Лаки припарковал машину провинциала, как всегда, с изяществом опытного водителя, любящего удивлять публику своим мастерством.
И перед Лизой дверцу распахнул с той же безупречной элегантностью.
— Благодарю вас, любезный лир, — молвила она, борясь с неловкостью.
Лаки улыбнулся вежливо — он словно думал о чем-то — и, тряхнул головой, решительно сказал:
— Я не говорил вам, Елизавета Львовна, что я, пока вы проводили время у госпожи Ирмы, имел честь познакомиться с полицмейстером Прокопием Барановым. Очень любезный человек, крайне обаятельный, и супруга у него прелестная. Они очень любят свой край, это чувствуется в каждой мелочи. Нас пригласили на охоту, Елизавета Львовна.
— Нас?! — Лиза не сдержала голос и чуть не уронила пакет, перевязанный шелковой лентой. Между прочим, с охотничьим костюмом. Она прямо взглянула на Лаки, с невольным подозрением: Ирма же сказала, что они с ней одни в «Модах». Но ведь она не солгала?
— Не волнуйтесь! — успокоил Лаки, поняв ее по-своему. — Приличия будут соблюдены. Завтра к провинциалу с визитом заедет госпожа Баранова со своими прекрасными дочками: вы познакомитесь. Она пригласит вас на охоту. Не отказывайтесь. Это хороший способ завести новые знакомства, развеяться, а то — простите меня за это замечание — у вас весьма ограниченный круг общения здесь. Монастырь — все-таки не то, что нужно молодой девушке.
— И какова будет программа мероприятия? Вам уже сказали?
— Все как обычно, — Лаки улыбнулся. — Женщины собирают пикник, а мужчины тем временем охотятся.
— Боюсь, меня не поймут. Извините, любезный лир, но моя корзина будет… пустой, — Лиза качнула головой.
— Не берите в голову, — энергично возразил он. — Я предупрежу Саватия, и у вас будет самая богатая корзина.
— Не думаю, что стоит злоупотреблять его гостеприимством. Он и без того чрезвычайно мил и любезен, — заметила девушка.
А я и так, кажется, злоупотребляю… везде понемногу.
— Видите ли, милая Лиз, — засмеялся Лаки. — Я давно слежу за деятельностью Саватия. Вы знаете, что его обвиняют в ереси?
Нет, Лиза этого не знала. Сказать честно, теологию ей дома преподавали настолько поверхностно, что даже не спросили пересказ учебника, который однажды вручили и велели прочитать. Ничего удивительного, народники презирают теологию.
Лиза пожала плечами.
— Да, — подтвердил имбериец, — обвиняют и у нас, и у вас. А я считаю, что он следует верным путем, и ему нужно помогать. Я, но это секрет, дорогая Лиз, жертвую Саватию довольно-таки крупные суммы, и хотя раньше мы не были представлены, однако, он, разумеется, знает об этом. Крупных пожертвователей всегда знают. Я вообще-то богатый человек, просто мне лень сидеть в срединной Имберии и смотреть на овец и холмы из окон родового Замка. Так что не переживайте, Лиз, мы просто немного отщипнем от суммы моих вложений. Не возражайте! Не обижайте меня! Я продолжаю считать, что наш мир слишком много задолжал вашему отцу и просто пытаюсь восстановить справедливость! Будьте готовы: дня через три состоится все действо, говорят, что в этих краях как раз начнется женская осень.
— Бабья.
— Что?
— Правильно говорить, бабья осень.
— О! А я испугался быть невежливым и поэтому исправил! — Лаки улыбнулся. — Уговорил ли я вас, Елизавета Львовна?
— Я обещаю подумать над вашим предложением, любезный лир, — Лиза присела в легком реверансе, давая понять, что пора прощаться.
Лир Лэрд склонился в поклоне.
Глава 30
Несбалансированное питание, дефицит солнечного света и ограниченный набор местных видов продовольствия быстро ведут к высокой утомляемости, апатии, сонливости, снижению работоспособности. Во избежание этих неприятных состояний рекомендуется наладить режим сна и отдыха, по возможности, больше бывать на свежем воздухе, а главное, следить за питанием: в нём должны присутствовать и мясо, и рыба, и молочные продукты, но акцент необходимо делать на свежих овощах, фруктах и зелени.
Из медицинских рекомендаций для жителей Скучных земель
В последний год правления Александра Державина в Империи насчитали около трех тысяч сирот. Все они находились в частных и государственных сиропитательных заведениях, как правило, очень невеликих: некоторые из них могли принять только десять-двенадцать малышей. Уже через год после Смуты улицы городов наводнили беспризорные дети. Точное число их неизвестно, но отчетные документы народной милиции, при которой были организованы спецприеники для таких детей, говорят о 30 тысячах малолетних задержанных. Через два года их было уже 125 тысяч, а через пять — полмиллиона, но эти дети уже находились в приютах и детских домах.
Краткий очерк истории «Совета по спасению детей»
Любви, огня и кашля скрыть нельзя.
Народная мудрость
Над горизонтом висели туманы, и сырость их — пробирающая, стылая — чувствовалась даже в самом сердце замка, там, где жарко пылали камины. Но отчего-то нынче огонь не мог согреть древние стены, и Анна, прикладывая руку к темному камню, чувствовала, как где-то далеко разрастается снежная стыль, словно Оплот был… обижен? Рассержен?
