Коридор внезапно повернул в сторону, опускаясь еще ниже и явив Лизе с одной стороны древнюю мощь скалы, вдоль которой его проложили, а с другой — лестницу, ведущую наверх, и Лиза сразу же чуть не наскочила на девушку, по виду ровесницу.
Если ей и требовалась помощь, то явно не Лизина, потому что, увидев Лизу, она вскочила с нижней ступеньки, выставив перед собой совковую лопату, пахнущую весьма дурно, — еще немного и задела бы саму Лизу.
Несколько мгновений они разглядывали друг друга. Маленькое и грязное личико незнакомки блестело от слез. Она оказалась невысокой, очень худенькой, востроносенькой, в грязном послушническом платье, которое было настолько ей велико, что она попросту обернула вокруг себя его часть и подпоясалась веревкой. Из-под подола торчали тупые носки огромных сапог.
— Ты не подскажешь мне, как отсюда выйти? — Лиза постаралась спросить как можно мягче. Человека, который готов немедленно драться грязной лопатой, лучше ничем не раздражать. Девушка медленно опустила свое — без шуток — грозное оружие и оперлась на него.
— Я тебя знаю, — ответила она. — Ты — гостья преподобного брата и заступника нашего Саватия.
Гостья, отметила про себя Лиза, удивившись. Послушники ее называли племянницей, а это незнакомая девочка отчего-то нет.
— Но ты не должна здесь быть, — меж тем, строго молвила незнакомка. — Сюда запрещают ходить всем.
— Кажется, я зашла не туда, — как можно беспечнее откликнулась Лиза. Ложь далась легко, только отозвалась где-то внутри легкой кислинкой. — Заблудилась?
— Да, в Замке такое бывает, — согласилась девушка и посмотрела на лестницу. — Могу вывести тебя здесь, но ты, наверное, не захочешь пачкаться.
— А куда ведет эта лестница?
— На скотный двор, — ответила девушка, чуть усмехнувшись, и разглядывая Лизу.
— А оттуда я куда выйду?
— Во второй хозяйственный. А из него можно либо пройти в Первый и дальше, и так через все дворы вернуться к парадным покоям, либо выйти в Оставленный сад, и тоже вернуться к парадным. Ты же в Белых живешь?
— Оставленный сад? — переспросила Лиза. — Да, в Белых. Ты проводишь меня? Или тебе некогда?
Девушка блеснула глазами и нахмурила светлые бровки, словно заколебавшись.
— А тебе ничего рядом со мной идти? Не стыдно? — спросила она вдруг и впилась глазами в Лизино лицо.
— А что такое?
— З-запашок, — насмешливо ответила собеседница и крутанула лопату.
— Ну, скотина не фиалками пахнет, я знаю. Ты с ней работаешь, это понятная история, — пожала плечами Лиза. — Людей, которые работают, создавая еду, грешно стыдится. Однако, если ты занята работой, то я не буду настаивать. А если нет, то почему бы тебе и не проводить меня? А как тебя зовут? А то ты меня знаешь, а я тебя нет.
— Евлампия я. Все тут Лампой кличут, — она вдруг улыбнулась светло и радостно. — А у меня сейчас есть свободное время. Немноженько.
— А я — Лиза.
— А я знаю.
Они рассмеялись одновременно, уже с взаимной симпатией рассматривая друг друга.
— Здесь Лампой кличут, а дома как звали? — поинтересовалась Лиза.
— Так, Малаша, но не надо так. Говори, как все в Замке. А то матушка Акулина ругаться будет. Она не любит такого, самовольного. Порядок важен. И послушание. Сказали звать Лампой, значит, Лампа я. — Малаша вздохнула и попросила запинаясь, сделав над собой явное усилие. — Ты не говори никому, что я плакала и что я тут была. Вообще не говори, что мы встретились, да еще здесь.
— И у меня такая же просьба, — улыбнулась Лиза. — Не хочется матушку расстраивать.
— Не скажу! — обрадовалась девушка и посторонилась. — Поднимайся вперед, а то с меня еще посыплется, а ты в чистом, — и с затаенной мечтой в глазах оглядела Лизино платье.
Лестница оказалась неожиданно крутой и высокой, так что Лиза даже немного запыхалась под конец подъема.
— Не думала, что я так глубоко спустилась, — сказала она Малаше, когда они наконец, вышли в узкую дверь — копию той, в которую вошла Лиза.
— Ты очень далеко зашла, — буднично откликнулась та.
— Вот куда я зашла, я даже не знаю! — улыбнулась Лиза.
— Коридор ведет в нижнюю тюрьму. По правде, говоря, там заперто, ну, мне так рассказывали. Я сама не знаю, потому что я боюсь от ступенек-то отходить, — Малаша начала разматывать верхний платок, который когда-то — очень давно — был белым.
— А заперто почему?
— Ну так там древние камеры для преступников, призраки всякие. Ну, говорят, что это узники тех веков — злющие! Тут же ведьм и колдунов держали. Они умерли, а грехи их не отпустили. Умерли, а все равно в тюрьме остались — и выйти не могут. А людей подманивают. Вот их брат Саватий, чтобы не бесчинствовали, и запер своей молитовкой. Ну и замок тоже навесили, конечно.
— А! — неопределенно ответила Лиза.
На скотном дворе она была впервые и теперь оглядывалась с любопытством. Вернее, было бы назвать этот двор свиным. Великое множество хрюшек разных размеров занимались своими делами, не обращая внимания на двух девушек.
