— Да, верно. Но работу свою выполняет строго в рамках должностных обязанностей, настроение до визита имел хорошее. Он женился уже в Оплоте, и всегда торопился к супруге. Советовал Медведеву меньше изнурять людей тренировками. Сам отрабатывал только то, что положено по нормативу. Отчеты писал. По характеристике Медведева, может быть прекрасным начальником гарнизона где-нибудь в провинции, где из врагов только вороны летают, — Бертрам пожал плечами. — Не особо лестно, как видишь.
— У Медведева вороны будут летать с докладами, — усмехнулся Ганг. — И являться на перекличку по утрам. А что-то более конкретное он передавал?
— По Вторушинскому более ничего. Но есть вещь, которая его гораздо больше нервирует. В одном из хозяйственных помещений сработала глушилка-ловушка имберийского передатчика информации. Сработала, и тотчас замолчала.
— Вот, — крякнул Стойгнев. — Налил воды. А с этого и надо было начинать.
При всем желании Берти не мог рассказать больше, чем передал Медведев. И не мог ответить на вопрос Ганга, а в какой именно нежилой части это случилось? Угадывать из столицы, кто, какой доступ и куда именно имеет — это все равно что тыкать пальцем в небо.
— Ясно одно, — пожал Берти плечами. — Имберийцы смогли завербовать кого-то из замковых слуг. Возможно, это кто-то из гарнизона.
— Но это всегда считалось невозможным, — медленно выговорил Ганг.
— Древняя клятва крови, — кивнул Стойгнев. — Но прошла уже тысяча лет.
— Нет, — перебил Ганг. — Ты сам побывал в объятиях снежников.
— Побывал, — согласился князь. — Больше совсем не хочется. Однако, в Оплоте не снежники ходят по хозяйственным помещениям.
— Надо узнать, кто из посторонних появился в Замке за последнее время, — хмуро уточнил Ганг и взглянул на Берти.
— Медведев занимается, — пояснил он. — Однако, от себя замечу, посторонних там сейчас целый детский дом с преподавателями и воспитателями, если уж мы посчитаем воспитанников за детей, которые в таких делах не могут участвовать.
— Им всем закрыт вход в определённую часть Оплота, — качнул Ганг головой. — Во всяком случае, Фрам говорил об этом. Да и побор людей он вел сам. Поверь, там мало посторонних и все они уже давно живут в Замке. Это может быть кто-то из новых лиц у кого, например, высокий допуск или не наложен запрет.
Они посмотрели друг на друга. Высокий доступ мог быть у Димитриуша и его жены. Но Димитриуш уехал. Жена?
— Фрам к жене Димитриуша испытывал какое-то удивительное доверие, — задумчиво выговорил Ганг. — Меня, помнится, это удивило, ее же навязали из Столицы. Сторонние взрослые люди — всегда были проблемой для Оплота. Но мы — увы — общались тогда через переговорник. Расстояние большое. Можно не так понять или ошибиться. Есть развернутая информация на эту женщину?
— Не хитра там информация, — вмешался Стойгнев. — Анна Николаевна Старостина, бывшая беспризорница, воспитанница Образцового детского дома столицы. Демонстрировала отличные успехи в учебе — получила красное свидетельство, была принята у университет без вступительных испытаний. На третий год обучения и до конца получила студенческое звание кандидата университета и больше его не теряла. Диплом 1 степени. Вышла замуж за воспитанника того же детского дома. Имела двоих дочерей. Семья погибла на Чижиковке.
— Значит, Фрам просто жалел ее, — задумчиво прокомментировал Ганг. — Он был чувствителен к такому горю.
— Возможно. Но на самом деле здесь есть тонкий момент. Когда бомбили Чижиковку, Анна была в заключении.
— За что ее задержали?
— За шпионаж, — весело хмыкнул Стойгнев, с ехидцей разглядывая вытянувшиеся лица Ганга и Берти.
— Имберийская шпионка? — медленно переспросил барон.
— Нет, анонимный доносчик обвинил ее в шпионаже на кайзера. Доводы и доказательства были изложены весьма убедительно. Однако, она оказалась чиста как слеза младенца. Ее выпустили. Как раз к этому времени разбомбили Чижиковку.
— Вывод прост, — Берти хмуро смотрел перед собой. — Либо она не виновна, либо организатор той бомбежки вывел своего агента из-под удара.
— Ценой жизни семьи? — не поверил Ганг.
— Вполне в логике имберийских псов, — рассеянно ответил князь вместо Берти. — Может быть, семья мешала очередным задачам. У имберийцев так принято, они смотрят на мелких агентов как на обусловленные р а с х о д н и к и. Если раньше это правило у них работало и по горизонтали, и по вертикали, то сейчас, скажем так, пирамида этой структура закостенела, и верхушка находится как бы над-, полагая себя недосягаемой и неподсудной. Однако, для мелких агентов ничего не изменилось. Разумеется, их об этом никто не информирует. Так что… К тому же она жена Вторушинского — и слишком быстро вышла за него замуж, ну, для скорбящей-то вдовы и матери…
Ганг и Берти переглянулись.
— А у вас, князь, — осторожно спросил Ганг. — Есть какая-то еще информация о Вторушинском?
