Осколки на снегу. Игра на выживание — страница 68 из 109

— По нашему плану? — уточнил Царенцген.

— Да, — откликнулась она и спустила, наконец, кошку на землю.

* * *

Кайзер задумчиво постукивал пальцем по столу, словно не замечая Лотаря, который стоял перед ним на вытяжку. Второй раз ему сесть не предложили.

— Ты же помнишь о семействе Бертрам? — наконец, спросил государь.

— Да, Ваше Величество.

Климент медленно кивнул головой.

— Пора возвращать беглецов в стойло.

— Он один.

— Я знаю. Сделай себе пометку: Бертрамы падки на женщин, но хитры как врачи и потомство у них мало численно. Думаю, нам надо вмешаться в этот процесс. Н-нам нужно больше людей с т-талантами Бертрама, — монарх двинул бровями.

В отличии от жены, кайзер не любил кошек. Зато он уже вывел новую породу охотничьих собак. Пока вся порода помещалась в одной псарне, но — селекция шла…

Лотарь посмотрел на носки собственных туфель.

— Да, Ваше Величество.

— Ч-что «да»? — рявкнул Климент. — Н-надо у-узнать, ч-что они г-глотают, чтобы не п-плодить л-лишних д-детей и изъять. Я-ясно?

— Мы работаем над этим. Альберт Бертрам патологически недоверчив. Подружиться с ним пока не удалось никому из агентов, — бесстрастно доложил Харт.

— Он просто не дурак, — уже спокойно откликнулся кайзер. Он прикрыл глаза и снова заговорил медленно и монотонно, словно читая текст. — Он никого из мужчин близко не подпустит. Своих ребят не снимай, чтобы не вызвать у него подозрений. Но работай с девушками. Пусть мадам Клара подберет их по заданным типажам. Две группы — одну надо отправить в Империю, вторая — будущие мамы — пусть будет здесь. Пока. Только среди них должны быть здоровые, чистые девушки, а не сброд из элитного борделя.

— Я уже поставил задачу Кларе, Ваше Величество. Она ведет подбор. И она не в курсе для кого она работает.

Климент кивнул, не открывая глаз.

— Я рад, что ты понимаешь суть моих пожеланий. Кого ты выбрал для отправки к Бертраму?

— Я хочу действовать через доктора Грейса. У него прекрасный повод — он посещал лекции вместе с отцом молодого Бертрама, и он, независимо ни от чего, давно живет в Темпе. Вторым номером пойдет Шварц.

— Согласен, — кайзер неожиданно вздохнул и почти чисто, хоть и быстро, произнес то, что Лотарь мечтал услышать уже пару дней. — Если бы мы жили в другое время, я бы поставил тебя министром торговли и хозяйства. Увы, ты нужен здесь. Так что п-подбери кандидатуры тех, к-кто м-может хорошо работать и не будет в-в-вор-р-овать. Хватит т-тебе т-три дня?

— Да, Ваше Величество.

— Ступай.

Когда за Лотарем зу Хартом закрылись высокие двери, кайзер отошел к окну. Вечерело. В это время его жена всегда гуляет со своими кошками. Климент потер лоб. Снова встала картина перед глазами: его лучший щенок от любимой суки, прекрасный Верный с его ярко выраженной породностью, хорошими пропорциями, безукоризненно чисто бросается к белой кошке и… кошка тает в воздухе. Щенок недоуменно оглядывается.

Кайзер стукнул кулаком по подоконнику.

Кого носят фрейлины в корзинках?

На ком он сам, грах ее подери, столько лет женат?

* * *

Лотарь вернулся к себе в кабинет не в лучшем настроении. Гейц и Швац синхронно подняли головы и посмотрели на него с одинаковым выражением в глазах. Они явно уже заканчивали перлюстрацию писем, когда из щели приемного механизма вылетело еще одно. Гейц закатил глаза:

— Кому не спится еще?

Швац глянул на конверт.

— А не спится у нас Ирмалинде Блайхугер.

— Кто это? — нахмурился Харт.

— Новая фрейлина кайзерины. Прибыла ранним утром. В карете, — иронично изогнул уголки губ Швац. Гейц хохотнул:

— Очередная деревенщина!

— А ты у нас от великанов род ведешь, — осадил его Лотарь. Со своими на тему происхождения можно и шутить, и ругаться. Аккуратно.

— Как знать, — безмятежно отозвался Гейц. — Если не доказано обратное, то первое вполне возможно. Лотарь спрятал улыбку:

— Значит прибыла утром, и сразу уселась письма писать?

— Так маменька волнуется, — Швац пожал плечами. — Готов забиться: содержание там проще вареного гороха. Ах, столица! Ах, дворец! Ах, платье, ах, кавалеры! Я в обмороке! На меня посмотрели! — он неестественно дернулся на стуле и, закатив глаза, откинулся на спинку. Гейц заржал:

— Даже пробовать спорить не буду.

— Идите отдыхать, — устало вздохнул Лотарь, забирая письмо. — Я жду Фроса, заодно гляну, что там с платьишками и кавалерами у девицы Ирмалинды.

— Вы — лучший начальник! — гаркнул Гейц, блестя глазами. Лотарь пристально взглянул на него.

— И мы вас очень, очень любим, — заверил Швац, прикладывая к груди свои огромные, не по размеру, ладони.

— Проваливайте уже, а? — утомленно попросил Харт.

И, когда парни дошли до дверей, окликнул:

— Вино оставьте.

