твью. Задумываться над этим он стал тогда, когда ни через год, ни через два Дейран не понесла от него ребенка. И это обстоятельство до слез огорчало старину Самюэля на смертном одре.
Его смерть стала началом конца брака Ганга. Он не сразу это понял. Первые три месяца, пока шли все траурные и поминальные мероприятия, а Коилл расписал их еще при жизни, Дейран была трогательно несчастна и великолепна в темно-фиолетовых туалетах. Даже на оглашении завещания она сидела с прекрасной мукой на лице.
— Ах, оставьте, — сказала газетчикам, заломив руки, когда те толпой рванулись к ним после оглашения. — Мне нужен мой отец, а не его деньги. Она опустила вуаль, и две крупные слезы прочертили дорожки на ее нежных ланитах.
Она даже плачет, как настоящая Дева Неба, восторгались газеты в тот вечер. А Ганг сразу был тронут этим изящным горем.
Когда они вернулись в особняк, он, едва переодевшись, поспешил к жене полагая, что она нуждается в его утешении. Дейран не заметила его. Она кружилась в танце по своей огромной спальне, закрыв глаза и так улыбаясь, что Ганг, попятившись, бесшумно вышел прочь. Но он догадался, чему она так рада. Его догадка подтвердилась позже.
Завещание, в котором всё богатство Коилла хоть и переходило Гангу, но было выделено как доля Дейран, пришлось ей по вкусу. Фактически, оно развязало ей руки. Она даже насмешливо кольнула этим фактом Ганга, не зная, что именно он настоял на таких формулировках.
Старый Коилл хотел оформить все на Ганга еще при жизни и не сразу согласился с доводами зятя.
— Я уже потерял один раз все в экспедиции, — объяснял Ганг. — И хорошо знаю, что такое кредиторы…
— Потерял! — согласился старина Самюэль. — И тут же вернул в три раза больше! Ты уровнялся со мной, мой мальчик!
И хотя Ганг в ту пору имел на собственных счетах уже больше (и это, не считая других активов), он вежливо промолчал. Госпожа Удача, что было отвернулась от юного Винтеррайдера, передумала и весьма благоволила к его Южной экспедиции. А после Ганг сделал несколько крупных вложений в том числе и в Торговый дом Коилла, не отказавшись при этом от своей собственной компании. Этим он и обратил на себя внимание старика Самюэля. Внезапным богатством здесь было никого не удивить. Острова знавали и больших богачей, но огромные состояния, вывезенные из Южных морей, сгорали в вихре светской жизни за год. Ганг же повел себя как разумный молодой человек. Этим и понравился.
— Я сразу понял, — смеялся старик. — У нас появился новый крупный Шиш, а не очередная скороспелка! — и что есть силы хлопал зятя по плечу. Манеры старого Самюэля ничем не отличались от ухваток портовых грузчиков.
— Удача была на моей стороне, — улыбался Ганг, возвращаясь к спору о завещании. — Но эта дама чрезвычайно капризна, я бы хотел, чтобы моя жена была защищена.
Коилл отмалчивался, но однажды вдруг умилился:
— Как ты заботишься о моей девочке, — сказал он с чувством. — Я ведь виноват перед тобой — я так избаловал ее! Будь к ней снисходителен. Она не знала слова «нет»!
— Я надеюсь и не узнает, — с улыбкой перебил Ганг. Тесть остро взглянул на него и кивнул, соглашаясь. Что он хотел сказать? В те годы Ганг еще не всегда умел молчать в нужный момент.
Танец, нечаянно увиденный Гангом, неприятно поразил его. Он вдруг понял, что Дейран всегда демонстрировала ему только одну сторону своей личности: парадную.
А что она думает на самом деле? Ему не пришлось долго мучаться этим вопросом. И, когда Берти принес ему новости об измене Дейран, Ганг не очень-то удивился. Гораздо больше его поразила собственная реакция, он почувствовал облегчение, словно именно сейчас все стало на свои места.
— Что ты будешь делать? — тревожная озабоченность Берти его почему-то развеселила.
— Разведусь, полагаю. Отдам ей ее долю. С такими деньгами она не пропадет, — Ганг пожал плечами.
— С последним я бы поспорил, — не согласился Берти. — Но развод — решение разумное. Она, кажется, беременна от своего любовника, — он осторожно это выговорил, словно опасаясь реакции Ганга.
Это на самом деле было как-то обидно. И даже то обстоятельство, что некий виконт Валэрд, подданый Имберийской короны, околачивающийся на Островах уже несколько лет, оказался первой любовью и первым женихом Дейран, Ганг почти пропустил мимо ушей. Ну, не разрешил ей папенька замуж за виконта выходить, пригрозил состояния лишить. А там и Ганг подвернулся… Да было ли это важно по прошествию нескольких лет?
Для Дейран — да. Она с удовольствием выплеснула на Ганга свою старую обиду в день развода: он мог бы отказаться от брака с ней.
А первый разговор у них состоялся в тот же вечер, что и невеселый доклад Берти. Она сама вошла в покои мужа, едва он вернулся.