Может быть, Лизе и были интересны эти звери, которых она до того видела лишь на картинках — Полунощь имела свои ограничения — да куда сильнее оказалось желание заткнуть нос. Но отчего-то ей подумалось, что этим жестом она обидит Малашу, разрушив зарождающееся между ими доверие, и Лиза мужественно терпела, стараясь дышать не глубоко. Кажется, она переоценила свои силы. Она даже предположить не могла, что что-то может так вонять!
— Сюда иди, — позвала Малаша, указывая на отгороженный от общего двора чистый проход вдоль стены. — До конца, там повернешь, не ошибешься! Ну и снова иди до конца. У калитки меня жди. Я следом буду. Только стой у самой стены, не отходи. Сейчас все на обеденной молитве и на обеде, но мало ли, вдруг кто из-за дел своих припозднился? Увидят тебя — разговоров-то будет! Ой!
Лиза с некоторым облегчением заспешила по узкому проходу, стараясь не дышать и с ужасом думая, что еще немного и она бросится бежать. Неважно куда, лишь бы подальше от этого запаха. А ведь еще ждать Малашу!
Но Малаша пришла буквально следом.
Видимо, только скинула с себя большое верхнее платье, оставшись в послушническом, которое сидело на ней не в пример ловчее.
— Быстро ты, — улыбнулась Лиза.
Малаша, довольная, сверкнула ответной улыбкой.
— Да что там! Веревку развязать, из сапог выпрыгнуть, да верхние платки сдернуть! — она выставила ножку вперед и покрутила ей в воздухе. — Смотри, я даже тапки не снимаю — сапоги-то огроменные!
— Тяжело же так, — посочувствовала Лиза. — Ты одна там, что ли?
— В это время одна. Ну, старшая еще бывает. Ходит, смотрит. Как чего углядит, так матушке жалуется. Вредная она, старшая-то наша. Матушка Акулина даже сама сказала, что она слишком много жалуется. Евлампия, говорит, столько грешить не успевает, сколько ты жалуешься, — Малаша весело захихикала. — Ты бы видела, как та вскраснела!
— Ты из-за нее плакала?
— Ага, — запретила мне на обед сегодня идти, — девушка махнула рукой. — Да и ладно, мне телятницы молока дают, не голодная. Но все равно обидно. Мамку чевой-то вдруг вспомнила. Вот и подумалось, не жилось дома-то, другой жизни хотелось. Ай! Тебе не интересно, наверное?!
Они были уже в саду, и шли по крайней дорожке вдоль глухой стены. Лиза с наслаждением вдыхала пряный воздух заброшенного сада полной грудью.
— А почему ты назвала его Оставленным садом?
— Ну, видишь, здесь ничего не делают? Рук не хватает. На следующий год и сюда доберутся. Вот, чтобы понятно было, мы его так и зовем. Не знаю, кто придумал. Зато сразу понятно, про какую часть сада разговор идет.
— Ага, — ответила Лиза. — Но ты рассказывай про свой дом, мне интересно. Я в настоящей деревне, если честно, не была ни разу.
— Ну, это понятно. Ты же богатая, — усмехнулась Малаша.
— Я?!
— Ну, у тебя отец и мать были не из простых. Опять же отец твой — сам Соцкий. Уж не голодом ты у него жила. У меня вот отца вообще нет. Ну, то есть где-то есть, но он с мамкой не стал жить. Она сирота, приданого нет. Ему такая зачем? Но, когда Калерия родилась, еще приезжал. Из-за этого и я потом родилась.
— А Калерия это кто?
— Так сестра моя старшая. Она тоже здесь. Но она уже все ступеньки прошла, отучилась и замуж вышла. Семен, муж ее, на праздничной службе мольцом станет, — похвасталась Малаша. — Им брат Саватий уже место назначил. Хорошее! В Осиновом! Он заместителем в консистории будет! Каля сказала, что это очень перспективно! Оттуда могут и в столицу забрать! А знаешь всё почему? Потому, что Каля с Семой очень верующие и на хорошем счету были все это время! Матушка Акулина даже Калю мою своей ученицей зовет!
Сомнительное достижение, рассеянно подумала Лиза. Впрочем, это их дело.
— Ты, получается, как твоя сестра хочешь быть? — с улыбкой спросила она, только затем, чтобы что-нибудь спросить.
— Не знаю, — повесила голову Малаша. — Каля умная, а меня даже отчим вертлявой звал. Вот и матушка Акулина говорит, что у меня шило в одном месте и смирения нет. А мамка смеялась, что я в ее породу — простодырая, а Калька в отца — себе на уме.
— А мама-то с отчимом как относятся, что вы в монастыре Неспящих живете?
— О! Мамка просила не ходить сюда, плакала. Так плакала! А отчим так орал, так орал! Он же из народников. Сейчас-то смирный, а раньше, говорят, прямо сильно был за них, весь из себя идейный. Он даже сюда приезжал, хотел нас забрать.
— И не забрал?
— Да где же ему! Он уже не молод, не тот, что раньше. Братия его скрутили да выкинули прочь.
— Не жалко отчима?
— Жалко! А Калька сказала, что я глупая, если бы он не прицепился к мамке, то может быть наш отец бы от своей жены к мамке ушел, а так… Да, только она тоже не права. Я ж помню, как к нам ломились, пока отчима не было. Мужики пьяные, знаешь, какие страшные? Мы с заколоченными изнутри окнами жили, чтоб не влез никто. И вилы мамка в доме держала. Они ж шары зальют и орут под окнами, мамку кличут: тебе какая разница, кто, непутевая? А как отчим появился, так все — всех отвадил. Сказал: то моя семья! Во как! А кому и бока крепко намял. Ну и присмирели. Нас, конечно, подразнивали. Ну и на мамку все едино косятся. Да и они с отчимом живут во грехе, у мольца не благословлялись. Ну, раз отчим от своих народн