— А я говорил, он сразу засечет! — весело заорал Швац. Гейц повернулся через плечо и, чеканя шаг, промаршировал обратно, к столу, где и выложил фляжку, с таким сокрушенным видом, что даже самый бессердечный человек бы умилился.

— Осталось? — Лотарь поболтал посудину в воздухе.

— Хорошее вино, между прочим, — обиженно изрек Гейц. — Почти не пили.

— Спасибо, что заботишься, — с ехидцей поблагодарил Лотарь.

— Рады стараться, — с комичным подобострастием изогнулся подчиненный. За его спиной Щвац отвешивал шутовские поклоны.

Когда парни вывалились из кабинета, Харт зашвырнул фляжку в стол и, хмурясь, прочел имя на конверте: «Графиня Ирмалинда Святава Квета дум Кламлип зу Блайхугер».

Не исконная знать, из присоединенных. Интересно, как ее зовут дома: Свята? Кветка? Ирмалинда — тут понятно, давая имя, родители делали реверанс в сторону Исконных земель.

Зу Блайхугер — статус земель, собственность кайзера. Как дал, так и заберет — одним росчерком пера. Сам Лотарь тоже зу Харт.

«Вон» — куда почетнее. Но у него есть надежда, что за особые заслуги он получит заветное владение в свою собственность. У дум Кламлипа такой надежды нет. Во-первых, он не кажет нос в столицу. Во-вторых, зу Блайхугером стал его прадед, единственный из влашей, кто не поддержал восстание против прапрадеда нынешнего кайзера, — 100 с лишним лет назад.

Да, дела давно минувших дней! Ну, если за это время ничего не изменилось, то уже вряд ли изменится. Странно, что он отпустил наследницу во фрейлины. Насколько Лотарь помнил, других детей там нет. Проще было бы на месте выдать ее замуж за какого-нибудь тамошнего дума, да и принять его в род. Неужели они до сих пор парии среди своих?

Вольнодумство в Голубых холмах свило крепкое гнездо, да только зубы там не просто обломаны — вырваны с корнями. Ворчать они будут еще сто лет, а вот сделать им вряд ли что удастся.

Ну-с, посмотрим, что пишет графиня Ирмалинда папеньке с маменькой:

Здороваюсь с вами этим чудным осенним вечером, любезные родители. Завтра первый день моего дежурства, а сегодня я осваивалась во дворце и со всеми знакомилась. У меня столько впечатлений, милые родители, что я лопну, если не поделюсь с вами.

Я говорила с кайзериной, как с вами! Она меня поцеловала! Несколько раз!

Я видела самого кайзера! Сегодня! В первый день!

Ах, мои дорогие, я сейчас все по порядку расскажу.

На новом месте я устроилась вполне хорошо. Графиня Пакалис, на чье место я пришла, получила другие комнаты как готовящаяся к браку, и меня заселили в ее старый покой. Комнаты мои очень красивы, числом три, и еще личный будуар при спаленке, и вода и все прочие, необходимые для нашего существования удобства. Горничная наша даже счастлива больше меня. Она все переживала, что ей с низкой посудой придется по дворцу ходить. О, маменька, я знаю, что ты скажешь, что я слишком сближаюсь с людьми негожего звания. Но — маменька! Здесь я совсем одна, а она хотя бы знакомое лицо. Не о поэзии же с ней говорить.

Я хочу сдружиться со своими товарками, но девушки сегодня какие-то усталые. Графиня Пакалис вся в суете и, когда я начала ее расспрашивать, смотрела на меня так, как будто не могла взять в толк, что мне нужно. Я сразу вспомнила тетушку, помните, она говаривала, что подготовка к браку делает девушку глупой. Неужели и я такая же буду, любезные родители?

Графиня сказала только, что кошек нельзя трогать руками — у настоящих мецких шерсть особая, она рук не терпит. Мне это показалось не очень трудным. Девушки носят кошечек в корзинках. Кошечки очень дисциплинированы. Вот бы нашему полосатому Лео у них поучиться такой культуре поведения! Никогда я не видывала смирных кошек!

* * *

Лотарь отложил письмо. Сам он дел с кошками не имел и никогда не задумывался над этим. В его детстве кошки жили на складах и баржах отца, и было их великое множество — черные, полосатые, серые, разноцветные, рыжие. Лотарю не разрешали брать их на руки. Отец бурчал: «Они крыс ловят, а крыса во всякой заразе лазит». От того к кошкам маленький Лот испытывал смешанные чувства: и польза есть, и заразу могут притащить, из-за которой отец будет ругаться…

А позже с кошками его судьба не сводила, пока он не попал на этот пост.

Но ничего неестественного не замечал: у кайзерины кошки, она их любит, фрейлины ухаживают за ними как за детьми — так это любой ребенок во всех окрестных королевствах знает. И все к этому привыкли.

Но сейчас его вдруг это смутило, он помнил: на людей огромное портовое воинство лохматых и хвостатых смотрело на манер портовых грузчиков — с равнодушным презрением. Однако, грузчики были послушны, а кошки — нет.

Отчего ему самому не приходило в голову, что белоснежные любимицы кайзерины ведут себя словно выпускницы-монастырки на итоговом смотре… Или нет?

* * *

Они едят и спят по часам. Однако, здесь, во дворце я уже слышала, что они бывают сбегают и тогда поймать их может только сама кайзерина, а рыскают они везде и их видят в самых неожиданных местах.