По-настоящему сухо было, пожалуй, только в «Детском корпусе», построенным в годы не столь отдаленные, может быть, век назад, а, может быть, чуть больше. Здесь Анна не чувствовала не вытягивающий тепло холод стен, не напрасный жар каминов, — ничего, что заставляла бы ее с тревогой прислушиваться, гадая, не сходит ли она с ума, воображая то, чего нет.
«Детский» вел себя, как и положено любому человеческому жилью, а то есть, не имел плохого настроения и не пытался его навязать своим обитателям. И он отапливался отдельно, через котельную, которую построили задолго до Анны, по распоряжению старшего Винтеррайдера в первый год Смуты.
Однако, уже пару дней одна мысль беспокоила Анну, и сегодня она решила обойти все классы, проверяя свое подозрение. И на первый взгляд, волноваться было не о чем. В классах тепло, учителя и воспитанники спокойны, а дети даже примерны и благонравны. Уроки идут монотонно и неторопливо.
Слишком монотонно. Это оттого, что все, без исключения, были какими-то слегка сонными, словно местная погода давила и на маленьких, и на взрослых, и никому не хотелось шевелиться лишний раз.
Послушав уроки, посмотрев на коллег и детей, Анна вполне уверенно подумала о том, что детский дом надо перевозить в другой климат. Ей уже приходила эта мысль в голову, когда она только появилась в Оплоте. Но тогда она смотрела на все как сквозь толстое мутное стекло.
Конечно, Димитриушу ее идея не понравится.
Впрочем, переезд — это долгая история. Даже, если Анна немедленно напишет обоснование и отправит его с завтрашней почтой, в столице его получат не скоро, а, получив, отложат до установочного собрания Департамента народного образования. Иначе говоря, до Солнцеворота. И не факт, что с Анниными доводами согласятся. А теперь есть еще и Его Императорское Соизволение — речь все-таки идет про Оплот, а значит, главе государства о возможных изменениях доложат. А дальше, буде все пройдет без сучка и зазоринки, начнется бумажная волокита, подбор места, здания, переписки, комиссии… Полтора, а то и два года минет. Возможно, и Димитриуша переведут к тому времени в другое место. Или ее не оставят директором приюта.
Да, все это долго, а действовать надо уже сейчас, доступными ей методами.
Она тщательно переписала детское меню, введя туда больше овощных блюд и овощных же салатов. Еще бы зелень! Им нужна зелень, а ее слишком мало, но где здесь, на Севере, взять столько света, чтобы теплица работала полноценно?
Меню, отправленное на замковую кухню с дежурным, вернулось назад к Анне на стол быстрее, чем она ожидала. И принес его старший повар, еще молодой человек, назначенный совсем недавно. Кажется, он заменил своего же деда.
Анна предполагала, что спорить с ней прибежит эконом. Видно, отлучился куда-то.
Парень мрачно воздвигся с другой стороны Анниного стола, скрестив руки на груди. Молодая женщина быстро взглянула на его возмущенную физиономию и опередила вопросом:
— А вы своих детей чем кормите зимой?
Павел, его зовут Павел Семенович, вспомнила она, и он действительно заменил родного деда: их предки служили Винтеррайдерам какое-то безумное количество лет… точнее, веков. Они свои в этом замке, в отличии от нее и Димитриуша.
И она улыбнулась собеседнику как можно дружелюбнее.
— Я не женат, — сердито ответил он, заалев щеками. — Но нас в свое время кормили так же, и ничего…
— И ничего, — согласилась Анна. — Как-то выросли. Меня одно время вообще не кормили, сама искала, не всегда находила, но тоже — ничего, выросла.
Павел растерянно хлопнул глазами.
— Вы же из потомственных жителей Замка? — ласково спросила она.
Он кивнул.
— Ваши предки здесь жили столетиями. Не знаю, с кем сравнить вас. Может быть, с хансю? Что они, что вы… Вы уже вросли в этот край. Вы полностью привыкли к этой жизни и к этой погоде, — Анна вздохнула. — Понимаете меня? Нет? Эти дети родились в разных местах империи, может быть не на самом юге, не у моря, но совершенно точно в более приятном климате. Они и так сироты. А их еще гнетет эта погода.
— Это не погода гнетет, — повар вдруг тоже вздохнул, растеряв свой воинственный пыл. — Это совсем другое. Вы, наверное, в такое просто не верите, у вас же народническое образование. Вам кажется, что погода, а тут другое совсем.
— Север давит? — полувопросительно сказала Анна. — Старый договор не соблюден?
Павел неопределенно повел плечом.
— Я вам это объяснить не смогу.
— А кто сможет? — быстро спросила она. Разговор неожиданно перешел на тот вопрос, на который она очень хотела получить ответ.
Взгляд у него стал внимательным, пристальным, словно собеседник взвешивал-выбирал, что ответить… И выбрал:
— Господин барон, вечной ему радости, смог бы объяснить. А я только повар, и одно знаю, если мы в таких количествах будем резать овощи в салаты, то мы к Солнцевороту останемся ни с чем. А мне вообще-то гарнизон кормить, чтобы у них тоже, знаете ли, не было упадка сил.