Закончились императоры. Положил Машеньку в мавзолей, — он повернулся и глянул потемневшими глазами. — Она — рядом с твоей матушкой, Ганг.
— Я смогу туда пройти? — голос вдруг подвел, и вопрос прозвучал неожиданно хрипло.
— Сходим, — пообещал Руб-Масаньский. — Но не в ближайшее время, прости. Ты-то с изгнания там не был?
— Да, с пятнадцати лет.
— Потерпи немного. Мы сходим к ним, барон.
…
Гангу пятнадцать лет. Он — студент, и от этого почти счастлив.
Осень закончится для Винтеррайдеров изгнанием. Но Ганг об этом пока не знает. Осенины стоят на дворе. И после сбора урожая, после богатых ярмарок многие по древнему обычаю навещают своих родных, уже покинувших этот свет. И великая княжна Вера Александровна этот обычай блюла. Ганг имел возможность пойти с ней в числе малой свиты, но он, юный студент, вляпался в дуэль и пропустил возможность побывать у матушкиного камня. Как оказалось, надолго.
А вызвал сам, такого же отрока — с т а р ш е г о сына.
«Поговаривают, барон, вас часто видят в бедных кварталах. Зарабатываете дешевую популярность у черни, совсем не надеетесь на наследство? Ах, да, вы же в т о р о й. Хлопский барон!»
Младший Винтеррайдер бросил перчатку, не дав прозвучать смешку. Сейчас думалось, да было бы кого вызывать! Но — юность горяча. Тогда Ганг казался себе героем.
А ведь это единственная его дуэль в Империи. Секундантом — Андрей, благо, он в столице. Рассвет над морем. Острое чувство любви к миру. Но не настолько острое, чтоб простить противника до дуэли.
Закончили быстро. Ганг выбил шпагу, бледный в синеву противник сдался, и барон сменил гнев на милость. Из стоявшей по одаль кареты выходит отец второго дуэлянта и кланяется Гангу. Он правильно понял этот поклон: папенька, в отличии от сыночка, оценил все перспективы дуэли со вторым сыном Третьего герцога. И не зазорным посчитал перед сопляком склониться.
Все вместе было не интересно и не героически, но самую малость приятно. На обратном пути они вовсю резвились с Волковым — пускали коней на перегонки. В Летнем Дворце их — веселых, возбужденных, юных — ждал мрачный Винзенс.
— Я порой думаю, что надо было пороть, — взгляд Третьего герцога наливался тяжелой темнотой. Но пороть, конечно, никого не стали, да и возраст для порки уже не подходил.
А что, надо было спустить «хлопского барона»? Никак нельзя. Не по чести дворянской.
Честь свою они, юнцы, ценили куда выше будоражащих разговоров о вольнодумстве.
Да и избирательное оно у них было. Князь прав, многие тогда следовали моде, но никто не собирался менять устои всерьез.
Дворянство — соль нации, лучшая часть, белая каста, вознесенная над чернью, удел которой жить на благо господ. Вот что во многих сидело покрепче всякого вольнодумства.
И старым обычаям не следовали, а те были милосердны к бедным. В древние века за смех над бедностью можно было и заушение получить.
«Помилуйте, кто в наше время живет по Старой Правде?»
Винтеррайдеры пытались. В двенадцать лет сыновья благородного отца должны выйти в народ и раздать милостыню, а заодно принять жалобы, коли такие будут. «Отец дает волю сыну в разрешении, но следит за его разумением».
Многие, очень многие подходили к этому весьма формально. «Помилуйте, сейчас не прежнее время, в двенадцать лет дружины не водят!»
А у вот у Ганга — все согласно обычаям. Сын высокого рода обязан заботиться о тех, кому хуже всех. Учись принимать правильные решения, сказал отец.
И младший Винтеррадер на свое двенадцатилетие попал в нищие кварталы столицы. Его, разбалованного маменькой, удивили лачуги и своим видом, и своим размером. В саду юной княжны Анушки Соловьевой, куда Ганг ездил с детскими визитами, кукольный дом куда был больше, да выглядел не в пример наряднее. Анушка проводила там чаепития с куклами и гостями — все, как у взрослых.
И вот Ганг, чистенький, хорошо одетый, отчаянно напрягаясь при виде э т и х людей, раздает золотые. Да, за спиной гвардейцы отца, но Госпожица, как же это невозможно!
Но он старается держать лицо и берет записки от тех, кто смог их написать.
Потом в канцелярии Третьего герцога их внимательно изучали вместе с Гангом.
— Люди обратились к тебе, — сказал ему Винзенс. — Если они не получат помощи, это значит, что младший сын великого рода — пустобрех, думающий только о красоте платья.
— Порой совершенно не понятно, что они хотят, — жалобно ответил Ганг. Отец пожал плечами:
— Ты разве не знаешь, где их искать, чтобы задать уточняющие вопросы?
И Ганг ездил в предместья. И Стива с собой брал. Они тогда все время проводили вместе. Стив, в отличии от охранников, многое подмечал и готов был обсуждать увиденное с Гангом.
Но, если честно, то те дни Ганг втихаря мечтал, чтоб этой благотворительностью занимался кто-нибудь другой. Управляющему можно поручить. Он подберет… человека.
Дядюшка рассказывал, что многие посылают в честь дня рождения сыновей дары мольцам. Те сами распределяют — что, кому, сколько. Это естественный ход вещей, говорил дядюшка, мольцы должны знать нужды паствы. Это их обязанность и не надо заниматься чужой работой!
После смерти матушки дядюшка словно исчез. Ну… Денег ему больше никто не давал… Матушка одна была добра к младшему брату. Винзенс же родственника терпеть не мог и взгляды имел прямо противоположные.
— Ты не можешь все перекладывать на других. Зачем тогда нужен ты? Нельзя пользоваться благами своего положения и избегать обязанностей, — батюшка смотрел хмуро.
Благотворительность в честь своего дня рождения Ганг расхлебывал несколько месяцев. И — не заметил, как втянулся. Перестал опасаться э т и х людей, внутренне передергиваясь от грязных рук с черными ногтями.
А потом его как-то задело то, что многие записки, были написаны уже давно: год, два. И нет, они не потеряли актуальности для просителей. Многие отдали за эту записку грош писарю и хранили ее для того, чтобы подать любому отпрыску высокого рода, который вспомнит старый обычай и завернет в предместья.
В лачугах на чудо надеются куда охотнее, чем во дворцах.
И дни Ганга после двенадцатого дня рождения полностью заполнены не только уроками. Оказалось, что мало дать распоряжение, надо еще проверить исполнение.