— Моё! — засмеялся Майки.
Он был страшно доволен этот маленький принц.
— И запустить можно?
— Можно!
Берти, не веря себе, потрогал воду ладошкой. Майкл засмеялся, но не обидно, а как-то очень добродушно и рассыпчато.
— А запусти! Пустите, Его Выс… Запустите фрегат, Ваше Высочество, — наконец выговорил, спохватившись, Берти.
Майки, который уже держал в руках корабль «Королева Мария Александра» живо повернулся к нему.
— А давай ты будешь звать меня просто Майклом? Или Майки?
— Будут ругаться, — нерешительно заметил Берти.
— А все равно будут! — махнул рукой принц. — Давай тогда наедине?
И вот в этот самый момент распахнулись двери и раздался шорох юбок — старшие принцессы со своими воспитательницами пришли к брату.
— Ну и кто это тут у нас? — насмешливо спросила тоненькая девочка, что шла первой.
Берти запоздало раскланялся, сообразив, кто перед ним.
— Говорят, будущее светило медицины, следующий доктор Бертрам, — подсказала вторая с тонкой улыбочкой. Она была пониже сестры.
— Тогда отчего он тут? — требовательно спросила старшая принцесса. — А не там, где ему положено быть?
— Ее Величество Королева, наша царственная Мать, велела нам поиграть вместе, — спокойно молвил Майкл и звонко добавил. — Вдвоём!
— Ее Величество Королев, моя Мать, очень добра к тебе, — девочка смотрела прямо и нехорошо. — Ты этого не заслуживаешь. Цени милость Ее Величества и помни кто ты есть, глупый Майкл!
Он молчал. Принцесса перевела глаза на Берти и сказала насмешливо, обращаясь к сестре:
— У него какой-то глупый вид, не находишь?
Ее сестрица засмеялась.
— Почему у тебя такой глупый вид. Э-гей! я с тобой разговариваю? Или ты совсем дурачок? — принцесса щелкнула пальцами. Майки вскинулся, но Берти успел ответить раньше:
— Ваше Высочество, простите, я не различил всё, что вы говорили. Вы такая красивая!
Да, Берти слышал, как отец называл дам красивыми. Дамы улыбались и смеялись в веера. Принцесса же фыркнула:
— Действительно дурачок! Я начинаю бояться за будущее нашей медицины. Пойдемте! — и надменно задрав хорошенький носик, поплыла к выходу.
Когда двери захлопнулись, Майки вздохнул и виновато посмотрел на нового приятеля.
…
Сейчас не принц Майкл, а император Михаил в самом простом плаще сидел перед ними с Гангом и усмехался одной половиной рта.
— Я буду признателен, если поделитесь результатами своей работы, — он прямо взглянул на Берти, а потом на Ганга. — Когда я приглашал вас, обстоятельства выглядели несколько иначе. А теперь, сдается мне, вы не намерены объявляться в свете. Или я ошибаюсь?
— Нет, вы правильно думаете, не намерен. Во всяком случае в ближайшие дни, у меня нет этого в планах. А вам нужна гласность?
— Нет. Мне нужно другое, но об этом чуть-чуть попозже.
— Вы уверены, что я смогу это другое вам дать?
— Вполне.
— Вы знаете, какую силу будет иметь ваша доброта, если вы сделаете то, что желали?
— Мой секретарь изучил вопрос со всей тщательностью и ознакомил меня с ним. Я полагаю, что я вполне отдаю себе отчет в последствиях. Вы полностью вернете статус.
— Что потребуется от меня взамен?
Михаил посмотрел долгим взглядом. А затем молча выложил на стол две фигурки: солдата и парусник.
Берти и Ганг одинаково уставились на них.
— Сколько? — после паузы спросил Ганг.
— Всё, — серьезно ответил Михаил.
— И против… кого?
— Чужой стаи, что думает, что она здесь главная.
На него смотрели вдвоем и очень задумчиво.
— Я влип, Мастер, — честно сказал Михаил. — Поверил, хотя не должен был. Не оценил верно, признаю. Но я не стану очередной сакральной жертвой. С вами или без вас, я не намерен терпеть то, что происходит и готовится. И сейчас я зову в союзники вас.
Не признаваться же, что больше некого.
— Выбор за вами, господа. Но сделать его надо немедленно.
— Я ценю ваше доверие, Мастер, — и, пристально глядя в глаза Михаилу, Ганг протянул руку. — Но я не потерплю обмана, Мастер. Моя жизнь и честь принадлежит этой земле. Двойной игры быть не может.
Михаил не оскорбился. И ответил крепкий рукопожатием.
— Клянусь, я честен с вами.
Глава 38
В подвале у «Мелетина» весьма демократично, хотя и тут есть деление по платежеспособности. Публика там самая черная, у кого-то денег даже на низок нет. Так для них, у задней стены стоит большая бочка пива и работный люд, не имеющий монет, сразу идет туда, зачерпывать свою долю деревянным ковшом. Пьют прямо над бочкой, чтобы не проливать даром. А специальный человек рядом ведет надсмотр. А у кого не случается денег для оплаты заветного ковша, того заносят в тетрадь, дабы отдал за пиво, когда заработает, да и заклад берут. Тут уж ничем не брезгуют — и нательное белье в заклад идет.