— Есть, — кивнул Стойгнев. — Неуловимой батареей, которая разгромила Чижиковку, начав якобы Гражданскую войну против Узурпатора в осажденном городе, командовал Вторушинский. Мы получили косвенное свидетельство об этом некоторое время назад. И, кстати, не случись нашей встречи в Межреченске, которая изменила все планы, я бы до него добрался, хотя на тот момент у нас не было полной уверенности. Всегда лично хотел заглянуть в глаза тому, кто бомбил Чижиковку. А буквально только что мы получили подтверждение. Источник, конечно, гнилой, но — хм — излагает достоверно.
— Как это может быть? Гнилой, но достоверный? — поинтересовался Берти.
— Задержали двух верхушников. Ловили их по другому делу, но… Сироты, солдатские дети. Их отцы были в Неуловимой. И хорошо, что открыто болтали дома о рабочих делах.
— Это, правда, странный источник, князь. А если вам эту информацию просто подкидывают? — Берти смотрел вопросительно.
— Такого нельзя исключать, — согласился князь. — Ту батарею потому и прозвали Неуловимой, что за ней тщательно зачищены все следы. Документальные в первую очередь. Мы не могли найти списки, командира. Вроде как герои из народа вышли, сказали свое слово и благородно ушли снова в народ. Бесследно. Это, согласитесь, странно. Но все затянулось, как понимаете, официально расследование мы проводить не могли. А на массовую гибель одной группы солдат в те дни как-то никто не обратил внимание. В живых остался только сам Вторушинский, но он — их командир, и с ними его не было.
— Знаешь… Мне уже хочется вздернуть этого командира на рее, — негромко сказал Ганг и добавил, обращаясь к Берти. — Свяжись с Медведевым, пусть глаз не спускает с этой… его жены.
Глава 45
И в огне родилась она и вышла из глубины священного вулкана и поселилась на острове, чьи берега купаются в водах Великого Южного океана, потому шкура ее горит золотом, а глаза синее самых синих волн. Она — прекрасная женщина, она — Богиня, она — Золотая кошка, она — Великая Пума, она простерла милость свою на простого смертного и сделала его царем. Она ведает богатство и удачу, Она идет путем успеха, Она отгоняет зло. Она ведает верхнее и нижнее, Она владеет мудростью и знаниями, Она смотрит в будущее, Она благословляет землю и матерей народа. Она сильна и гибка, и чрево Ее наполнено и обильно. Дочери Ее подобны Ей цветом волос, Ее сыновья синеглазы, и небо завидует синеве их очей. Они цари народа, они мудры и велики, как дети Богини…
Легенда о Золотой Кошке, Древний Шинай
Когда шпион противника приходит следить за тобой, ты должен об этом знать заранее. Рассмотри его внимательно, подумай, как заставить его выполнять твои собственные поручения или притворись, дай ему ложные сведения и отпусти его, не выдавая себя. Так ты приобретешь еще одного шпиона, но кормить его будет твой противник.
Из древнего шинайского трактата
Если рыба клюет на наживку, то ей не стоит обвинять рыбака.
Шинайская поговорка
Мей сидела на постели, кутаясь в теплый императорский халат с вышитыми вензелями. Волосы вольными прядями рассыпались по спине. Михаил потянулся и погладил одну, потом вторую, перебирая пальцами легкий шелк волос. Она вздохнула прерывисто, словно жалуясь на что-то, но не решаясь сказать о том вслух.
— Не грусти, золотая моя, — ласково промолвил он. — Мы вернем твои кинжалы. Ты же из-за них расстраиваешься?
Она повернулась, ткнулась лбом ему в плечо, и тихо ответила, дохнув теплом, так что по коже побежали мурашки:
— Да.
И тут же завозилась, устраиваясь удобнее у него на плече, подтягивая колени к животу, сворачиваясь калачиком.
— Ты отдохнула? — нежно спросил он.
— Не знаю, что сказать, — после паузы отозвалась она. — Какое-то странное чувство. В Шинае бы удивились… Или нет. Моя мать все же имберийка. Для шинайцев это многое объясняет. Знаешь, там говорят: «Убей врага в бою, и забудь о нем». А я помню всех…
— Милая, прости, что тебе пришлось снова это сделать, — Михаил прижался губами к ее макушке. — Я полагаю, что мы имеем дело с досадным совпадением, мы знали, что так может быть на улицах ночного города. И не думай. Не было выбора. Я не видел лица этого человека, но отчего-то даже на расстоянии, он вызвал чувство омерзения, гадливости и… Вот с чем я могу сравнить эти эмоции? Знаешь, что-то похожее я испытывал, когда мы сошли на берег Желтого острова — помнишь? — и обнаружили там полчища скорпионов. Правда, скорпионы были при свете дня и давали себя разглядеть во всем своем безобразии. А нападавший сразу нацелился на тебя. Должно быть, принял за парнишку и посчитал легкой добычей.
— Или понял, что я — женщина, — ответила Мей куда-то в царственную подмышку.
— Щекотно, — сообщил Император макушке.
Она хмыкнула, снова дохнув теплом, и приподнялась, заглядывая ему в лицо.
— Значит, ты тоже его так почувствовал. Я на тебя влияю, Майки, чем дальше, тем больше.
— Надеюсь, хорошо? А то, знаешь, вопрос кто кого больше испортил не может иметь однозначного ответа.