Красивая, решительная, с пламенеющими щеками, остановилась в двух шагах и объявила:
— Я беременна, — и тут же добавила насмешливо, едва Ганг вскинул на нее глаза. — Нет, не вы счастливый отец. От вас, к счастью, такой малости, доступной всем мужчинам, как сделать женщину матерью, вряд ли дождешься.
Ганг мысленно поморщился: получается, он ненавидела его все эти годы, а он ни о чем не догадывался.
— Полагаю, отец вашего ребенка желает заключить с вами брак? — ровно ответил он, и она на мгновение сбилась.
— Не так просто. Вы обязаны вернуть мне выделенную долю!
— Это как раз просто. Мы разводимся, ваша доля переходит под ваше управление. Сложностей нет, — флегматично ответил он.
Дейран, кажется, рассчитывала на более эмоциональный разговор. С чего бы? Они вечно говорили друг с другом так, как будто вели светскую беседу на глазах сотен присутствующих.
— Рада, что мой отец сумел разглядеть вас под конец своей жизни, — насмешливо молвила она. — И хотя бы составил правильное завещание.
Ганг поднял бровь, но разубеждать Дейран не стал.
Завещание действительно было правильным — для него. Невозможно представить, чтобы пришло в голову женщине против воли привязанной к нему денежным канатом? Впрочем, он не чувствовал ответного раздражения и не желал ей зла, и потому сказал доброжелательно:
— Позвольте вам посоветовать…
— Посоветуйте себе! — перебила теперь уже бывшая жена. — Это ведь вам придется как-то жить без денег моего отца!
Ганг снова поднял бровь. Кажется, Самюэль не зря боялся за будущность своей дочери. Дейран не видела очевидного, но верила в эфемерное. Впрочем, все это становилось проблемой виконта Валэрда. Он, конечно, игрок, но в конце концов, может оказаться рачительным хозяином капиталам жены — у него в срединной Имберии замок в разрухе. Случаются же чудеса. Да и Дейран все-таки дочь торговца, хватит у нее ума не отдавать все до грошика под управление мужа.
Развод они оформили быстро: Ганг заплатил всем, от кого зависела скорость. И следующий раз увидел Дейран через семь лет. Как ни странно, но едва ли не на своей второй свадьбе.
Глава 43
Глава 43
Барон Вольфганг Винтеррайдер, владелец Зюйд-Каритской компании, извещая о бракосочетании его с Эрнестиной Майэр, покорнейше просит пожаловать добрых людей для присутствия при священном обряде в Морской Собор
Из объявления о помолвке
Юбки страшно стесняют движения! И в дурную, и в хорошую погоду, бедным женщинам приходится изображать из себя парус. При сильном ветре положительно не возможно производить быстрых движений!
Женский журнал Эрнестины Майэр
Ревновать мужей или жен — делать их глубоко несчастными.
Неизвестный мудрец
Эрнестина — орлица диких южных земель. Только имя выдавало в ней полукровку. Там, откуда был родом ее отец, оно пользовалось популярностью. И матушке ее — как водится, дочке вождя, почему-то именно они чаще оказывались в объятиях светловолосых пришельцев — имя это нравилось, хотя она назвала дочь на свой манер Грнст Эрнстна — парящая орлица.
Эрнестина не просто парила. Там, где появлялась эта женщина, всегда был шум, блеск, скандал, а то и драка. Эрнестина, увезенная отцом от матери в возрасте лет трех, не помнила дикий Юг, но вполне унаследовала нрав соплеменников матушки: без скандала день прошел зря. Она ярко ругалась и ярко мирилась.
Отец ее внезапно погиб практически на совершеннолетие дочери и оставил ей не так, чтобы много денег. Эрнестина нашла свой путь, она объявила себя репортером, чем по началу вызвала смех у обывателей.
До нее на Островах журналистика была сугубо мужской профессией. Но Эрнестина не просто нашла работу, она быстро стала популярной. Во-первых, благодаря внешнему виду — она была заметна среди любой толпы, во-вторых, никто из женщин до нее не лез, задрав подол, в гущу портовой драки, чтобы написать репортаж с яркими эмоциями! Честно, говоря мужчины-журналисты такими подвигами тоже не могли похвастаться. Впрочем, та драка вошла в анналы Островов во многом благодаря высоко подоткнутой юбке Эрнестины.
Но, если коллеги-мужчины, отпуская шуточки в заметках про женщину-репортера, надеялись ее смутить, то они просчитались. На следующий день Эрнестина вышла из дома и вовсе без юбки.
Она шокировала общество брюками. И это был не костюм северянок, кои носили брюки под юбку с очень высоким разрезом — удобно для верховой езды — это были самые настоящие мужские брюки-гетры!
Говорят, в тот день на островах больше ничего не происходило.
Но парией, вопреки некоторым утверждениям, она не стала. На континенте ее бы затравили, конечно, но на Острова с восторгом воспринимали все новое: у Эрнестины мгновенно нашлись подражательницы. Они даже основали партию во главе с бойкой репортершей, которая так и называлась — «Женщины в брюках», и после еще долго веселили публику своими заявлениями.
Такой была юность Эрнестины. В молодости, всего-то года четыре спустя, она уже держала свой журнал и считалась экстравагантной, но вполне респектабельной девушкой. В 27 лет завела свой издательский дом и… познакомилась с Гангом.