Ночная жизнь и обычаи города Темпа, столицы Северной Империи, описанные Гарольдом Генри Харлоем, путешественником
Среди полицейских в Темпе есть так называемые уличные. У них много обязанностей, а среди прочего они должны следить за ценами на рынке и в мелких лавках, и за торговцами, и за тем, чтоб лавочники продавали свежие продукты, а горожане не задалживали им. На любую такую ссору могут призвать уличного, и, коль скоро он найдет, что ссора напрасна, или долг больше 10 серебряных, то может арестовать зачинщиков или одного должника. Да определить на работу, «до исправления» или покуда не выплатит долг. Уличные также ходят в ночной наряд на вверенных им участках, по очереди, числом по пять человек. Ночные их обязанности схожи с дневными, за исключением торговых дел.
Ночная жизнь и обычаи города Темпа, столицы Северной Империи, описанные Гарольдом Генри Харлоем, путешественником
Первая рюмка — для здоровья, вторая — для веселья,
а потом еще десяток третьих…
Народная мудрость, изреченная в каком-то кабаке
Эта неделя у Рябого не задался с самого первого дня, вот прямо с утра. Сначала его бросила баба. Сделала она это гораздо раньше, просто Рябой протрезвел только к утру первого дня недели, когда и обнаружил пропажу. Но баба, как полагал Рябой, дело наживное — ну, не единственная она у него и не первая — а вот то, что ни опохмелиться, ни пожрать нет, вот то и есть поганенько.
Еще хуже было то, что ни пол-серебряного не нашлось во всей хате, как бы он не сувался по углам и нычкам. А на последней ходке они хабар накопали знатный — это он помнил. Не мог же он все спустить? Или баба забрала?
А-а-а! Верняк. Вместе со своими котомками и его денежки прихватила, дрянь.
Рябой задумался. Голова раскалывалась, как будто кто-то злой и сильный воткнул туда бур и теперь с удовольствием проворачивал его в мозгах у Рябого. Он со стоном схватился за голову. Убей, не мог вспомнить как бабу звали и откуда он ее несколько месяцев назад притащил. Гуляли тогда знатно, тоже крупный куш был. Ну, значится у «Мелетина» в подвале все дело и сладилось.
А он на ней жениться хотел, чтоб честь по чести, стало быть, а оно вон как обернулось…
Рябой угрюмо оглядел свое логово и поморщился: хоть бы помыла напоследок, что ли.
Его потряхивало и морозило, и он с трудом переставляя ноги потащился на улицу — до лавки.
— А-а-а, Гаврило — не отвернешь от чарки рыла, — нелюбезно приветствовал его Сидор Косьмич, хозяин ближайшей лавки. Сегодня он сам стоял за прилавком.
— Трубы, Косьмич, — пожаловался Рябой. Как человеку пожаловался! Но Сидора в ответ перекосило:
— Долги отдай сначала!
— А я тебе должен?!
— А он мне должен?! Ха! — лавочник хлопнул себе по коленям. — А то нет!
— Много? — нерешительно прохрипел Рябой, с трудом размыкая горло.
— Семь серебряных с четвертью было, да третьего дня баба твоя взяла еще на два с половиною. А я предупреждал! Я велел передать, что больше не дам! — вскрикнул он и потряс долговой книгой перед лицом Рябого. — Плати старое сначала!
— Так до десятки еще четверть, — мрачно заметил Рябой, и тут до него дошло. — А почему так много-то? Какого третьего дня? Она ж убегла, котомок ее нет!
— Ну, что убегла — не диво, — спокойно ответил Сидор. — Диво, что задержалась. А я ваших дел не знаю. Ты привел ее и сказал, мол, так и так, Косьмич, моя баба, ей товар отпускай. Я и отпускал. Теперь не буду, коль разладилось у вас!
— А где она? Еще приходила? — живо заинтересовался Гаврила. — Она деньги мои взяла, Косьмич!
— Говорю, третьего дня была. Больше не видал, — лавочник пожал плечами. — Долг неси, давай!
— Косьмич, — взмолился Рябой. — Посмотри на меня, а? Ну как я такой-то? Запиши до десятки. Верну сполна! Здоровье поправлю, бабу найду, деньги заберу у нее…
— Тю! — Сидор заржал. — А прихватила она для того, чтоб отдать, что ли? Да, где ты ее найдешь теперь?
— Откуда привел, там и должна быть, — мрачно буркнул Гаврила. — Да, будь ты человеком! Я из-за нее не жрамши, ни пимши…
— Пил с утра до вечера, проспался — жрать нечего, — хохотнул лавочник. — А баба виновата, а? Виновата?
— Хабар большой был, — буркнул Рябой. — Некому взять, окромя ее. Помоги, а?
— Помни мою доброту, — вздохнул Сидор с сомнением. — На последний четвертной даю. Больше не получишь, ни на пол грошика ни получишь, пока не расплатишься. Понял?
— Как потратил последний грош, так никому не гож, — буркнул Рябой, вроде пошутил.
— А ты чего хотел? — заржал Сидор. — На Гаврилины пили, Гаврилу и побили.
Рябого передернуло. Он ту историю вспоминать не любил. Вмазать бы Сидору по его лоснящейся довольной роже, но… Не до того сейчас. Да и с Сидора станется зло затаить.
А его лавка — ближайшая к хате.
После, немного уняв головную боль, Рябой буквально стаскал себя на речку — собственное тело было тяжелым и не поворотливым. Холодная вода привела его в чувства и в свою, снова холостяцкую берлогу, он уже бежал, поперву громко лязгая зубами. А как добежал, так и человеком себя почувствовал. Бывало и получше, конечно.